Психолог о психотравме: «Уму непостижимо, к какому количеству абсурда и вреда мы адаптируемся постоянно»

Делимся с вами актуальным постом психолога Анастасии Рубцовой о психотравме. Как не придумать ее на ровном месте, но разглядеть, когда дело действительно плохо — читайте в интересном и доступном объяснении специалиста.

— Два слова скажу про детские психотравмы, а то в начале школьного года все страшно взволнованы. Кое-где в нашем-вашем фейсбуке договорились уже до того, что школа — в принципе любая — это для ребенка «травмирующий опыт».

Хождение в школу в маске — травмирующий опыт в квадрате.

И когда на перемене нельзя бегать по коридору — тоже.

С другой стороны, пишут некоторые, сидеть в карантине — тоже для ребенка ужасная травма (хотя далеко не все дети так считают). И вообще уместно вспомнить, что все мы «поколение травматиков», которым все равно не удастся прожить идеальную жизнь. И родители наши тоже поколение травматиков, а на бабушках и дедушках просто живого места нет.

Я не буду сейчас опровергать все сразу.

Но все-таки скажу, что стать травматиком, господа, не так уж просто. Надо немного постараться. И в травматики абсолютно точно не записывают целыми поколениями.

Да, даже если это поколение людей, выросших в гражданскую войну 20-х.

Нет-нет да и прорастут даже на обожженном поле здоровые росточки, а то и целые поля.

Потому что у человека есть такая штука, как адаптивность. Адаптивность — это способность подстраиваться под внешнюю среду и менять ее под себя. В этой адаптивности мы хоть и уступаем тараканам, но превосходим многих млекопитающих. Немного расслабились за последние 20−30 лет, но в масштабах эволюции это тьфу, давайте не будем себя недооценивать.

Мы как вид умеем адаптироваться к самым невероятным вещам.

К ношению корсетов и рыцарских лат. К хождению на каблуках. К планеркам и восьмичасовому сидению попой за офисным столом. К вождению автомобиля — оно, если задуматься, совершенно противоестественно. К тому, что можно сначала выпить бутылку водки, а потом занюхать черт-те чем, чтобы протрезветь.

Уму непостижимо, к какому количеству абсурда и вреда мы адаптируемся постоянно.

Не поцарапавшись даже.

Говорить «все мы травматики» — примерно то же самое, что говорить «все мы диабетики». Просто на том основании, что едим сахар.

Но в современном, как модно говорить, дискурсе психотравма стоит в одном ряду с непереносимостью глютена и беспроводными наушниками.

То есть у каждого приличного человека она должна быть.

Я не говорю, что никакой психотравмы не существует.

(Хочется выделить капслоком, но подозреваю, что это бесполезно.)

Но есть гипердиагностика.

Травма — это не то, от чего нам становится больно, неприятно и обидно.

Когда становится больно и обидно — это жизнь.

А травма — как разлом.

Может быть даже не больно, особенно поначалу, а мы просто в принципе не понимаем, что случилось. Понятно только, что свалилось что-то неназываемое и жуткое, а куда свалилось и чья это кость торчит — ничего не разглядеть в дымящихся обломках.

И не надо путать разлом с синяком. Синяк может очень болеть, некрасиво выглядеть и проходить долго. Но в конце концов организм залечивает его без следа. Перелом он тоже залечит, хотя и не всегда. Но неправильно сросшийся перелом делает нас инвалидами.

Теперь про адаптивность.

Все мы от природы адаптивны в разной степени.

Очень несправедливо, но факт.

Это не очень зависит от того, насколько нас любила мама и когда мы отказались от памперсов. Но сильно зависит от генетики, темперамента и врожденных наших особенностей.

Так что дело не только в том, какой величины бетонная плита.

Но и в том, на кого она падает.

А «не купили мороженку» или «не купили игрушку» — это вообще никакая не бетонная плита. Даже самый хрупкий зайчик в силах такое выдержать, в любом возрасте.

Да и поход в школу тоже не смертельно травматичен.

А дальше все зависит от индивидуального узора.

Травля в школе для кого-то окажется переломом, а для кого-то синяком. Ребенок, у которого от природы много жизненных сил и фантазии, может потом пересочинить историю травли в «так закалялся мой характер». И использовать ее для формирования такого, в общем, полезного качества, как способность игнорировать фоновый стресс и концентрироваться на важной задаче. Способность эта потом вполне может сделать его топ-менеджером корпорации. Или просто эффективным чуваком.

И так со всем.

Увольнение с работы. Рождение ребенка. Смерть родителей. Гибель мужа. Эмиграция.

Все эти вещи могут стать переломом, а могут не стать.

В общем:

• чем больше у нас жизненных сил;
• чем более здоровыми физически мы себя чувствуем;
• чем лучше умеем фантазировать и пересказывать сюжеты своей жизни так, чтобы в конце туннеля начинал маячить happy end;
• а еще — чем больше вокруг нас людей, готовых наши истории слушать. Или даже, может, не готовых, но вот у нас такое счастливое внутреннее устройство, что мы можем и фонарному столбу рассказывать свою историю —

тем больше шансов, что даже что-то очень больное со временем будет залечено, как синяк. И без всякой психотерапии.

Cкажу страшное, но даже изнасилование не для всех станет травмой. Кто-то отделается просто очень, очень больным и долго проходящим синяком.

И наоборот:

• чем выше наша общая тревожность;
• чем меньше людей, которым мы готовы жаловаться и вообще хоть что-то о себе рассказывать;
• чем хуже мы владеем в принципе словами —

тем неприятнее прогноз.

Травма рождается там, где и рассказывать некому, и голоса нет. Когда мы вынуждены переживать гигантское внутреннее нечто в безмолвии. А внутри все скомкано и полностью уничтожено.

Хорошая новость в том, что она обычно не случается от похода в школу в маске.

И от перехода улицы в неположенном месте.

И от обидного разговора с родителями.

Если уж даже жевание гудрона никому сильно не навредило.