Знайте, каким он парнем был!

В начале пятидесятых годов теперь уже прошлого, ХХ века крупнейшие страны мира начали интенсивное изучение Антарктиды. На суровом далёком континенте появились и первые советские экспедиции. В сложных, неведомых ранее условиях работали учёные и специалисты. Среди них были и наши земляки-белорусы.

Весной 1961 года крупнейшие газеты всех стран сообщили сенсацию: «Молодой русский врач на станции Новолазаревская в Антарктиде прооперировал сам себя: удалил аппендикс. Операция прошла успешно».

В те дни и ночи над советской антарктической станцией Новолазаревская ревела снежная буря. Пришлось приостановить плановые исследования: даже выходить из домиков было опасно. Работали только те, кто обеспечивал жизнедеятельность станции: дежурные дизельной электростанции да повар.

Врач экспедиции Леонид Рогозов почувствовал боль пару дней назад. Сказать, что не придал этому значения, — ​было бы неправдой. Наоборот, он внимательно пальпировал сам себя. Все признаки аппендицита.

Сделал анализ крови. В его молодом организме развивалось воспаление…

Пробовал было загасить воспаление антибиотиками. Куда там…

Курсы антибиотиков не просто не улучшили, а ухудшили его состояние. И оставалось только одно — ​срочная полостная операция. Она не очень сложна в нормальных условиях. Леонид много раз удалял пациентам аппендикс. Но это было в больнице Ленинграда, где работал до экспедиции. А теперь вот сам неожиданно оказался в беде. Врач хорошо понимал, чем грозит промедление. Он знал, что на помощь готовы прийти иностранные коллеги с соседних станций. Им сообщили по радио о ЧП. Но над ближайшими станциями других государств тоже ревела пурга…

Леонид понял: операцию придется делать самому себе…

Товарищи по экспедиции — ​люди надежные. Они могут и должны стать ассистентами. Надо обучить их необходимым, пусть минимальным навыкам.

Начали «репетировать» операцию. Над импровизированным операционным столом установили электролампы, собрали вместе все зеркала и укрепили над Леонидом. Он взял в руки скальпель и, следя в зеркала за движениями рук, имитировал разрез. В зеркальном отображении это получалось трудно.

Начальником станции был Владислав Иосифович Гербович. Сохранились его дневниковые записи о том чрезвычайном событии. Вот фрагменты:

«Провели длительное облучение комнаты ультрафиолетовой лампой. Кабот усовершенствовал автоклав, простерилизовали все материалы, необходимые для операции. Ассистентам Артемьеву и Теплинскому Рогозов сам обработал руки, когда они уже были одеты в простерилизованные халаты. Проверил знания о медикаментах и инструментах, разложенных на подносе, которые будет использовать во время операции. Их нужно подавать ему по необходимости. На всякий случай я тоже надел халат, простерилизовал руки и надел резиновые перчатки. Вдруг кому-то из ассистентов станет плохо, тогда я мог бы подменить. Рогозов лежал в кровати, подложив в изголовье несколько подушек, чтобы приподнять верхнюю часть туловища.

Началась с того, что Рогозов взял огромный шприц и сделал несколько анестезирующих уколов в правой части живота, подготовив «операционное поле». Когда врач сделал разрез и начал копаться в своих кишках, отделяя аппендикс, в животе что-то булькало, и это было особенно неприятно. Хотелось отвернуться, уйти и не смотреть, но я заставил себя остаться. Ассистенты тоже держались, хотя, как потом выяснилось, и у них закружились головы, и даже начало подташнивать. Мы все, конечно, впервые присутствовали при операции. Сам Рогозов делал все спокойно, но на лице выступал пот, и он просил вытирать ему лоб. Основную помощь Рогозову оказывал Артемьев, он подавал инструменты, убирал использованные, менял тампоны. Когда врач начал зашивать разрез, то попросил лучше осветить рану лампой, чтобы аккуратнее сделать шов.

Операция продолжалась около двух часов. К концу Рогозов заметно обессилел, устал, но все доделал и пояснил нам, что операцию провели своевременно, так как уже начинался прорыв гноя. Рогозов принял снотворное, отправил ассистентов отдыхать, а я остался дежурить около него в соседней комнате. Еле дождался, когда мог лечь спать, очень устал. Не так физически, как психологически. Беспокоился, конечно, за итог операции. Ведь это было впервые в мировой практике: врач сам себе удаляет аппендикс…».

А вот как описывает свои ощущения врач Леонид Рогозов:

«Я не позволял себе думать ни о чем, кроме дела. В том случае, если бы я потерял сознание, мне сделали бы инъекцию: я дал помощникам шприц и показал, как это делается. Бедные мои ассистенты! Они стояли в белых халатах, и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем вонзил иглу с новокаином и сделал первую инъекцию. Каким-то образом автоматически переключился в режим оперирования и с этого момента не замечал ничего иного. Добраться до аппендикса было нелегко даже с помощью зеркала. Делать это приходилось на ощупь. Внезапно в моей голове пронеслось: наношу себе все больше и больше ран и даже не замечаю этого. Я становлюсь слабее и слабее. Выдержит ли сердце? Каждые четыре-пять минут останавливался отдохнуть на несколько секунд. Вот он, проклятый аппендикс. На самой важной и тяжелой стадии сердце замерло. А руки стали как резина, и я подумал: не закончилось бы все это плохо. А ведь осталось удалить аппендикс — ​и я спасен! Что я и сделал. Операция заняла 1 час 45 минут.

