«Требуются решительные действия по его спасению». 30 лет назад белорусский язык стал государственным
30 лет назад, 26 января 1990 года, белорусский язык получил статус государственного. Кто инициировал принятие соответствующего закона, кто поддерживал, а кто мешал его реализации и почему он действовал всего пять лет? Попытались ответить на эти вопросы максимально просто.
Каковы были предпосылки для принятия закона?
В декабре 1986 года в адрес руководителя СССР Михаила Горбачева были направлены три письма из Беларуси. 13 декабря к нему обратились участники Республиканского совещания молодых писателей, 14-го — члены Союза писателей, 15-го подключилась «тяжелая артиллерия» — представители творческой интеллигенции Беларуси. Среди них были народный поэт Пимен Панченко, народные писатели Василь Быков и Янка Брыль, народная артистка Стефания Станюта, народный художник Леонид Щемелев и другие (этот документ известен как так называемое «Письмо 28-ми»).
В последнем из писем констатировалось: «Мы переживаем сложный период в истории белорусского народа, когда требуются решительные действия по спасению (именно спасению, так как отдельные меры поверхностно-косметического характера положения не исправят) родного языка, родной культуры, а следовательно, белорусского народа от духовного вымирания».
— Удельный вес художественной литературы (в печатных листках-оттисках), которые выпускают республиканские издательства на русском языке, возрос с 89,9% в 1981 г. до 95,8% в 1984 г. Практически нет в Белоруссии и кинематографа на родном языке. Из полутора десятков театров в республике лишь три белорусские. Белорусский язык как рабочий язык и язык делопроизводства почти не употребляется ни в партийных, ни в советских, ни в государственных органах и учреждениях республики.
Авторы письма предлагали ряд идей (например, сделать белорусский язык рабочим в работе партийных и государственных органов). Но в ЦК КПСС отклонили большинство критических замечаний. А руководитель БССР Ефрем Соколов цинично заявил, что в республике существует полная свобода развития белорусского языка.
Но прошло всего два года, и в декабре 1989-го пленум Коммунистической партии Беларуси признал за белорусским языком право на статус государственного. Чем объяснить такие метаморфозы?
Прежде всего, позицией центра. В одном из своих выступлений Горбачев заявил, что коренное население советских республик имеет полное право утвердить свой язык в качестве государственного.
Существовал еще один важный фактор. Перестройка в тот момент была в разгаре. Уже был создан Белорусский народный фронт, который приобретал все большую популярность. Языковой вопрос был одним из козырей БНФ, и компартия решила преподнести его решение как свою заслугу.
Не будем забывать, что в среде партийных чиновников были люди, которые поддерживали идею придания белорусскому языку статуса государственного. Они решили воспользоваться удачной ситуацией.
Как был принят закон о языках?
В том же декабре 1989 года Верховный Совет БССР создал специальную комиссию (ее название — Комиссия по подготовке предложений о законодательном урегулировании статуса белорусского, русского и других языков).
Комиссию возглавила заместитель председателя Совета министров БССР Нина Мазай. В ее состав вошли министр образования Михаил Демчук, секретарь минского горкома КПБ (в будущем министр иностранных дел) Петр Кравченко, поэт Нил Гилевич и другие. Они разработали проект закона и вынесли его на общественное обсуждение. В парламент пришли предложения от более чем 20 тысяч человек. Около 15 тысяч из них поддержали документ.
26 января 1990 года проект закона вынесли на обсуждение Верховного Совета БССР 11-го созыва. Ирония судьбы в том, что полноценно белорусы выбирали следующий парламент (12-го созыва). А этот Верховный Совет фактически был назначен сверху (выборы проходили на безальтернативной основе).
На заседании поднимался вопрос двуязычия, но от последнего решили отказаться.
«Некоторые товарищи категорически настаивают на том, чтобы статус государственного придать в республике не только белорусскому, но и русскому языку, — говорил поэт Нил Гилевич. — Иначе, мол, русский язык будет обижен. На это можно сказать только одно: нет такого языка на свете, который мог бы быть угрозой ему у нас, в Беларуси. Не угрожает и закон, который мы обсуждаем, ни русскому, ни какому-либо другому языку.
Потому что каждый язык на своей земле, на этнической территории своего народа или является государственным, или занимает такое приоритетное положение, которое обеспечивает ему если не вечность, так долгую-долгую жизнь. У нашего языка другой земли, другой территории нет, и обеспечить ему будущее можно только здесь. И сделать это можем мы только сами, установив свои законы. Если же придать и русскому языку статус государственного, то положение нашего языка может стать еще худшим, чем есть».
В итоге закон был принят. За проголосовали 332 человека, против — 27, воздержались 9.
