Выше облаков

Кое–что о бане на пике Коммунизма

Если на вопрос: «Кто такой снежный барс?» — вы ответите в том роде, что это зверушка из семейства кошачьих, то все с вами ясно: о горах вы слышали мало. Потому что «снежный барс» — это тот самый настоящий друг, о котором пел Владимир Высоцкий. Это тот, кто «не скулил, не ныл», кто «хмур был и зол, но — шел», кто «когда ты упал со скал — стонал, но держал». «Снежный барс» — это тот, кто «шел за тобой, как в бой» и «на вершине стоял хмельной»: человек, на которого можно положиться.

Справка «СБ»

Звание «Снежный барс» появилось в СССР в 1961 году. Им, а также жетоном «Покоритель высочайших гор СССР» удостаивались только те спортсмены, которые поднялись на все семитысячники Советского Союза: пики Коммунизма (7.495), Победы (7.439), Ленина (7.134), Е.Корженевской (7.105), а также на пик Хан–Тенгри (6.995). В мире этого титула удостоены не более шести сотен человек, среди которых полтора десятка белорусов. Очередным «Снежным барсом» стал недавно минчанин Владислав Каган, с которым встретился корреспондент «СБ».

Для человека, которому под сорок или около того, слово «альпинист» ассоциируется, наверное, прежде всего с фильмом Станислава Говорухина «Вертикаль», где в главной роли Владимир Высоцкий и откуда родом немало его песен. Мужественные бородатые мужчины штурмуют гору, и в этих непростых условиях проявляются их истинные качества.

— Владислав, вы фильм «Вертикаль» смотрели?

— Конечно!

— Похоже на реальность?

— Есть моменты вымышленные, но в фильме очень хорошо передан сам дух восхождения. Так что могу сказать, что «Вертикаль» в этом плане очень крепкое кино. Однако вовсе не фильм повлиял на мое желание пойти в горы.

— А что?

— Случай. Альпинизмом увлекся во время учебы в политехническом институте. Записался в секцию горного туризма, съездил в альплагерь — и мне понравилось.

— В Крым?

— Нет, на Кавказ. В Крыму район больше скалолазный, а маршруты для альпинистов — это на Кавказ. Тогда еще были профсоюзные путевки и ездить было недорого.

— А что вас привлекло в альпинизме? Романтика?

— Не скажу, что это было что–то конкретное. Один раз съездил, второй. Втянулся и почувствовал — мне это надо.

— В «Вертикали» группа альпинистов под руководством опытного Виталия Ломова отправляется в Сванетию для покорения горы Ор–Тау. Что это: Сванетия, Ор–Тау?

— Про такую гору ничего не слышал — это, вероятно, художественный вымысел. А Сванетия — в Грузии, по ту сторону главного Кавказского хребта. Буквально несколько лет назад была там белорусская экспедиция, поднимались на гору Ушба. Это такая знаковая, очень известная гора. В Сванетии много маршрутов, в том числе и высшей категории сложности.

— Вот лезете вы в гору, лезете, а есть–то хочется. А вокруг ни картошки, ни помидоров. Что делать?

— В базовых лагерях проблем с питанием нет. А на верхотуре едим сублиматы: на газовой горелке снег растопил, что–то приготовил. Смеси витаминные в ходу. И к тому же обычно мы берем с собой сало, а это универсальный продукт.

— Спирт пьете?

— Берем. Но это так, вечерком пригубить перед сном, чтоб расслабиться. Больше в медицинских целях.

— А как боретесь с морозом?

— Здесь главное оружие — качественное снаряжение. Есть мази, но это для экстремальных ситуаций. Я вам так скажу: если двигаешься, то не замерзнешь. Бывало в моей практике и 40 градусов и больше. В горах температуру сложно измерить. Но основная проблема не в минусе, а в сильном ветре. Тогда и 20 ниже нуля могут показаться непреодолимой преградой.

— Не было такого в вашей богатой практике, что идете вы к вершине шаг за шагом, в снегу утопаете, вокруг пурга, не видно ни зги, мороз злой кусает за все места, за которые можно укусить, вы окоченели уже — на бровях сосульки, на ресницах иней. Идете и думаете: ну и зачем мне все это надо?

— Но все–таки иду. Вершина манит.

— Самое продолжительное ваше восхождение?

— На Нангапарбат в Пакистане. Туда очень долго добираться, до базового лагеря приличный трекинг нужно проделать. Плюс большая высота — это восьмитысячник, нужна хорошая акклиматизация, а значит, несколько выходов туда и обратно, чтоб к высоте привыкнуть. Все это занимает от полутора месяцев. А если с перелетами, то все два. Приходится брать отпуск за свой счет. Да и вообще альпинизм — это недешевое хобби.

— А где вы работаете?

— Я инженер–теплоэнергетик. Работаю в организации, занимаемся энергосбережением.

— Жена не жалуется на столь долгие ваши отлучки?

— У меня нет жены. А нет жены — нет проблем.

— Должен сказать, неудивительно. Мало того что дома альпиниста не застать — он или работает, или в горах пропадает, так еще и выглядите вы, альпинисты, после месячного пребывания в горах, как дикие люди: черные от солнца, заросшие. Какая женщина это выдержит?

— Ну, это неправда. Раньше, может, так и было, а сейчас в горах все цивилизованно: есть условия и помыться, и побриться.

— В тазике моетесь?

