Записки молодой матери. Любви с первого взгляда с дочкой у нас не было - и мне не стыдно

Как бы кто ни убеждал нас в обратном, к материнству нельзя быть готовой на 100%. Все обязательно пойдет не так, как ты себе представляла (если представляла вообще). Рождение детей и все последующие процессы, к сожалению, все еще окутаны клубком из страшилок, предрассудков и картинок идеальных младенцев из идеальных инстаграмов идеальных матерей. Что происходит за кадром — остается за кадром. Мы решили, что честный рассказ от девушки, которая так же, как и многие из нас, наконец-то жила своей идеальной жизнью в свои идеальные тридцать и ничего такого специально не планировала, сможет хоть немного прояснить ситуацию для кого-то. Екатерина Наливайко, которая недавно стала мамой, в ближайшие несколько месяцев будет рассказывать, как это произошло с ней.

Записки молодой матери: две полоски — это крест

Записки молодой матери: беременная — тоже человек

Записки молодой матери. Роды — он это видел

В кошельке у меня — убежденной атеистки — лежит икона святой Нино, купленная в Грузии во время беременности. Отличный символ того, что материнские чувства дают пинка любым законам логики. Сейчас мне кажется, что свою дочь я любила всегда, но на самом деле любви с первого взгляда не было. И мне не стыдно.

…После родов хорошо, но недолго. Бодрость, легкость и какое-то счастье размером с бегемота от того, что можно наконец-то полежать на животе — вся эта гормональная эйфория закончилась, когда захотелось в «секретную комнату». Лежа я была всемогущим Брюсом, а вот отойти от кровати на пару шагов оказалось нереальной миссией. В глазах резко темнело, ноги подкашивались. Медсестра помогла преодолеть этот маршрут в 10 метров туда и обратно, посоветовала «расхаживаться» и ушла на осмотр.

У меня была пара часов, чтобы передохнуть, пощупать пустой живот и все осознать. Только тогда, лежа на шуршащем подкладе из клеенки и кусков простыни, который уже порядочно пропитался кровью, я начала понимать, что это навсегда.

Татуировки выводятся, браки распадаются, визы заканчиваются, а ребенок — это навсегда! Стало страшно. Где-то в этой же больнице находится незнакомка, ради которой я, наверное, запросто я продам родину, брошусь на колючую проволоку или даже прокомментирую что-нибудь в интернете.

За время беременности я так толком и не смогла представить свою дочку реальным человеком. Она была для меня чем-то мифическим — то ли русалкой с рогом на голове, то ли единорогом с чешуйчатым хвостом. А в послеродовую палату мне принесли кулек, с выглядывающим оттуда розовым лицом.

Нина была похожа на меня в тот год 1 января, после нескольких ведер шампанского. Опухшие веки, расплывшийся нос и надутые губы, которые вдруг начали чмокать. «Хочет есть» — сообразила я, сунула грудь и зажмурилась — микророт обхватил ее с неожиданной силой. Мы были как аватар и его конь, или компьютер и флешка, или даже как мать и дитя.

А где обещанная эйфория от того, что у меня теперь есть эти 3 килограмма человека? Пока я чувствовала лишь страх. Как переодеть, не переломав тонкую шею? Как донести до раковины, не уронив? Как накормить, не задушив?

К тому же у меня все болело. Стоять, ходить и сидеть было невероятно сложно. Из меня литрами (как мне казалось) выливалась кровь, а грудь трещала по швам. Добавлялось к этому и общее угнетающее впечатление от послеродового отделения. Оно смахивало на фильм про зомби-апокалипсис, где по коридорам неестественными походками передвигаются бывшие люди. Выйти из палаты на проветривание или за слипшимися макаронами (которые мы ели, стоя у подоконника, как на барной стойке) было тем еще квестом.

В общем, страх и боль — то, что я ощущала все 5 дней в роддоме. Неудивительно, что за это время у меня не получилось как следует пропитаться материнской любовью.

А дома потихоньку началось. Муж взял отпуск, приехала мама, и у меня появилась возможность перевести дыхание и посмотреть на дочку со стороны. Прямо на глазах этот чернослив превращался в сочную сливку, и до меня начало доходить, что люди находят в младенчиках — они приятны на ощупь, волшебно пахнут молоком и присыпкой и спят самым сладким сном из всех возможных. Не говоря о том, что моя Нина была (естественно) самой красивой девочкой в мире.

Все происходило постепенно. Мы присматривались друг к другу, привыкали к новой жизни, мерялись характерами. И эта девочка открывала мне меня с новой стороны. Оказывается, в мире была куча чувств, которые до этого я не испытывала. Может, они и называются «материнскими»? Проблема в том, что их невозможно описать тому, у кого нет детей, их просто не с чем сравнить. И чем дальше — тем они становились сильнее.

Но окончательно я влюбилась в дочку только к концу первого месяца, когда она, наевшись, лежала у меня под мышкой. Я вдруг почувствовала себя гигантской птицей с затекшим от неудобной позы крылом, под которым прячется птенчик. Мне стало радостно за того, кого она полюбит, захотелось избить каждого, кто ее когда-нибудь обидит, я почти ощутила во рту вкус ее первой сладкой ваты. И поняла, что мне будет абсолютно не важно, какую профессию и сексуальную ориентацию она выберет, сколько раз ошибется и как часто будет звонить — я просто буду всегда ее защитой с острым клювом. И моя миссия отныне — не испортить то, что в ней уже идеально сложено, а просто помогать и бесконечно любить.

От всего этого я, списав на гормоны, пустила слезу и сказала себе: «Привет, Катя-мама. А ты вроде ничего, давай знакомиться?».

Продолжение читайте на следующей неделе.