Закон судебной перспективы

Закон судебной перспективы

В этом году мы отмечаем своеобразный юбилей — десять лет назад в стране началась капитальная реформа уголовного законодательства. В действие были введены сразу три новых кодекса: Уголовный, Уголовно–процессуальный и Уголовно–исполнительный. Беларусь была первой среди стран бывшего СССР, столь решительно реформировавшей свою правовую базу. Сегодня начинается новый этап преобразований: разработана Концепция совершенствования мер уголовной ответственности и порядка исполнения уголовных наказаний. Об итогах смелого эксперимента, начавшегося в 2001 году, а также о дальнейшем совершенствовании законодательства мы беседуем с Председателем Верховного Суда Валентином СУКАЛО.

«Мы не ошиблись в выборе пути»

— Валентин Олегович, насколько сложным оказался десять лет назад переход на новую законодательную базу?

— У столь радикального реформирования были и сторонники, и противники, поэтому разгорались весьма острые дискуссии. Опасения имели под собой основания: ведь создание новой законодательной базы влекло за собой и изменение складывавшейся десятилетиями судебной практики. Вы представьте, одновременно должны были утратить силу более 50 действовавших на тот момент постановлений пленума Верховного Суда по важнейшим категориям уголовных дел! Кроме того, освоение и реализация новелл в законодательстве, ломка устаревших стереотипов не должны были ни на один день останавливать процесс осуществления правосудия.

Поэтому скажу откровенно: сложно было всем, кто имеет отношение к правоприменению, но особая роль возлагалась на судебную систему и Верховный Суд. Именно эти органы завершают уголовный процесс, дают окончательную правовую оценку тем, кто занимается дознанием, предварительным следствием, поддерживает государственное обвинение.

Последнее слово оставалось за Президентом. И, как я помню, в ночь под Новый год им было принято сильное решение: принципиально реформировать нашу общеуголовную правовую систему, а потом постепенно совершенствовать ее. По сути, на постсоветском пространстве мы были пионерами в столь коренном обновлении всех трех кодексов сразу.

— Каковы результаты того решительного шага?

— Итогом десятилетия можно считать высокий уровень законности и правопорядка в стране. Не произошло ухудшения криминогенной ситуации, наоборот — общее состояние преступности и судимостей последние пять лет постоянно снижается. Позитивные тенденции наблюдаются и в изменении структуры преступлений в нашем обществе — 90 процентов из них не представляют большой общественной опасности, это не тяжкие и не особо тяжкие преступления. В Беларуси невысокий уровень уличной, организованной преступности, ощутимо снизилось количество насильственных преступлений. У нас низкий уровень преступлений, совершаемых несовершеннолетними. Скажу больше: есть международные показатели, по которым считается приемлемым, если преступления несовершеннолетних составляют 10 процентов от общей преступности. У нас — 6 процентов.

Эти факты признаются не только нашими, но и зарубежными экспертами. А самое главное — это ощущается людьми. Хорошо известно, что все, кто приезжает в Беларусь, сразу отмечают спокойствие на улицах, а жители нашей страны в социологических опросах, различных оценках и мнениях говорят о высоком уровне правопорядка.

— Как изменилась за это время система уголовных наказаний?

— Надо сказать, что поначалу нас не все устраивало и в новом Уголовном кодексе. Все–таки  в системе наказаний сохранялось очень много репрессивных, карательных функций. И по инициативе Верховного Суда в 2003 году Президент направил в Парламент целый блок поправок в уже действующий УК, касающихся гуманизации уголовных санкций. Пленум Верховного Суда последовательно принял специальные нормативные постановления по таким видам ответственности, как лишение свободы, ограничение свободы, отсрочка исполнения наказания, условное неприменение наказания и осуждение без назначения наказания.

— Изменилась ли обстановка в местах лишения свободы?

— Несомненно! Последовательная и жесткая позиция Верховного Суда в этом направлении принесла свои позитивные результаты. Мы ежегодно снижаем число осуждаемых к лишению свободы, увеличиваем число осуждаемых к экономическим наказаниям, общественным работам, другим наказаниям, не связанным с изоляцией от общества. Достаточно сказать, что есть регионы, где штраф и лишение свободы в структуре наказаний сравнялись и составляют по 20 процентов. Это уже весьма близко к европейским стандартам. В итоге  в местах лишения свободы сегодня нет никакой напряженности, число находящихся там осужденных соответствует лимиту наполняемости этих учреждений.

