Убежище. Как переселенцы с Донбасса строят новую жизнь в Сибири

Тепло печи заполняет дом. Пахнет картошкой, которую только что сварили, чтобы накормить поросят. От одного взгляда на нее становится жарко. Из соседней комнаты доносятся патриотические песни с российского телеканала «Звезда». За окном январь, -35 °C и бескрайние белые просторы лесов и полей.

Геннадий, 47 лет, пьет чай: делает глоток и думает о чем-то о своем… Здесь, в селе Андрюшино в Восточной Сибири, он с женой и младшей дочерью живет уже больше года. Переехали из города Макеевки, который находится на неподконтрольной Украине территории Донбасса и задет вооруженным конфликтом.

Из села до прошлой жизни — 4,5 суток на поезде. Зная это, понимаешь, насколько на самом деле далеко может быть твой дом и как тяжело бывает его снова обрести.

— Начинать сначала? Это не просто тяжело, это охренительно тяжело, — положив на сердце руку, на которой нет двух пальцев (по молодости отдавило электровозом в шахте), говорит Геннадий. — Вот веришь — прожил достаточно и видел достаточно. Но сейчас тупо не знаю, что делать. С нуля начинать — поздно, основное — дочь доучить. В моей жизни — ничего не будет, а ее на ноги поставить надо.

«Убежище» — это нерассказанные истории людей, которые из-за вооруженного конфликта на Донбассе покинули один город — Макеевку и уехали жить в разные страны. Одни добрались до Сибири в России, другие — до Гродно в Беларуси, третьи — до Варшавы в Польше, еще одна девушка переехала во Львов в Украине.

У них разные взгляды на то, что сегодня происходит дома, но объединяет их одно: жизнь пришлось начинать сначала.

Мы проследили судьбы этих людей, чтобы понять, как в каждой из стран относятся к переселенцам. Готовы ли поддержать? Легко ли строить будущее на новом месте? Чувствуют ли они себя своими на чужой земле?

Как жили в Макеевке

Геннадий и Людмила большую часть жизни провели в Макеевке. Это город в пяти километрах от Донецка. По переписи 2002 года там проживало более 430 тысяч человек.

Говорят, особого богатства не было — как у многих: частный дом, огород, планировали достроить во дворе беседку. Воспитывали троих детей: сына Людмилы и двух дочерей.

Геннадий из семьи шахтеров, сам 20 лет работал на шахте, затем строителем, Людмила — воспитателем в детском саду, продавцом в магазине… В последнее время из-за проблем со здоровьем больше времени проводила дома с младшей дочерью Снежаной.

Перемены в их жизни произошли летом 2014 года, когда сын Людмилы сказал, что уходит в ополчение (воевать на стороне самопровозглашенной ДНР. — TUT.BY).

— Утром встал. Я ему: «Ты куда?» А он с сумкой спортивной с собранными вещами стоит. Все, говорит, мамулечка, я ухожу. Я, конечно, плакала, расстраивалась, но, а толку… — Людмила смотрит в одну точку и молчит.

После победы Майдана в 2014 году и объявления Крыма российской территорией антиправительственные протесты начались и на юго-востоке страны.

В некоторых городах неизвестные вооруженные люди захватывали административные здания. Киев отреагировал началом «антитеррористической операции». В результате в Донецке и Луганске провозгласили народные республики.

Силами местных ополченцев, российских добровольцев, а также по множеству сообщений (ООН, ОБСЕ, по словам лидеров сепаратистов) — при военной поддержке России, что в Москве отрицают, украинскую армию вытеснили с территорий самопровозглашенных ДНР и ЛНР. Из-за вооруженного конфликта, который продолжается до сих пор, многие местные жители переехали в другие регионы Украины, Россию, Беларусь, Польшу.

В семье Геннадия и Людмилы отделение региона от Украины поддержали, ходили на митинги. Они уверены, что вся история про Донбасс началась с киевского Майдана, а у них «все были против этого». Под «этим» подразумеваются и проевропейские настроения жителей Западной Украины.

