«Дебют по Халифману»: что это такое?

Источник материала:

19.08.2010 19:58 — Новости Спорта

3—12 августа в Минске проходил крупнейший белорусский Международный шахматный турнир «Минск-опен-2010». 120 участников из семи государств прошли 9-туровую дистанцию, но лишь дополнительные показатели определили сильнейшего. Им стал международный гроссмейстер из Санкт-Петербурга, экс-чемпион мира Александр Халифман.

— Здравствуйте, Александр! Ваше участие в «Минск- опен-2010» стало приятной неожиданностью для всех участников и гостей турнира. Наверное, выбор был сделан неслучайно? Что связывает вас с Минском?

— Да, причины, конечно, есть. Город мне всегда нравился, и где-то в середине уже далеких 80-х годов прошлого века я здесь часто играл. Не то чтобы слишком успешно, но много всяких приятных воспоминаний связано с Минском. Ведь я и позже заезжал сюда на неделю в 90-м, а в 94-м году приезжал в Минск на свадьбу к Борису Гельфанду. А сейчас, видимо, в связи с какими-то возрастными изменениями, все чаще появляются ностальгические чувства, желание вновь побывать в тех местах, которые посещал в молодости. Так, узнав про предстоящий турнир в Минске, и с учетом того, что возможность поиграть в шахматы теперь выдается нечасто, я решил приехать. И, в общем-то, очень рад.

— Вы сказали, что сейчас нечасто удается поиграть. Насколько я знаю, у вас есть собственная школа в Санкт-Петербурге, которая успешно работает уже более 10 лет. К кому вы себя сейчас больше относите: к практикам или к теоретикам? Или, может быть, к тренерам?

— Да, действительно у меня есть своя школа, которая вместе с авторской работой над книгами отнимает большую часть времени. Поэтому считать себя практиком было бы несколько наивно. Ведь получается, что я постоянно занимаюсь хоть и связанными с шахматами, но абсолютно другими вещами. Играю теперь лишь от случая к случаю, чтобы рука не забывала, как это делается. То есть, играю просто в свое удовольствие, без излишнего нервного напряжения.

— И, тем не менее, вам удается поддерживать такой высокий уровень и выигрывать турниры. В чем секрет?

— Ну, турниры я уже давненько не выигрывал, а здесь забегать вперед не буду, ведь ожидается еще напряженный финиш (на момент разговора у А.Халифмана было 6 очков из 7 — Прим.«СП».). А что касается поддержания уровня, то здесь, наверное, опять же дело в том, что вещи, которыми я занимаюсь, все же связаны с шахматами. Если бы я ушел в банковский или строительный бизнес поддерживать форму, было бы намного сложнее. Хотя даже то, что есть сейчас, — это лишь видимость былого уровня. Но я и этому рад, потому что шахматы теперь стали игрой молодых. С ними непросто бороться в динамичных позициях, требующих максимальных усилий и концентрации. И то, что мне неплохо удается им противостоять, притом, что мне уже за сорок, не может не радовать.

— Ваша шахматная история не может не удивлять. Ведь вы один из тех немногих, кому удалось стать чемпионом мира. А потом вы открыли школу и практически перестали играть…

— На самом деле хронология несколько нарушена, потому что школу я открыл в 1998 году, а чемпионом мира стал лишь годом позже. Видите ли, выиграв титул, я уже не мог так просто поехать игроком на какой-нибудь рядовой опен-турнир без специальных условий. Меня бы коллеги не поняли. А что касается круговых турниров… Мне не хотелось бы углубляться в эту тему, но так получилось, что меня туда как-то не приглашали. Вот такая забавная ситуация: чемпион мира, рейтинг один из самых высоких… Других приглашают в круговые турниры, а меня — нет. Вот я и стал больше уделять времени школе, начал писать книги. И, в общем-то, я ни о чем не жалею. Да, может, я где-то чего-то недоиграл, но на тот момент мне было уже 33 года, и я прекрасно понимал, что самого большого успеха в своей жизни я уже достиг, и наивно надеялся на то, что еще 10 лет буду прогрессировать. К тому же после 30 хочется уже какой-то стабильности, базиса. Не так просто мотаться по турнирам и зарабатывать этим без всяких гарантий. Не знаю, как обстоят дела в Беларуси, но у нас, в России, если ты выиграл — ты заработал, если нет — то нет. Конечно, рука нищеты не держала меня за горло, потому что я играл на достаточно высоком уровне, но стабильности как-то недоставало. Так родился этот долгоиграющий проект со школой, с перспективой на будущее. Были, конечно, трудности и ошибки, в основном, кадровые, но школа живет и будет жить. И она реальна, осязаема. Так что все, что в моей жизни было, — мое.

