ТЯГОТЫ И ЛИШЕНИЯ: ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ
начало > 16 июля 2015 года
Всадники, други, седлайте коней…
Если, прочитав о нелегкой жизни пехотинцев, вы, читатель, вдруг подумали, что в регулярной кавалерии в эпоху наполеоновских войн служить было чуточку легче, то вы глубоко ошибаетесь.
Здесь необходимо пояснить, что наряду с регулярной кавалерией (кирасирские, конно-гренадерские, драгунские, гусарские и уланские полки и эскадроны) в российской армии вплоть до 1917 года существовали и «иррегулярные» конные части. К ним относились казачьи полки и сотни, различные конные ополчения и национальные части, одной из которых являлась созданная в годы Первой мировой войны знаменитая «Дикая дивизия».
В казачьих частях были свои особенности в несении верхоконной службы, свои детали в амуниции, посадке всадника и т. д. Главное, бросающееся в глаза, внешнее отличие «регулярного» конника от казака в том, что первый «надевал» винтовку или ружье через левое плечо, а последний — всегда через правое.
Так вот, это только в кино гусары и уланы весело гарцуют на ухоженных конях, эффектно машут клинками, а по вечерам поют песни под гитару. На самом же деле всадник денно и нощно заботился о своем четвероногом соратнике, и в этом процессе не бывало ни выходных, ни праздников…
Вот как выглядел уставной распорядок дня кавалериста, причем только в части его, касающейся ухода за лошадью!
4.00. Подъем, уборка навоза и соломы в конюшне, чистка лошадей.
7.00. Водопой, первая дача овса.
13.00. Вторая дача овса.
14.00. Закладка сена в конюшни.
18.00. Водопой.
19.00. Третья дача овса.
20.00. Чистка лошадей, закладка сена в конюшни, снятие попон с лошадей.
24.00. Поверка лошадей, уборка оставшегося сена.
А ведь еще надо было заботиться о конской сбруе, седле и подковах, осваивать верховую езду на всех аллюрах, постигать благородное искусство фехтования!.. Ну и плюс ко всему этому выполнять обычные солдатские обязанности: ходить в наряды и караулы, изучать уставы, заниматься строевой подготовкой «пеший по конному» и приучать своего четвероного друга действиям в конном строю, совершенствовать тактическую подготовку, содержать в чистоте и порядке обмундирование, обувь и амуницию… Какие уж тут песни под гитару?!.
Как-то Наполеон довольно язвительно заметил, что, в отличие от людей, у лошадей нет чувства патриотизма, и поэтому их надо регулярно кормить.
Как же кормили строевых лошадей в начале XIX века?
Ежесуточно каждая кавалерийская лошадь должна была получать по 4,9 кг овса и по 8 кг сена, причем кирасирским лошадям такой «паек» выдавался 11 месяцев в году. Один месяц — обычно август — лошадь находилась на подножном корму. В драгунских, уланских и гусарских полках овес и сено выдавали только восемь месяцев, а на оставшиеся четыре кавалеристы обязаны были сами накосить свежей травы для своих подопечных. То есть к вышеперечисленным обязанностям кавалериста прибавлялась еще и косьба!..
Но вот конный полк готовится к маршу. Какие действия при этом выполнял всадник, мы узнаем из старинных инструкций.
Первым делом тщательно осматривались спина, ноги и копыта лошади, и в необходимых случаях производилась перековка подков. Затем начиналась седловка. Конник клал на спину лошади пуки — кожаные подушки или куски войлока. На них стелили сложенную вчетверо попону из сермяги — грубой домотканой шерсти, на попону — чепрак (подстилку под седло) и только затем устанавливали собственно седло. Его затягивали на животе лошади тремя ремнями — подпругами. Затем регулировали длину стремян по росту всадника.
К обеим сторонам седла к его передней части крепились ольстры — кожаные кобуры для кремневых пистолетов. Справа внизу к седлу приторачивался бушмат — длинный футляр для ружья.