— Значит, можно говорить, что цели, поставленные десять лет назад, сейчас достигнуты?

— Опыт применения реформ показал, что мы не ошиблись в выборе пути. И что те задачи, которые мы тогда перед собой ставили, сегодня выполнены. Но, разумеется, надо идти дальше. Уголовная политика не может быть застывшей, она должна соответствовать изменениям, происходящим в обществе, способствовать повышению уровня социального и экономического развития государства. Поэтому сейчас по поручению Президента разработана Концепция совершенствования мер уголовной ответственности и порядка исполнения уголовных наказаний.

«Надо радикально пересмотреть подходы»

— Какие вопросы затрагивает новая концепция?

— Если говорить обобщенно, она посвящена дальнейшей разумной оптимизации мер уголовной ответственности, смягчению карательных и репрессивных функций уголовных наказаний. Поэтому очевидно, что одним из основных исполнителей этой концепции будет Верховный Суд, поскольку назначение уголовных наказаний является исключительной компетенцией судов общей юрисдикции.

— Давайте, Валентин Олегович, конкретизируем основные новации.

— В проекте концепции содержится целый ряд законодательных предложений и новелл. В первую очередь это комплекс мер правового обеспечения проводимых в стране экономических реформ, развития малого и среднего бизнеса.

Дело в том, что в уголовном, таможенном, налоговом, административном законодательстве все еще содержится немало рисков, угроз, запретов и санкций, сдерживающих разумную инициативу и тормозящих хозяйственные отношения. Очевидно, что и разрабатываемая Директива № 4, о которой сейчас много говорится, не будет работать, если не получит серьезного правового сопровождения. В этом контексте следует продолжить декриминализацию некоторых экономических преступлений (исключая прямые хищения и коррупцию), убрать нижние и снизить верхние пределы санкций за отдельные правонарушения, запретить содержание под стражей до суда за эти преступления.

— Последний тезис особенно интересен... Можно ли подробнее?

— Да, мое мнение таково: люди, обвиненные в экономических преступлениях, до суда должны находиться под подпиской о невыезде, залогом или другими мерами пресечения, более мягкими, чем заключение под стражу. Много случаев, когда мы освобождаем людей из–под стражи в зале суда или даже полностью оправдываем их, но до этого решения человек содержится под стражей. Расследование дел об экономических преступлениях, как известно, длится очень долго — год–полтора. Потом гражданин оказывается невиновным, но его предприятие уже не работает, его имя дискредитировано и даже моральные и материальные компенсации не возмещают тех потерь, которые он понес, будучи под стражей.

— Новая концепция предполагает в целом пересмотреть систему наказаний за экономические преступления?

— Надо пересмотреть подходы к оценке этих правонарушений. Зачастую в условиях рыночной экономики они находятся на грани между уголовными преступлениями и предпринимательским риском, или нарушением финансовой дисциплины, нарушением каких–то инструкций... Исходя из этого следует принять презумпцию смягчения ответственности за такого рода правонарушения. Естественно, что все эти новеллы будут иметь обратную силу и, следовательно, повлекут пересмотр дел и наказаний для значительного количества лиц, отбывающих наказание за экономические преступления.

— Можно ли говорить об «экономической амнистии»?

— Я бы, скорее, сказал об очень серьезном смягчении ответственности для предпринимателей, оказавшихся в местах лишения свободы за экономические преступления. Кроме того, изменения должны коснуться не только уголовного права. Очень много сдерживающих барьеров и препятствий для свободной экономики продолжает оставаться в административном законодательстве.

«Мы прекратили необоснованное преследование»

— А ведь недавно были слышны предложения об усилении административной ответственности...

— Я думаю, сегодня это неуместно. Наоборот, следует радикально пересмотреть составы административных правонарушений, в частности, связанных с предпринимательской деятельностью. Ведь количество административных протоколов продолжает ежегодно возрастать. А суды только за полугодие установили более 20.000 случаев необоснованного привлечения к этому виду ответственности и прекратили административное преследование. И теперь граждане справедливо ставят вопросы о возмещении морального и материального ущерба... То есть такая практика, как видим, имеет достаточно серьезные правовые и экономические последствия.

— Отчего, на ваш взгляд, это происходит?

— Должностные лица и органы, имеющие право на составление административных протоколов, слишком буквально и формально используют это право. Причем зачастую на невысоком профессиональном уровне, почти не используют возможности устного предупреждения или прекращения таких дел по малозначительности.

— Можно ли привести пример?