— На пике Коммунизма, например, в базовом лагере есть стационарная баня. И домики там комфортные вместо палаток, столовая. Все это, прошу заметить, на высоте 4.200. В Пакистане есть душ. Греешь воду и моешься.

— Да, никуда от научно–технического прогресса не деться, уже и в горы он залез. Скоро до того дойдет, что на пик Коммунизма поднимешься, а там ларек будет стоять с квасом.

— Это немного утрированно, однако на северном седле Эвереста — это в районе семи тысяч метров над уровнем моря — есть стационарная столовая, интернет.

— Насчет дороговизны... «Боевое» снаряжение для восхождения на Эверест, к примеру, если покупать с нуля, сколько будет стоить?

— Минимум тысяч 5. Одни только ботинки на тысячу потянут. Можно, правда, в Катманду покупать, там есть целые кварталы товаров для альпинистов. Прилетай с кошельком и закупайся. Через два дня будешь одет и обут на Эверест.

— А если подсчитать со всеми затратами, включая питание и перелеты, то во сколько одна экспедиция выльется?

— Умножайте на два. Нам в 2006–м Эверест обошелся в 10.000 долларов на человека. Сейчас, думаю, будет в районе 20. И это экономкласс, без носильщиков и всего прочего.

— Что, уже и в альпинизме можно бизнес–классом на гору путешествовать?

— Конечно, заплати — и за тебя все снаряжение носильщики–шерпы таскать будут: лагеря поставят, кислород поднесут. Твое дело только передвигаться к вершине.

— Теперь лирический вопрос: где самое красивое небо?

— Сложно сказать. Оно прекрасно в разных местах. Обычно ночью или на закате. Небо звездное, и звезды кажутся просто огромными. На большой высоте гораздо чище воздух, поэтому такой эффект.

— И какие мысли навевает близость к звездам?

— На маршруте мыслей нет вообще, размышлять там просто некогда. Но в высотном лагере, когда увидишь дивный пейзаж, иногда задумаешься о бренности бытия.

— А зачем человек лезет в горы? Чтобы быть ближе к Богу? Это вызов?

— Нет, не думаю. У каждого свои интересы, но в основном нравится сам процесс. Смысл даже не в вершине, а в восхождении к ней. Если раз в год не съездил в горы, то он прошел зря.

— Но ведь горы — это опасность.

— Да, каждое восхождение — большой риск. В одной из недавних экспедиций под нами осел склон и мы вместе с ним уехали вниз. Это и есть лавина. Метров 300 в снегу кувыркались. Повезло, в итоге все откопались, вылезли, но задуматься это происшествие заставило: а может, хватит?

— Именно лавина — главная опасность для альпинистов?

— Это, скажем так, один из факторов. Во время восхождения всегда чувствуешь, что находишься на грани. В горах всегда есть опасность. Но подавляющее большинство несчастных случаев происходит по вине восходителей: неправильная оценка маршрута, ситуации, усталость, переоценка сил. А бывает — судьба.

— Слышал, говорят: гора не принимает, гора не отпускает...

— Есть альпинисты, которые сколько ни пытаются, не могут покорить определенную гору и все тут. А насчет «не отпускает»... Когда идешь на Эверест и до вершины уже совсем близко, слева и справа от тропы лежат останки погибших альпинистов. Их обладателей гора не отпустила.

— Чего чаще всего не хватает во время восхождения?

— Трудно поймать погоду. Вот ее, хорошей и солнечной, желательно безветренной, чаще всего и не хватает. Можно неделю просидеть в штурмовом лагере, но на вершину так и не выйти.

— Как вы поддерживаете себя в форме на равнине?

— На скалодроме тренируюсь. И любые циклические нагрузки: бег, плавание.

— Про прыжок Баумгартнера что думаете? Вашего он поля ягода?

— Это который из стратосферы сиганул? Очень интересный товарищ. Было бы любопытно с ним пообщаться. Удивил.

— Ваш самый трудный поход? Самый важный?

— Нангапарбат. Гора–убийца. По шоссе когда едешь, там так и написано: mountain–killer. Статистика смертей среди альпинистов на ней очень большая.

— Вершины можно покорять до пенсии?

— Можно и после. Наш рекордсмен — Николай Черный. Он на Эверест поднялся в 69 лет. Есть еще Борис Коршунов — ему за 70, а он очень активно ходит. Ограничений тут никаких нет, было бы здоровье.

— Зачем вам это? Как вы сами отвечаете себе на этот вопрос?

— Я такой вопрос уже давно не ставлю. Это часть меня, моей жизни. Мне это просто необходимо.

Из истории восхождений

Люди стали ходить в горы задолго до появления альпинизма как вида спорта. В том числе и уроженцы наших земель. Говорят, что первым белорусским восходителем был отнюдь не Тадеуш Костюшко, в честь которого названа самая высокая вершина Австралии (2.228), а князь Александр Сапега. По некоторым данным, он, уехав из Речи Посполитой во Францию, в 1804 году вместе с тамошним офицером взобрался на Монблан — высшую точку Западной Европы (4.807). С какой такой радости туда занесло князя — история умалчивает, но он лишь на 16 лет отстал от врача Мишеля Паккара и охотника Жака Бальма, которые, поднявшись в 1786 году на эту альпийскую вершину, считаются основоположниками мирового альпинизма.

Автор публикации: Сергей КАНАШИЦ