— Чашу терпения переполнило то, что все решили украинизировать, — вспоминает Геннадий, как в Украине развивались события со статусом русского языка. — А у нас большинство населения — русскоязычное. Я знаю украинский на уровне школы, тех слов, как они говорят, не знаю. Если элементарно зажигалка всю жизнь была «запальничка», то сейчас они говорят «вспалаховка». Ну, короче, не лезет ни в какие ворота…

В разговорах о судьбе Донбасса периодически проскальзывают ноты ностальгии о Советском Союзе.

Например, Геннадий вспоминает, как в 18 лет пошел работать на шахту и зарабатывал 800−1000 рублей в месяц. 100 рублей ему хватало, чтобы утром на самолете из Донецка слетать в Москву, выпить пива и поесть раков в баре «Жигули», который существует до сих пор, а вечером вернуться домой.

В Иркутск поезд привез

Когда на Донбассе начали стрелять, какое-то время Геннадий и Людмила переезжать не решались.

— Помню день, когда военный самолет летал прямо над нашими головами. Гул стоит… Думали, что будут сбрасывать на нас… Средняя дочь вышла во двор и говорит, что уже больше не может, у нее сердце хватает, — рассказывает Людмила, как они решили хотя бы на время уехать.

В августе 2014 года Геннадий купил жене и дочерям билеты на поезд до Симферополя и под обстрелом довез их до ближайшей железнодорожной станции в городе Ясиноватая. Вагон был практически пустой — из-за обстрелов поезд останавливался не на всех станциях.

На полуострове цены на жилье испугали, и они пошли в лагерь для беженцев. Так впервые попали в Крым, а примерно через неделю по распределению, а это значит, что почти случайно — в похожий лагерь в российской Перми, через еще одну неделю — в Иркутске в Сибири. Затем к ним переехал из Макеевки и Геннадий.

— Раньше смотрела на беженцев по телевизору и не могла представить, что это может cо мной произойти. Что я уеду в никуда… Ой, не знаю. Сейчас говорю, но для меня это уже прошедший страх… Когда ты бросаешь свой дом и бежишь, не зная куда, — вспоминает Людмила.

Переселенцам с Донбасса место для новой жизни предлагали прямо в лагерях. Например, шел поезд на Пермь или Иркутск, спрашивали, кто поедет. Некоторых подкупала возможность уехать в Россию по программе возвращения соотечественников и в упрощенном режиме получить гражданство.

Среди приоритетных регионов на заселение была и Иркутская область в Сибири. Здесь переехавшим обещают выдать до 240 тысяч рублей (чуть более 3100 долларов) подъемных в два захода. Важное условие — в течение двух лет покидать регион нельзя. Но даже это ограничение в пространстве, суровая зима с минус 50 °C и неопределенность не испугали тех, кто оставил свой дом. Только в 2015 году на программу в этом регионе подали заявки более двух тысяч соотечественников: с членами семей это 4,8 тысячи человек. 68% из них — украинцы.

Дом в селе дали, работу нашли

Село Андрюшино, где сегодня живут Геннадий, Людмила и Снежана, находится в 300 километрах от Иркутска. Добираться туда на рейсовом автобусе нужно часов пять. Еще час можно простоять на обочине из-за торфяников, которые горят даже зимой.

В автобусе работает печка, но многие сидят, не снимая меховых шапок, в унтах, слегка расстегнув норковые и мутоновые шубы. Слышен хруст семечек, а из динамиков водителя доносятся хиты группы «Белый орел». На минуту кажется, что время здесь замерло где-то в конце 90-х годов.

Придорожными туалетами можно проверить свою удачливость. Если водитель остановится возле современных — считай, повезло. Но есть вероятность сходить по нужде в тот, где вокруг дырки в полу, каток. Чтобы не поскользнуться, остается держаться разве что за железный крюк в стене.

Село Андрюшино не производит впечатления забытой богом деревни: кое-где есть покосившиеся заборы, но с виду много добротных домов, способных пережить еще не одну зиму. Но и на ту Россию, в которой обедают только в кафе, летают в отпуск на море и пьют натуральный кофе с круассанами по утрам, оно не похоже.

Сегодня здесь живет чуть больше 800 человек. Половина — люди трудоспособного возраста. Средний доход одного работающего человека — в пределах 15−17 тысяч рублей (около 190−210 долларов) в месяц. Но такие деньги зарабатывают не все.