Через пару дней нормализовалась температура. Послеоперационных осложнений не последовало».

* * *

Прошло немало времени. Вот письмо начальника станции Владислава Иосифовича Гербовича, адресованное спустя годы Фёдору Фёдоровичу Каботу:

«Чем дальше уходят те времена, когда мы были молодыми, тем дороже воспоминания о прошлом, тем более о хорошем прошлом, а таким для меня является строительство и зимовка на станции Новолазаревской… Было много увлеченности, надежды, взаимопомощи. Станция получилась хорошей, все работали с энтузиазмом.

Я был тогда молодым, опыта не имел и с признательностью вспоминаю ту помощь, которую вы тогда оказали. Ваш опыт и знания дали возможность предотвращать многие ошибки, выручали в трудных ситуациях».

Как видим, начальник антарктической станции Новолазаревская высоко ценил своего специалиста. И действительно, опыт у Ф. Ф. Кабота был уникальный, боевой.

Он родился в Климовичском районе Белорусской ССР в 1921 году. Перед войной призвали на службу. Учился в школе радистов Военно-морского флота СССР. Кроме радиодела, изучал навигационное и акустическое оборудование — ​все наиболее точные, деликатные приборы подводной лодки, астрономию. На экзаменах получил самые высокие оценки по всем дисциплинам. И тут — ​война. Он воевал в составе экипажей нескольких подводных лодок Балтийского и Северного флотов. Командиры субмарин перед самыми опасными боевыми походами (а были ли неопасные?) просили к себе в экипаж Фёдора Кабота, золотого специалиста.

…С Фёдором Фёдоровичем мы были очень хорошо знакомы. Он жил в Бресте по соседству. Своим старшим товарищем, его славным прошлым мы гордились. Фёдор Фёдорович — ​замечательный, редкостный рассказчик. И сегодня хранятся в звуковом архиве записанные на магнитофон его воспоминания: «Без тех приборов, за работу которых я отвечал на подводной лодке, — ​как слепой в тумане… Приборы деликатные. А когда подлодку атакуют глубинными бомбами — ​как кувалдой бьют по корпусу. Дизеля срывает с креплений. Кровь идет из ушей моряков. А деликатные приборы должны работать. Без них на подлодке, повторю, как слепой в тумане».

Он вернулся из всех боевых походов. Как в песне: «повезло на три села вокруг».

Казалось бы, хватит приключений, порой смертельно опасных, на всю оставшуюся жизнь. Но сразу после войны в СССР срочно снаряжаются экспедиции для работы на дрейфующих льдинах в Северном Ледовитом океане. Тогда перед исследователями стояли и военные, секретные задачи. Как известно, в Северном Ледовитом океане оборудовались на дрейфующих льдинах аэродромы для советских бомбардировщиков с ядерными бомбами. Шла холодная война, и, отвечая на очевидные угрозы США, СССР вынужден был быть готовым к ответному удару. А через Северный полюс шел самый короткий путь к объектам вероятного противника. Так поддерживался военный и политический паритет.

А затем как опытный специалист и полярник ушел с экспедицией в Антарктиду, под другие, совсем незнакомые звезды Южного полушария…

Война, одна арктическая и две антарктические экспедиции…

После всех боевых походов и странствий судьба привела Фёдора Фёдоровича Кабота в Брест. По возвращении из экспедиции в 1968 г. Ф. Кабот работал начальником Объединенной аэрологической станции, затем директором Брестской зональной обсерватории.

Часто встречался он со своим близким товарищем — ​Иваном Петровичем Шамякиным. Судьба их свела еще до войны — ​оба учились в одном из техникумов в Гомеле.

Фёдор Фёдорович Кабот порой включал магнитофон, и звучал знакомый миллионом голос Владимира Высоцкого. Вот только один куплет из той песни, написанной спустя годы после ЧП в Антарктиде:

Пока вы здесь в ванночке с кафелем

Моетесь, нежитесь, греетесь –

В холоде сам себе скальпелем

Он вырезает аппендикс.

Фёдор Кабот — ​единственный из белорусов, работавший и в Арктике, и в Антарктиде.

…У могилы ветерана, моряка-подводника, ушедшего от нас двадцать лет назад, мы встретили офицеров в форме Военно-морского флота СССР. Это брестские ветераны ВМФ пришли отдать дань памяти своему легендарному товарищу — ​Фёдору Фёдоровичу Каботу.

Анатолий Полонский, журналист