Сзади к седлу прикреплялись: епанча (суконный плащ) или шинель, фуражный мешок с овсом (НЗ для лошади), саква (суконный мешок длиной один метр), в которой находилось солдатское белье, штаны (слово «брюки» войдет в обиход гораздо позже), рукавицы, пара сапог, полушубок и четыре запасных подковы с необходимым количеством гвоздей.
Но это еще не все. За саквой помещался чемоданец — небольшой мешок для солдатского «сухпая». На него сверху укладывалась рулька — в данном случае этим термином обозначается не питательный мясной продукт, а…
вязка сена длиной один метр, скрученная в жгут. Затем спереди у левой ольстры крепились баклага с водой и торба с конскими принадлежностями. В их число входили щетки, скребницы, веревки, аркан и холщовый колпак для всадника, который назывался фуражной шапкой. Этот последний предмет носили при уборке конюшен и чистке лошадей, чтобы не испачкать строевой головной убор — высокий кивер, металлическую каску с плюмажем или элегантную треуголку.
Веревки, колья и скобы для коновязи, носившие название пикетный прикол, помещались возле правой ольстры и связывались с бушматом.
А еще на лошадь навьючивали артельные вещи, палатку, косу, топор, кузнечные клещи и молоток. Ну вот и все, всаднику можно усаживаться в седло и выезжать на плац, где уже выстраиваются в походную колонну эскадроны полка…
От рассвета до обеда
и затем до темноты
Прежде ружейного выстрела солдат сражается с тремя главными врагами: труды, суровость времени и голод.
(Военный врач И. Энегольм, 1813 год)
Продолжая рассказ о солдатском житье-бытье в эпоху наполеоновских войн, опять повторюсь, что оно имело очень мало общего с тем, что нам показывают в кинотеатрах. А что нам демонстрируют в батально-военных лентах, уверяя, что при их создании были получены консультации именитых докторов наук и академиков?
Режиссеры и операторы просто обожают крупные планы: бесконечная колонна пехоты в разноцветных мундирах марширует в ясный солнечный день по живописной местности. Колышется впереди тяжелый шелк боевых знамен, грозно рокочут барабаны, льется разудалая песня с почти разбойничьим посвистом…
Ха-ха!.. Ну насчет мундиров, сапог, амуниции и солдатской поклажи мы уже выяснили. А теперь поговорим о прочих военно-исторических заблуждениях мэтров киноискусства.
Итак, полк на марше. Пехотные части поздней весной, летом и ранней осенью (то есть тогда, когда они не стояли на зимних квартирах) выступали в поход с восходом солнца. Перед выступлением каждый солдат обязан был причесаться, умыться, прополоскать рот. Но завтрака воин не получал! Только если ночевка была в «худом», то есть опасном с точки зрения медицины месте (на кромке болота, у реки и т. д.), солдат принимал с утра натощак… рюмку водки и закусывал ее куском хлеба!
Во время движения на ходу или на коротких остановках подкреплялись этими же продуктами; офицеры попивали чай с ромом, который готовили им расторопные денщики. Они выбегали вперед по движению колонны, разыскивали топливо (часто не стесняясь при этом заглянуть в крестьянскую поленницу дров или разобрать на части «ничейную» изгородь), разводили костры и при появлении своего подразделения с ловкостью опытных официантов подавали господам офицерам горячие напитки.
На марше категорически запрещалось набирать в манерки (оловянные солдатские фляги. — Авт.) воду! Возле придорожных колодцев и мостов даже выставлялись часовые, чтобы служивые нечаянно не напились сырой жидкости. Поэтому медицинские инструкции вполне серьезно рекомендовали для утоления жажды «жевать внутреннюю корку дерева, коренья, травы и кислые растения»!
Колонны с короткими остановками находились в пути до 10 часов утра, а затем останавливались на большой привал, который продолжался до 17 часов.