Из местных достопримечательностей — четыре магазина, школа, детский сад, администрация, медпункт, почта и подразделение сельскохозяйственного комплекса. Помимо телевизора и катания с горок зимой, заняться фактически нечем. Правда, время еще можно провести на мероприятиях и кружках в местном клубе.

Пьяных на улице не видно, но местные говорят, что пьют здесь, как и везде.

Интересно, что Андрюшино, как и многие другие деревни в Сибири, основали переселенцы, в данном случае белорусы, к которым позже присоединились украинцы.

Произошло это во время столыпинской реформы. После отмены крепостного права многие крестьяне все равно не имели земли. В Сибири давали не только ее, но и деньги. Правда, на деле подъемные оказывались не такими большими, как обещали. Помимо тех, кто приехал в Сибирь добровольно, были раскулаченные и сосланные.

В Сибири холодно, но мир

Из восьми семей, которые приехали в Андрюшино с Донбасса, здесь остались жить пять. Две уехали в соседний населенный пункт, одна — вернулась домой.

Геннадий и Людмила остались. Дом им предоставили на работе мужа — лесопилке. Логика такая: уйдет с работы — потеряет дом. За аренду платить не нужно, только — за электричество. А это около 1500 рублей (около 20 долларов) в месяц.

Людмила устроилась помощницей воспитателя в детский сад. Их с мужем общий доход в месяц — не более 25−30 тысяч рублей (330−355 долларов), из которых восемь получает она.

Дочь Снежана ходит в местную школу: здесь в одном кабинете могут заниматься дети из разных классов и разного возраста. Специфика образования на селе.

Местные воспринимают переселенцев по-разному: кто-то поддерживает, кто-то, наоборот, обвиняет в том, что из-за них в России упали зарплаты и выросли цены. Почему-то ошибочно думают, что государство выдает им по 700 рублей (около 9 долларов) в день. Но в общем, по словам Людмилы, добрых людей они встречали чаще.

— Среди любых людей есть те, кто будет относиться с неприязнью. Одни могут в спину сказать, зачем вы сюда приехали, другие — наоборот: «Ой, бедные вы, несчастные». Ничего, все нормально у нас, мы не бедные и не несчастные. Слава богу, что под небом без бомбежек, — говорит она.

По приезде Геннадий стал участником программы возвращения соотечественников и планирует получить разрешение на временное проживание. Следующий этап — российское гражданство. Подъемные он уже получил — что-то около 120 тысяч рублей (около 1570 долларов).

Людмиле в программе отказали: с мужем она хоть и прожила больше 20 лет, но не расписана и на момент подачи заявки была еще и безработная. Но она не теряет надежды и будет подаваться по программе еще раз.

— Не знаю, кем я себя здесь чувствую. Чужой не чувствую, люблю общаться с людьми… Чувствую себя нормально, спокойно, как будто здесь и была. Но понимаю, что не дома, — рассуждает она.

Пока здесь, что дальше — не знаем

Телефон Людмилы вибрирует на столе — сын прислал по Viber фотографии. Через какое-то время приходит сообщение от средней дочери, которая вместе с мужем осталась жить в Макеевке: муж ходил на охоту и подстрелил кролика, будут разделывать.

Пока во дворе топится баня, вспоминаем факты из истории Сибири и то, как сюда ссылали людей. Оказывается, что родню мамы Людмилы тоже когда-то отправили в ссылку в Тюмень, так как они были из купеческой семьи.

— Иногда разговариваем с сестрой по телефону (она живет в Одессе. — Прим. TUT.BY), и она говорит, что я повторила мамину судьбу. Но маму сослали, а я была вынуждена переехать, — рассуждает она о том, как история отедельной семьи может развиваться по спирали.

Ехать в Украину Людмила не планирует. Считает, что ей, матери ополченца, судьба не сулит там ничего хорошего. Женщина полагает, что украинские спецслужбы прослушивают ее телефон.

— Вы хотите вернуться домой или останетесь здесь? — спрашиваем.

— Не вижу будущего своего пока. Мы здесь, а дальше — не знаю. Федорович? — кричит она мужу в соседнюю комнату. —  Ты решил в России остаться или уехать?

— Посмотрим, — доносится хриплый и сонный голос.

— Ну, вообще…

— Не знаю.