— Пожалуйста. Вот, скажем, С. работал директором ОДО, которому принадлежал бар «Русский трактир». В связи со смертью жены для поминального стола он приобрел и хранил в холодильнике бара шесть бутылок водки. За это он был привлечен к административной ответственности: якобы за хранение спиртных напитков без документов, подтверждающих легальность их приобретения. Хотя все прекрасно знали, что именно в этот день и в этом баре состоятся поминки жены этого человека. Опуская совсем неоднозначную сложившуюся правовую позицию, очевидно, что и по этическим соображениям привлечение к административной ответственности С. было нецелесообразным.

— Случай действительно дикий... Хотя и не единичный. Как можно бороться с такого рода «перегибами»?

— Беда в том, что многие ученые и практические работники ошибочно и упрощенно сводят всю уголовную и административную политику к санкциям и наказаниям. А ведь действующее сегодня законодательство предоставляет широкий спектр возможностей при возбуждении уголовных дел, определении круга лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, направлении дел в суды. Не только законодательство, но и структура нашей судимости (где, повторюсь, неопасные преступления составляют более 90 процентов) дает реальные возможности для широкого досудебного прекращения дел. В первом полугодии этого года судами было прекращено около полутора тысяч уголовных дел по незначительным преступлениям. Но ведь это право предоставлено не только судам! Не следует искусственно создавать преступность и судимость, если достаточно применения мер дисциплинарного, финансового или административного воздействия.

Проиллюстрирую это следующим случаем из практики. Главный механик дистанции пути Барановичского отделения Белорусской железной дороги Г. дал указание подчиненным сварить металлические ворота и дверь, а потом установить их на территории жилого дома. Эти действия правоохранительные органы квалифицировали как хищение путем злоупотребления служебным положением. Но никто не принял во внимание то, что этот дом принадлежит не якобы «преступнику» Г., а самой Белорусской железной дороге! Очевидно, что при таких обстоятельствах ни о каком хищении не может быть и речи.

«Будущее за штрафом»

— Расскажите, каким образом концепция затрагивает систему уголовных наказаний.

— Анализ и поиск наиболее эффективных мер уголовного наказания — это была одна из основных задач Верховного Суда в прошедшем десятилетии. И в целом, как я уже говорил, практика назначения уголовных наказаний обеспечивает борьбу с преступностью, а благоприятная криминогенная ситуация в стране во многом есть результат такой практики. Но тем не менее мы видим и в этом направлении неиспользованные резервы и способы повышения эффективности деятельности судов общей юрисдикции. Часть из них заложена в проекте концепции. Имеющаяся структура преступности позволяет сегодня исключить из некоторых составов уголовных преступлений излишне строгие санкции, предоставить судам право более широкого выбора альтернативных наказаний для некоторых категорий осужденных.

— Какие меры для этого могут быть предприняты?

— Возможно, следует законодательно оптимизировать верхние пределы санкций некоторых составов уголовных преступлений, что неизбежно повлечет обязательное применение обратной силы и пересмотр уже состоявшихся судебных решений, как и в случае с экономическими преступлениями.

Следующая мера — сокращение такого очевидно неэффективного наказания, как ограничение свободы. Причем, не дожидаясь утверждения концепции, мы ориентируем суды в этом направлении. Проблема хорошо иллюстрируется следующей цифрой: в нынешнем году каждый четвертый из числа таких осужденных уже привлечен к уголовной ответственности за уклонение от отбывания этого наказания. Высоко и количество (30 процентов) случаев уклонения от наказания в виде исправительных работ. Все это порождает рецидивную преступность, уровень которой в этом году превысил 40 процентов.

Вместе с тем значительно снизился уровень повторной преступности при отсрочке исполнения наказания, условном неприменении наказания, осуждении без назначения наказания. Последнее постановление пленума Верховного Суда как раз ориентирует суды на более широкое применение этих видов ответственности.

— Валентин Олегович, а насколько эффективна такая мера наказания, как арест? Осужденные пишут в редакцию, что их содержание под арестом, причем при полной бездеятельности, наносит бюджету гораздо больший ущерб, чем те преступления, которые они совершили... На мой взгляд, это справедливое наблюдение.