Но это был еще не финал. Когда Нина Мазай представляла проект закона, то упомянула о наличии поправок к нему. Неожиданно уже после голосования председатель Мозырского горисполкома Иван Кеник заявил, что некоторые депутаты не разобрались и якобы голосовали за поправки.
Председатель Верховного Совета, писатель Иван Науменко объявил перерыв, после которого… поставил на голосование эти поправки. В результате депутаты (при уже утвержденном законе) проголосовали за то, чтобы «по желанию родителей создавались дошкольные учреждения с русским языком обучения». Затем последовала очередь статьи о среднем образовании…
— Сначала мы просто растерялись и не поняли, что вообще делает Науменко, — вспоминал писатель Иван Чигринов (цитата по изданию «БДГ. Для служебного пользования», где был опубликован текст журналиста Сергея Шапрана). — И только тогда, когда была принята поправка, мы поняли, что это смерть закона. Мы начали требовать переголосовки.
Закон защищали Нил Гилевич, художник Василь Шарангович, ректор БГУ Леонид Киселевский, писатель Иван Шамякин, министр культуры Евгений Войтович и министр образования Михаил Демчук, художник Михаил Савицкий (позже он перейдет на другие позиции).
— В 1958 году в Минске было восемь белорусских школ, — заявил Александр Кузьмин, экс-секретарь по идеологии ЦК КПБ. — Когда же было введено правило, что родители определяют, на каком языке учить их детей, то мы получили заявления от родителей только четверых первоклассников с просьбой обучать их детей на белорусском языке.
В итоге спорные статьи закона были поставлены на голосование и вновь приняты в первоначальном виде. Закон был утвержден.
Каковы были положения закона? Как быстро он вводился в действие?
Возможно, в 1990-е годы коммунисты воспринимали принятие закона как торжество «националистов». Но сегодня, из 2020 года, поражаешься, насколько этот документ был либеральным и мягким.
Белорусский язык объявлялся государственным. Русский признавался языком «междунациональных отношений».
У Беларусі здаўна жывуць людзі розных нацыянальнасцей, гучаць розныя мовы. Аднак у апошнія гады сфера ўжывання мовы карэннага насельніцтва Беларусі, якое дало ёй імя і гістарычна складае асноўную частку жыхароў рэспублікі, значна звузілася, пад пагрозай апынулася само яе існаванне. Паўстала неабходнасць аховы беларускай мовы на дзяржаўна-этнічнай тэрыторыі. Такую сістэму аховы дазваляе стварыць толькі наданне беларускай мове статуса дзяржаўнай мовы Беларускай ССР.
Фрагмент «Закона аб мовах»
Закон не регламентировал употребление языка в неофициальных отношениях или в разговорах на работе между сотрудниками. В сферах транспорта, торговли, медицинского и бытового обслуживания могла использоваться «беларуская або іншая прымальная для бакоў мова». Техническая и проектная документация могла готовиться как по-белорусски, так и по-русски.
То есть в законе речь шла скорее о государственной сфере. Чиновники должны были знать белорусский и русский (ради объективности, последним они владели и так), уметь пользоваться ими в объеме, нужном для выполнения служебных обязательств. Делопроизводство должно было вестись по-белорусски. Сфера образования также переводилась на белорусский язык (в местах компактного проживания граждан другой национальности школьники могли учиться на русском или другом языке).
Граждане могли обращаться в государственные органы, предприятия и учреждения «на беларускай, рускай або іншай прымальнай для бакоў мове». Ответ им давался по-белорусски или, по их желанию, в переводе на русский.
В случае, если бы кто-то из чиновников отказывался рассмотреть обращение по-белорусски или по-русски со ссылкой на незнание одного из этих языков, его привлекли бы к ответственности.
Также Верховный Совет принял Решение о порядке введения в силу закона о языках. Так, чиновники должны были овладеть белорусским языком в течение трех-пяти лет. За пять лет на родной язык должно было перейти делопроизводство и дошкольное образование. За десять лет (к 2000 году) белорусскоязычной должна была стать система судопроизводства и вся система образования.
— Сроки ввода некоторых статей закона о языках были непозволительно растянуты, — рассказывал поэт Геннадий Буравкин журналисту Сергею Шапрану. — Но умом я понимал, что если мы начнем спорить относительно сроков, то закон о языках можем загубить. Тем более что существовала такая наивная и романтическая надежда: пусть появится закон о языках, а потом уже закон о введении можно будет подкорректировать: сама жизнь заставит это сделать. Хотя помню резкое выступление Василя Быкова на заседании рабочей группы [по разработке закона]. Василь тогда сказал, что сроки введения многих статей в жизнь погубят все наши начинания. Статьи эти надо вводить немедленно! Быков, как мудрый и прозорливый, осознал это лучше других. Но, к сожалению, оказался, так сказать, в меньшинстве.