— Может быть, такой расклад оказался вашим спасением? Ведь большинство из тех немногих, кому удавалось стать чемпионом мира, жаловались на последующую тяжелейшую депрессию, связанную с потерей целей и дальнейших ориентиров… У вас не было таких проблем?

— Нет, мне все же кажется, что это скорее грозит тем, кто очень рано и стремительно взлетел на вершину. А я к тому моменту уже крепко стоял на ногах и прекрасно осознавал законы окружающего меня мира. Поэтому не было никакого головокружения, эйфории или депрессии, я просто был рад, что достиг такого результата. Замечательно, жизнь продолжается. Может быть, мне и недоставало по жизни творческого начала, зато я всегда крепко стоял на ногах и — вне зависимости, была это полоса удач или неудач — находился в гармонии с окружающим миром.

— Расскажите о своей шахматной школе. Правда ли, что она ориентирована в основном на иностранных слушателей?

—Нет, у нашей школы самые разные профили. Это работа как со способными питерскими шахматистами, так и с иностранцами со всего мира. Однако нужно сказать, что наибольшей популярностью школа пользуется все-таки у иностранных шахматистов. Признаться, когда все это только начиналось, мы и представить не могли, что у нас будет такая широкая география, какие только континенты мы уже не открыли…

— То есть обучение производится и на русском, и на английском языках?

— Да, естественно. И с русским языком, как вы понимаете, никаких проблем не возникает, а вот подобрать тренерский состав с высоким уровнем шахматной квалификации и достаточным уровнем английского бывает не так просто. Впрочем, и с этим мы справляемся. Таким образом, в нашей школе два практически независимых направления: первое — работа с молодыми петербургскими шахматистами и второе — со всем остальным миром.

— А вы сами ведете занятия?

— Нет, самостоятельно занятия я практически не провожу. Особенно, если речь идет о начинающих шахматистах. Ну не мое это дело. И не потому, что я брезгую или что-то там еще. А потому, что есть люди, которые сделают это намного лучше меня. Ведь это же глупо, если ребенка в 3 классе учить таблице умножения станет академик. И он сделает это хуже, чем учитель начальных классов. Поэтому я периодически принимаю участие лишь в работе с шахматистами высокого уровня, а большую часть времени занимаюсь административными делами школы.

— Насколько мне известно, у вас есть дочь. А она никогда не пробовала заниматься шахматами?

— Нет, у нее, пожалуй, не было такого желания. Конечно, она знает названия фигур и как они ходят, но не более того. Моя дочь больше похожа на маму, так называемый соревновательный дух в ней практически отсутствует. А убеждать, заставлять что-то делать… Я никогда не был сторонником такого подхода, как и моя жена. Ребенок — это тоже человек, и пусть он занимается тем, чем хочет заниматься. Тем более, что в школе у меня перед глазами масса примеров, среди которых не только одно безудержное счастье. Бывает, сталкиваешься со случаями, когда из ребенка пытаются сделать что-то, чем он совсем не хочет быть и никогда не станет. И это печальное зрелище.

— Вторая ваша серьезная работа — над книгами. Однако обе ваши серии книг — «Дебют белыми по Ананду» и «Дебют белыми по Крамнику» имеют достаточно специфическое название и направление. Почему вы сделали выбор в пользу именно этих шахматистов?

— Во-первых, никто не поспорит с тем, что Ананд и Крамник — фигуры в шахматном мире очень серьезные и значимые. С другой стороны, если шахматист уровня кандидата в мастера спорта начнет ставить дебют «по Каспарову», то тут мне придется либо его обманывать, потому что это будет дебют по кому-то другому, либо он просто погрязнет в дебрях дебютных вариантов, осложнений, и будут одни сплошные неприятности. Поэтому именно по какой-то здоровой позиционной основе, на которой построен дебютный репертуар и Ананда, и Крамника, я выбрал их в качестве примера.