Во время остановок и на привале запрещалось валяться на земле или усаживаться на камни во избежание простуды. По инструкции, на привале солдат мог снять свою ношу и отдыхать…
стоя, опираясь на ружье!..
Затем войско опять шло до полуночи, и уже в кромешной тьме останавливалось на ночлег. То есть, как видим, армии передвигались, в основном, в утренних или вечерних сумерках, но отнюдь не под палящим полуденным солнцем!
Скорость движения составляла две-три версты в час, а за день марша полк проходил не более 20 километров. Поэтому быстрый марш, который практиковал А. В. Суворов и в ходе которого армия проходила более 30 километров в сутки, считался сказочным, но очень рискованным мероприятием…
Здесь вам не равнина, здесь климат иной…
Суворовское, быстрое передвижение войск требовало иной организации марша. Одно из новшеств, введенное этим российским полководцем, заключалось в том, что линейные части не были привязаны к медленно ползущему обозу. «Голова хвоста не ждет!» — говорил Александр Васильевич.
Поэтому суворовские солдаты максимально облегчали свой носимый багаж — полки фельдмаршала почти не имели ни палаток, ни шанцевого инструмента, ни большого количества артельных вещей. Только некоторые из этих предметов, а также часто и солдатские ранцы, передвигались в обозном транспорте. Эти телеги шли очень медленно, но роты и батальоны летели вперед, появляясь тогда, когда их никто не ждал. Именно благодаря стремительности передвижений войск Суворовым были одержаны многие победы.
Но у нас не любят вспоминать об обратной стороне медали этих викторий. А она была не слишком красива: стертые в кровь ноги, отставшие и заболевшие солдаты, целые полки, днями и неделями не получавшие горячей пищи, кровопролитные штыковые мясорубки (патроны остались в обозе), почти полное отсутствие медикаментов (едут там же, где и боеприпасы), и как итог — достаточно большие потери.
Чтобы не попасть в число очернителей великого стратега, приведу только один пример. Накануне знаменитого Швейцарского похода (21 сентября — 8 октября 1799 года) штаб Суворова произвел необходимые расчеты по тыловому обеспечению этого марша. Войскам надо было с боями пройти в Альпах 140 верст. Провианта решено было взять всего на семь суток: трехдневный запас, как обычно, люди должны были нести на себе, а остальные харчи — перевозиться на мулах вьючного обоза. То есть предполагалось, что войска пройдут 140 верст по горам, «аки по равнине» — по 20 в день!
Но не надо быть туристом-альпинистом или проходить специальную горную подготовку, чтобы сообразить: за одну неделю войску с артиллерией, не имеющему опыта горных маршей, эту дистанцию не одолеть! Здесь же не равнина…
Итог: войска шли по маршруту в два с лишним раза больше, чем планировалось (16 суток), потеряли убитыми и ранеными 25 % личного состава, всю артиллерию, обоз и закончили поход, как тогда писали, «в полнейшем расстройстве». Хорошо, что противника в то время поблизости не было… Такого большого процента потерь, как в Швейцарском походе, у войск Суворова не было ни в одном, даже самом кровопролитном сражении!
Вот в этом, кстати, и заключалась одна из причин того, что подвиги российского генералиссимуса оказались неповторимыми. Из всех полководцев в XVIII — XIX веках с «суворовской скоростью» войска водил один лишь Суворов, а прочие генералы это делать опасались. Они знали: оторвавшись от обоза, войска рисковали оказаться на марше без провианта, а на поле боя — без боеприпасов и медикаментов.
«Но тих был наш бивак открытый…»
…Вернемся к нашей колонне, которая уже затемно прибыла к месту ночлега. К тому времени здесь уже находились квартирьеры, которые распределяли подразделения по помещениям, выбранным для ночевки. Если это была крестьянская изба, то ее предварительно следовало окурить дымом от горящих можжевеловых веток, поэтому чаще воины устраивались в сараях, хлевах, амбарах и овинах.