— Вы затронули очень интересную тему... Арест, как вы знаете, это краткосрочное лишение свободы — вид наказания, введенный как раз десять лет назад. Я думаю, тогда это была своеобразная ступень к смягчению наказаний, связанных с лишением свободы. Предполагалось, что арест на срок до 6 месяцев позволит остудить те горячие головы, которые еще можно спасти, не приговаривая их к длительному заключению. Намерения были благие, но на практике получилось так, что сам режим отбывания этого наказания никак не связан с привлечением к труду, он иногда даже превращается в своеобразный способ «пережить зиму» для асоциальных личностей. Они там ничего не делают, содержатся за счет бюджета, и эти условия заставляют задуматься об эффективности такого вида наказания.

— А сколько людей сегодня приговариваются к аресту?

— Примерно 10 процентов от общего числа осужденных. И с точки зрения исправительного воздействия, с точки зрения возмещения ущерба, с точки зрения экономической целесообразности для государства я считаю этот вид наказания неэффективным. Поэтому, говоря откровенно, сейчас мы ориентируем суды на сокращение этого вида наказаний и его сроков.

— Что же, по–вашему, должно стать основным видом наказания?

— Будущее в структуре уголовных наказаний принадлежит денежному штрафу как основному виду уголовного наказания. В некоторых странах Европы, например, штраф составляет до 80 процентов наказаний. Он не только влечет возмещение ущерба, но и не требует затрат на содержание осужденного, наоборот — пополняет бюджет.

— Равно как и «сделки с правосудием» — мера, вызывающая немало бурных споров...

— Да, Верховный Суд неоднократно предлагал более широкие законодательные возможности для так называемых «соглашений» при условии выплаты компенсаций, денежных штрафов в прогрессивных размерах. Такое прекращение уголовного преследования можно было бы распространить и на некоторые виды тяжких преступлений. Существующее мнение о том, что в данном случае обвиняемый «откупается» от наказания, является устаревшим и ошибочным. Ведь размеры выплат настолько существенны, что это длительное время будет сказываться на образе жизни виновного, его родных и близких.

— Какие условия необходимы, чтобы новые меры наказаний приносили максимальный эффект?

— Они не принесут желаемого результата в том случае, если не будут сочетаться с современными способами профилактики правонарушений и полным использованием возможностей уголовно–исполнительной системы. Анализ состава заключенных в местах лишения свободы показывает, что к 30 процентам сегодня могут быть применены различные способы смягчения наказания или условно–досрочного освобождения. Все более широкое применение наказаний, не связанных с лишением свободы, сокращение количества заключенных неизбежно поставят вопрос также о реформировании структуры и определении роли департамента исполнения наказаний.

Таковы основные положения концепции, реализация которой рассчитана на пять лет.

«К изменению стереотипов»

— Насколько я понял, эта программа направлена в основном на дальнейшую гуманизацию законодательства?

— Вот от такого мнения я хотел бы особо предостеречь. В последнее время мы как–то слишком склоняемся в одну сторону. Трогательно заботимся об осужденных, забывая о потерпевших от их действий. Если речь идет о справедливости или гуманности, то почему–то эти понятия применяются только к тем, кто преступил закон. Некоторые газеты даже ввели постоянные рубрики, где публикуют письма из мест лишения свободы, не удосуживаясь проверять голословные, иногда клеветнические, обвинения, звучащие в адрес правоохранительной системы. При этом никто не публикует письма людей, пострадавших от конкретных преступников. Этот перегиб, на мой взгляд, очень тревожен и опасен. Он создает неправильное толкование самого понятия гуманности. Мне кажется, изолировать опасного преступника от общества — высшая степень гуманизма. А кое–кто полагает, что гуманизм — это вопрос, насколько комфортна и удобна изоляция для самого опасного преступника.

— Действительно, многие наши читатели, особенно пожилого возраста, тоже подметили столь странную трактовку справедливости...

— Вот поэтому я и хочу подчеркнуть, что концепция не предлагает всеобщей гуманизации и наступления некой «эры милосердия». Не исключено, что за отдельные составы уголовных преступлений ответственность, наоборот, может быть ужесточена. Следует ведь учитывать и общественное мнение, которое сегодня требует более суровых наказаний педофилам, насильникам, пьяным водителям. Кроме того, мы не можем абстрагироваться и от международных конвенций и соглашений. К примеру, у наших партнеров по Таможенному союзу — России и Казахстана — карательная практика судов является более жесткой.

— К чему стоит готовиться работникам правоохранительных органов и судов, чтобы новые нормы были успешно реализованы?

— К изменению стереотипов. К изменению отношения к ведомственной статистике, к изменению оценки результатов деятельности, более высокой степени координации и профессионального взаимодействия.

Автор публикации: Роман РУДЬ

Фото: Александр РУЖЕЧКА