— А почему, например, не дебют «по Халифману»?

— А такого нет, в том-то и дело. Конечно, у меня достаточно широкие дебютные знания, но вот какого-то коронного дебюта у меня нет и никогда не было. Мне всегда было интереснее учитывать при подготовке какие-то психологические моменты, менять дебюты, заставлять соперника бороться с тенью. Поэтому «Дебют по Халифману» — это вся дебютная энциклопедия.

— Вы сейчас коснулись интересного вопроса, который волнует многих молодых шахматистов. Что лучше: иметь один свой основной дебют, в котором ты знаешь все «вдоль и поперек», и постоянно в нем совершенствоваться или поверхностно познакомиться с большим числом дебютов и менять их «под соперника» с учетом психологических моментов и турнирного положения?

— Вопрос интересный, но ответ на него очень простой. Вы описали две крайности, а истина где-то посередине. Хорошо не только иметь основной дебют за белых и за черных, но и иметь широкие знания в других дебютах, чтобы иметь возможность при необходимости удивить противника. Конечно, это очень сложно и требует серьезного труда. Но шахматы вообще требуют большой работы.

— Дебюты, книги, школа, иногда — турниры. У вас очень насыщенная жизнь. А есть ли какой-то обычный распорядок дня, которого вы придерживаетесь?

— Обычного, пожалуй, нет. Но если говорить о максимально усредненном дне, то он будет таким: в первой половине дня я занимаюсь книгами, во второй — делами школы. Постоянно что-то добавляется, ломает планы. Бывает, неожиданно приезжает на занятия в школу группа шахматистов из дальнего зарубежья, иногда случаются авралы, когда нужно срочно закончить следующий том книги. Еще совсем недавно я комментировал партии матча Ананд — Топалов для журнала «64». Это была такая интересная работа, но очень тяжелая. Поэтому во время матча я фактически целыми днями только тем и занимался, что анализировал.

— И как можете охарактеризовать этот матч?

— На мой взгляд, хороший матч получился. Тут и шахматная составляющая была очень хорошей, и спортивная — постоянный накал борьбы и отсутствие коротких ничьих. А результат закономерен. Теперь Топалов превосходно подготовился, нужно признать, что по таланту он все же уступает Ананду. И даже разница в возрасте не сказалась. Ананд — гений. От него свет идет.

— Даже так?

— Именно так. Я знаю: я с ним играл.

— Вам в жизни нередко приходилось принимать серьезные решения. Ваша семья всегда поддерживала вас в таких ситуациях?

— Когда мы познакомились с моей женой, я уже был шахматист достаточно высокого уровня. То есть это было как данность. Другое дело, когда шахматист уровня кандидата в мастера спорта все думает, что он сейчас вот-вот станет гроссмейстером, начнет показывать результаты. Здесь у семьи могут быть свои соображения вроде «шел бы ты поработал». Но у меня с юности получалось неплохо, поэтому вопросов не возникало. И со школой также — это мое, это мне нравится.

— Минск, конечно, сложно сравнивать с Петербургом, но все же... Вы много раз были в Минске, и сейчас приехали после долгого перерыва. Что бросилось в глаза? Что изменилось в лучшую или в худшую сторону?

— Мне очень сложно судить, потому что я не бываю здесь регулярно и мало что помню с прежних времен. Но помню ощущения. Мне и тогда нравилось, и сейчас. Все-таки Петербург, при всем при том, что я его очень люблю, холодный. Минск теплее. И я не имею в виду погоду или климат. Просто Минск — он какой-то… домашний, что ли. Узкие улочки напоминают Прибалтику, в которой я тоже очень хорошо себя ощущаю. Но по сравнению с Прибалтикой огромный плюс в том, что здесь говорят по-русски. Так что я очень рад, что приехал, и надеюсь, что приеду сюда еще.

— И это не может не радовать! Мы будем ждать вас в следующем году! Ну а в заключение, если позволите, небольшой блиц-опрос.

БЛИЦ-ОПРОС

— Стратегия или тактика?

— Стратегия.

— Конь или слон?

— Слон.

— Атака или контратака?

— Атака.

— Белые или черные?

— Белые.

— Классика или блиц?

— Классика.