Если была возможность, то вместе с квартирьерами от полка к месту ночлега заранее выдвигалось человек 60–70… пекарей. Оставив товарищам свою ношу и прихватив с собой только формы для выпечки и мешки с мукой, они быстрым шагом или на артельных повозках прибывали к месту ночлега воинской части. Временно оккупировав печи в крестьянских избах или в придорожном трактире, хлебопеки приступали к делу, и подошедший батальон или полк получал горячие ковриги.
Разместившись под крышами или в палатках, солдатские артели начинали готовить ужин. Здесь надо сказать, что централизованного общепита в те славные времена не было и в помине и каждая солдатская артель (о ней — см. выше) кормилась как могла. Командир роты регулярно выдавал на каждую артель так называемые приварочные, сапожные, мундирные и лекарские деньги, причем величина суммы определялась численностью ртов в данном солдатском микроколлективе.
Каждая артель выбирала себе артельщика — грамотного, опытного солдата, который вел хозяйство своих избирателей. На артельные деньги закупались провиант и фураж, водка или ром, туалетные и банные принадлежности, посуда и кухонная утварь, дрова и все прочие необходимые в солдатском обиходе вещи.
Все расходы артельных сумм фиксировались в специальной прошнурованной и проштемпелеванной книге, которую вел писарь, и утверждались ротным командиром. Естественно, что столь детская форма учета денег позволяла недобросовестным артельщикам, писарям и офицерам периодически получать неплохие откаты.
А если войско совершало марш за границей, артельные суммы дополнялись «казенными мясными и винными порционами». То есть два-три раза в неделю солдат получал по 0,5 фунта (200 граммов) свежего мяса, рыбы или солонины — круто засоленной, чтобы не портилась, говядины или свинины, хранящейся в специальных бочках. Кстати, солонину вполне можно считать далеким предком современных консервов. Вина полагалось по чарке (122 грамма) в сутки на брата. Как вы, читатель, уже догадались, и солонина, и винные бочки были обязательными грузами любого войскового обоза. Но поскольку мясо и алкоголь выдавались в те времена не «подушно», а «поартельно», то и здесь открывалось широкое поле для различных махинаций…
Итак, только глубокой ночью артельщики и кашевары завершали процесс приготовления пищи, и солдатские желудки наконец-то получали горячее варево. Меню артели зависело от честности артельщика, цен на продовольствие на местном рынке и… от хитрости, ловкости и степени тренированности солдатских рук. Чаще всего варился кулеш — своеобразная полукаша-полусуп, в который, как в ирландское рагу героев книги Джерома К. Джерома, можно было положить любое съедобное вещество.
Однако если во время марша солдатам удавалось разжиться (причем не всегда честным путем) «дикой» курицей, уткой или петухом, то приварок получался достаточно увесистым и его потребление сопровождалось порой возлиянием общественно-артельных напитков из солдатских манерок.
На употребление нижними чинами сорокаградусной мудрое начальство смотрело снисходительно. Тому было несколько причин. Во‑первых, тогдашние традиции настоятельно рекомендовали принимать чарку после окончания трудового дня, «с устатку». Во‑вторых, при этом снижался риск простудных заболеваний. В‑третьих, котел с кашей и водка прочно удерживали солдата возле артельного костерка: мешали ему отправиться на поиски и последующую реквизицию пищи и выпивки у местного населения. В‑четвертых, глубокой ночью усталого, но сытого, согревшегося и немного выпившего человека тянуло только в сон, а не на поиски приключений.
Ну а тех, кто все-таки злоупотреблял доверием начальства и благодушием своей артели, ожидали розги или шпицрутены — проверенные веками воспитательные средства…
Андрей Данилов, «Ваяр», danilov@mod.mil.by
продолжение следует