Был ли реализован закон о языках?
Формально ответить на этот вопрос невозможно. В законе о языках предусматривалось, что окончательный переход на белорусский произойдет к 2000 году. Но уже в 1995-м произошел референдум, после которого закон был изменен.
Но даже по итогам пяти лет можно констатировать: до полноценной реализации закона было очень далеко.
Наибольшие успехи наблюдались в образовании. В 1994/1995 учебном году в первые классы с белорусским языком обучения пошло 75% детей. Всего по-белорусски в том году училось 40,6% школьников.
Но при этом так и не был создан Национальный университет, где все образование шло бы по-белорусски.
— На сёння (1995 год. — Прим. TUT.BY) адзіная ў свеце, паўтараю, адзіная ў свеце навучальная ўстанова, якая вядзе навучанне і выхаваўчую работу на беларускай мове, — гэта Беларускі гуманітарны ліцэй, у якім я маю гонар працаваць, — говорил депутат Верховного Совета Левон Борщевский. — <…> Няма ніводнай ВНУ, ПТВ, няма ніводнага тэхнікума, вучылішча, няма ніводнай сярэдняй школы, якая цалкам працуе на беларускай мове.
В своей книге «Дзевяноста пяты» депутат Сергей Наумчик приводил еще два факта. Как признался в том же 1995 году министр труда Александр Соснов, он — единственный человек в министерстве, который владеет белорусским. Представитель Министерства культуры и печати сообщил, что из 721 зарегистрированного СМИ на белорусском выходили лишь 146. И это спустя пять лет после того, как закон вступил в силу.
Можно согласиться с тем же Левоном Борщевским, который заявил, что для реалиации закона «трэба 15−20 гадоў вельмі напружанай працы». То есть даже в тех, максимально комфотных условиях закон был рассчитан на перспективу. Его принятие было результатом консенсуса в обществе, которое понимало важность сохранения родного языка.
Почему власть решила изменить количество государственных языков?
Тем не менее консенсус был нарушен уже в 1995 году.
Попытки провести рефендум и сделать русский язык вторым государственным предпринимались еще ранее, при премьер-министре Вячеславе Кебиче. Так, свой вариант закона предложили политик Ольга Абрамова, экономист Леонид Злотников и бизнесмен Александр Потупа, но в парламенте его даже не стали рассматривать.
Следующую попытку осенью 1994 года предпринял Сергей Гайдукевич, лидер организации «Народное движение Беларуси» (в будущем лидер Либерально-демократической партии). Но ему отказали шесть комиссий Верховного Совета и Министерство юстиции.
Причина — этот вопрос противоречил законодательству. «Закон о референдуме (народном голосовании»), принятый в 1991 году, запрещал выносить на него вопросы, «якія парушалі неад’емныя правы народа Беларусі на суверэнную нацыянальную дзяржаўнасць, дзяржаўныя гарантыі існавання беларускай нацыянальнай культуры і мовы».
Забегая вперед, отметим, что именно на это положение обращали внимание представители оппозиции БНФ, когда этот вопрос обсуждался в парламенте. Но, как писал историк Александр Курьянович, в ответ президент Александр Лукашенко процитировал статью 3 Конституции, в которой народ объявлялся единым источником власти. А значит, по его мнению, не было вопроса, который не находился бы в юрисдикции народа.
Тем не менее идея референдума возникла вновь и в этот раз была реализована 14 мая 1995 года. На голосование Александр Лукашенко вынес четыре вопроса. Один из них предусматривал придание русскому языку статуса государственного.
По мнению литературоведа и политического обозревателя Александра Федуты (цитата по его книге «Лукашенко: политическая биография»), «именно в Народном фронте [БНФ] Лукашенко видел главную угрозу потенциально возможной смуты, ему нужно было покончить с политическим влиянием БНФ раз и навсегда».
— Сделать это можно было, лишь рубанув ростки смуты под корень, отняв у «противника» его главные завоевания. «Завоеваний» у БНФ было всего два — принятие в государстве исторической белорусской символики и признание белорусского языка государственным. Это и следовало отнять, причем именно на референдуме, продемонстрировав еще раз, что «народ» поддерживает не оппозицию, а его, Лукашенко.
Ради объективности, завоеваний БНФ все же было куда больше. К ним можно отнести решающую роль в сопротивлении ГКЧП (речь о Минске), в отставке спикера парламента Николая Дементея и его замене Станиславом Шушкевичем, в том, что Декларация о суверенитете после провала путча получила статус конституционного закона (де-факто это означало провозглашение независимости Беларуси, де-юре это случится по итогам Беловежских соглашений). Впрочем, это тема отдельной статьи.
