Сергей Лозница снимет фильм по повести Василя Быкова

О своих планах он рассказал в приложении к газете «Ведомости».

— Что должно произойти, чтобы успешный документалист начал снимать игровое кино? Или между двумя видами кинематографа для вас сегодня нет никакой разницы?

— Неважно, какой фильм снимать, импульсом все равно становится впечатление. Отличие игрового кино от документального — тип материала, который получается. Однако в документальных картинах неизбежно возникает этическая проблема, которой нет в игровых: какие-то ситуации снимать просто нельзя. Если я покажу вам кадр, в котором человек совершает самоубийство, ваше отношение к нему будет меняться в зависимости от того, документальные это съемки или нет. Вот пример того, как этическое вторгается в наше восприятие материала.
Когда режиссер делает вид, что он свидетель, а показанное им в фильме — чистая правда, мне смешно.

— Интересно, что ваш фильм «Блокада» критиковали именно по этическим причинам — вместо того, чтобы завершить его на торжественной ноте, вы добавили эпизод с публичной казнью.

— Всего-навсего один эпизод, но он преображает это событие: блокада становится трагедией не одного города, но всего общества.

— Принято считать, что в документальном кино история рассказывает себя сама, а режиссер — ее свидетель, тогда как в игровом вы придумываете историю самостоятельно. Это не так?

— Я думаю, что это иллюзия. В любом случае вы вторгаетесь в материал своим присутствием. От вашего видения зависит то, как вы поставите камеру, каким будет монтаж. Изменится и сам материал. Одни и те же кадры в начале картины, в финале или в кульминации имеют разную ценность. Тут вступают в силу законы кино, которые формируют смысл. Нельзя говорить: «Было так, я сам видел». Камера все так или иначе исказила — одно и то же событие на крупном или общем плане меняется. Когда режиссер уже после завершения работы делает вид, что он свидетель, а показанное им в фильме — чистая правда, мне смешно. Он может говорить только о своем мнении и больше ни о чем! Объективны факты, то есть необратимые процессы: человек жив или мертв, взрыв произошел или нет.

— В вашей дебютной картине «Сегодня мы построим дом» все было по-честному: вы долго показывали, как рабочие занимаются фигней на стройке, а в финале возникал катарсис — построенное здание.

— Кадр построенного дома мы сняли через полгода после окончания основной съемки. А в картине он появляется, как по мановению волшебной палочки, на следующее утро. Таким образом создается метафорическое высказывание. Всего один план меняет смысл повествования.

— Многими «Счастье мое» было воспринято как тенденциозное высказывание: «Он показывает, какие гибэдэдэшники сволочи, но есть же и порядочные! И вообще Россию не любит…»

— Режиссер — и свидетель, и тот, кто высказывает мнение. Но финальное суждение принадлежит зрителю. Фильм порождает разные суждения, иногда полярные по своей сути — именно поэтому они принадлежат только тому, кто его смотрит. И это суждение зритель высказывает о себе. Так работает любое произведение искусства. Нечто провоцирует в вас познание самих себя.

— Как зеркало?

— Да. Почему я возмущаюсь? Что со мной случилось, когда я смотрел этот фильм? Что во мне есть такое, что вызвало негодование? Я получил впечатление — а потом начинаю думать…

— Какие впечатления помогли родиться фильму «Счастье мое»?

— Впечатления от рассказов. Есть там две новеллы, действие которых происходит в начале и в конце Второй мировой войны. Одна рассказана Василем Быковым, вторая — человеком, которого я встретил, когда мы ездили по России, снимая другую, документальную картину. История дальнобойщика, который заблудился и пропал, потеряв все документы, тоже правдива, хотя финал у нее другой. Случай на блокпосту, где избили майора из Москвы, тоже подлинный, произошел в 2003 году. Разумеется, вся моя картина в итоге — выдумка, но многие ситуации узнаются как подлинные. Американцы говорили, что «Счастье мое» — хорошо придуманный хоррор. Они себе представить не могли, что в жизни такое творится! А мы — можем. Над этим стоит задуматься.

— Если фильм — зеркало для зрителя, то для режиссера тем более?

— Ну а куда деться? Не знаю, что именно отразилось в «Счастье моем» — как правило, посторонние знают о нас больше, чем мы сами, но в картине автор присутствует всюду. Это мой выбор героя, манеры повествования, композиции. И той гармонии, которая все равно должна присутствовать.

— Если есть гармония, то в ней и заключается вынесенное в заголовок счастье? А то ведь слова «Счастье мое» звучат как злая ирония, и ничего больше.

— Это ирония, но не злая, а горькая. Такое уж у нас счастье. Вообще счастье — состояние, которое я испытываю, когда у меня получается то, что я задумал.

— Ваш фильм — череда встреч героев друг с другом. Какой была встреча актеров-профессионалов с непрофессионалами?

— Мне кажется, один из лучших эпизодов — с бродягами, которые находят грузовик в поле. Это не актеры! Эпизод я показывал профессиональным актерам, и они говорили: «Вау, а как же мы будем выглядеть рядом с ними?» И ничего — выглядят очень хорошо! Для меня важно, чтобы актер был естественным, а того, что у нас понимается под словом «игра», мне не нужно.

— То, что вы живете в Германии, а не в России, не помешало?

— Профессия режиссера предполагает путешествия, и в Германии я провожу от силы три месяца в году, а путешествую нередко именно по России: ищу, наблюдаю… Для меня это естественное состояние. Конечно, опыт пребывания за пределами советской территории помог. Хотя видение того, что в окружающем меня пространстве что-то неправильно, возникло у меня впервые лет в пять. С того момента я не мог понять, почему люди продолжают жить именно так. Хотя жить иначе было бы легко. Этот детский вопрос до сих пор никуда не делся.

— Что заставило вас взяться за экранизацию повести Василя Быкова «В тумане»? Эта книга не о подлости, а о благородстве.

— В советское время была одна очень хорошая экранизация Быкова — фильм Ларисы Шепитько «Восхождение». Я не согласен только с пафосом, который заставляет страдание отступить на второй план. Но Быков — писатель очень сдержанный, и его интересует именно страдание. «В тумане» — повесть о человеке, который попадает в безвыходную ситуацию и делает отважный выбор. Герой — человек чистый, и его логика кажется окружающим странной. Он говорит: «Как бы я мог совершить подлость, если я хочу жить? Если бы я жить не хотел, тогда бы подлость совершил». Удивительные слова. Об этом я и хочу снять кино.
 

Информация по делу

Сергей Лозница

Родился 5 сентября 1964 в Барановичах

В 1991 поступает во ВГИК, уже имея диплом инженера-математика, полученный в Киевском политехническом институте. С 1996 года снимает документальное кино
В 2001 переезжает с семьей в Германию
В 2005 выходит фильм «Блокада», основанный на хронике, получает премию «Ника» и Золотой приз на Краковском фестивале; к этому моменту картины Лозницы «Полустанок», «Поселение» и «Портрет» уже отмечены призами в Лейпциге, Оберхаузене и Карловых Варах
В 2010 его игровой дебют «Счастье мое» представлен в конкурсе Канн и остается без наград