Но логика в рассуждениях Федуты очевидна. В этих действиях были отчасти заинтересованы и другие политические силы. А вот принятие символики и статус белорусского языка ассоциировались в общественном мнении в первую очередь именно с БНФ. Поэтому с психологической точки зрения все было рассчитано верно. К тому же вопросы, которые Лукашенко выносил на референдум, соответствовали ожиданиям его электората.
Как белорусский потерял статус единственного государственого?
11 апреля 1995 года в Верховном Совете должно было пройти голосование: депутаты должны были утвердить каждый из четырых вопросов, которые Александр Лукашенко предложил вынести на референдум.
Тогда оппозиция решилась на крайнее средство.
— Вычарпаўшы ўсе магчымасці, у знак пратэсту супраць антызаконнасці і згубнасці вашых дзеянняў мы аб’яўляем галадоўку тут, у цэнтры гэтай залы. Пачынаем яе цяпер, з гэтай хвіліны. Мы патрабуем выканання Канстытуцыі, законаў Рэспублікі Беларусь, свабоды слова і ліквідацыі цэнзуры… спыніць рабаванне народа і Бацькаўшчыны… Шаноўная Інэса Міхайлаўна [Драбышэўская]! Вы — міністар аховы здароўя. Прашу Вас прыслаць урача і зафіксаваць пачатак галадоўкі, — заявил Зенон Позняк.
Всего в голодовке в зале заседаний парламента приняли участие 19 депутатов фракций БНФ во главе с Позняком и БСДГ во главе с Олегом Трусовым.
— Потым, праз гады, мы абмяркоўвалі той момант з калегамі-дэпутатамі Апазіцыі БНФ і сышліся ў тым, што гатовыя былі ісці на смерць, — вспоминал в своей книге «Дзевяноста пяты» Сергей Наумчик, депутат парламента. — Напэўна, калі чалавек гатовы на смерць, калі ён бачыць канец жыццёвага шляху — гэта адчуваецца. Ва ўсякім разе, мне цяжка патлумачыць іншым, нечым рацыянальным, тое, што здарылася потым. Мы сядзелі тварам да дэпутатаў, глядзелі ім у вочы — а яны глядзелі ў вочы нам.
Шокированные депутаты, которые еще недавно в целом поддерживали президента, выступили против вынесения на всенародное голосование трех из четырех вопросов (в том числе вопроса о русском языке).
Ночью в зал заседаний были введены ОМОН и сотрудники Службы безопасности президента — всего несколько сотен человек. Они насильно выдворили участников голодовки из здания. По словам депутатов, их сильно избили и высадили из милицейских машин на теперешнем проспекте Независимости. А вот министр обороны Анатолий Костенко и депутат Михаил Тесовец доказывали на следующий день, что депутаты «угрожали кровопролитием». Позже Александр Лукашенко заявил, что он лично отдал приказ об эвакуации депутатов из здания в целях безопасности и оценил все произошедшее как провокацию.
На следующий день деморализованный парламент утвердил вопросы в том виде, на котором настаивал президент.
На референдуме за придание русскому языку статуса государственного проголосовали 83,3% (4 017 273 человека), против — 12,7% (613 516 человек). 192 693 бюллетеня в части этого вопроса признаны недействительными.
Итоги референдума по этому вопросу были предсказуемы. Как, к сожалению, оказались предсказуемыми и последующие события. Как отмечал еще в 1990 году министр образования Михаил Демчук, «как более сильный, русский язык, получив равный с национальным языком статус, окочательно перевесит над белорусским». В итоге так и случилось.
Уже к 2002−2003 годам число учащихся, изучающих школьную программу на родном языке, сократилось с 40% (в 1994/1995 году) до 26%. В 2010/2011 их осталось только 19%. К 2018/2019 году — 11,1%.
Добавим, что в среднем специальном образовании речь идет о 0,2% учеников, обучающихся по-белорусски, в высшем это 0,1%, в дошкольном — 9,1% (информация по последнему сборнику Белстата). То есть в какой-то степени история пошла по кругу и вернулась к ситуации 1990 года.
Да, в 1980-е годы в Минске на белорусском языке учился лишь один (!) ребенок — Настя Лисицына. А теперь действуют белорусские гимназии. Правда, как отмечали авторы письма к Горбачеву, в 1986 году около 25% первоклассников пошли в школы с белорусским языком обучения. То есть в этом вопросе за 30 с лишним лет ситуация лишь ухудшилась.
Но значение «Закона о языках» 1990 года это совершенно не умаляет. Не будь его, кто знает, звучал ли бы теперь родной язык на белорусских улицах.