Рома Свечников после кругосветки: "Когда я уезжал, я был простым белорусским транслятором - что мне вложили, то я и говорил"
19.11.2014 18:22
—
Новости Общества
Проект 34mag.net "Рома едзе" начался два с половиной года назад: несостоявшийся белорусский айтишник Рома Свечников бросил универ на третьем курсе и уехал в безвременную кругосветку. В его рюкзаке были ноутбук, фотоаппарат и около 200 долларов. Через два с половиной года Рома вернулся в Минск, обогнув Землю.
С редакцией мультимедийного журнала 34mag.net Рома познакомился незадолго до выезда – его уже знали по первому медийно-уличному проекту "Лена Красит". В течение двух с половиной лет подробные материалы о каждой стране, где побывал Рома, выходили в проекте "Рома едзе".
В новых местах Рому мало интересовали достопримечательности – страны он изучал через людей, которых встречал. Каждый материал он снабдил аудиозаписью звуков местного радио, более чем сотней собственных фотографий и видеоэкспериментами. Например, в Иране Рома попытался проникнуть в храм под видом женщины: выщипал брови, тщательно побрился, накрасился и соответствующе нарядился...
За время кругосветки он проехал, проплыл и прошел больше 150 тысяч километров и побывал в 25 странах. Первая часть реалити-проекта Ромы вышла книгой. Это путешествие от Минска до Лос-Анджелеса через Грузию, Армению, Иран, Азербайджан, Алтай, Монголию, Китай, Лаос и Таиланд. Вторая часть путешествия: Лос-Анджелес, Аляска, Нью-Йорк, Мексика, Гватемала, Гондурас, Никарагуа, Коста-Рика, Панама, Колумбия, Эквадор, Перу.
В Минске Рома уже около двух недель. Он говорит, что никогда не писал книгу и даже подумать об этом не мог. Как и не предполагал, что его ждет, когда отправлялся в свою кругосветку. И еще признается, что лучше всего чувствует себя в лесу, а на открытых пространствах его "пугает вечность". Мы встретились с Ромой в его день рождения и поговорили о том, что чувствует 20-летний человек, оказавшись в незнакомой стране без средств, о его семье и о том, как он научился видеть людей насквозь.
До этого долго решали где и встретились на "нулевом километре". Беспокойная Ромина фигура с рюкзаком видна издалека – в эту погоду он тут один, нарезает круги в ожидании.
До этого долго решали где и встретились на "нулевом километре". Беспокойная Ромина фигура с рюкзаком видна издалека – в эту погоду он тут один, нарезает круги в ожидании.
– Ты не знаешь, что тут будет? – спрашивает он, когда мы проходим возле остатков Музея Великой Отечественной войны, и говорит, что уже побывал в новом музее – ему там понравилось. Офис Velcom на Октябрьской площади Рома называет "типичной современной китайской архитектурой", к ней же относит и здание Дворца Независимости на проспекте Победителей, и гостиницу "Пекин". Минск ему приходится открывать для себя заново.
– В первом интервью после возвращения в Минск ты назвал себя очень неуверенным ни в чем человеком. Ты таким стал или таким уже отправлялся путешествовать?
– Нет, отправлялся я очень уверенным человеком. Когда я уезжал, я был простым белорусским транслятором – что мне вложили, то я и говорил. Со временем все поменялось, я изменил свое отношение к государственности, к войнам. Если раньше я мог сказать, что это однозначно плохо, то теперь я… думаю несколько иначе. Мой мир больше не делится на добро и зло – все относительно. Единственная моя ценность – это моя жизнь.
– Небольшую часть дороги ты проехал со своим белорусским другом Женей, в Лаосе сплавлялся по реке Меконг с Виталиком из Бреста, с которым встретился случайно. В какой момент и почему появилась Оля?
– Оля, – повторяет Рома задумчиво и держит паузу. Затем уже бодро продолжает: – С Олей мы познакомились в интернете, я был в то время на Алтае или в Монголии. Мы друг друга до этого никогда не видели.
В какой-то степени Китай был для меня переломным моментом путешествия. Я окончательно остался один, и в один из дней я осознал собственную абсолютную свободу. У меня еще не было якорей – я успел во всем разочароваться, но не успел найти ответы. И мне было страшно, потому что я понимал, что я стою перед каким-то внутренним выбором – бросить этот мир, из которого я бежал совсем, расстаться с ним навсегда – я говорю о 34mag.net, о собственном доме, о семье – либо не расставаться. И если говорить о том, чтобы расстаться – не знаю, встретил ли бы я еще знакомых мне людей, узнали бы они меня когда-нибудь. Это был очень серьезный внутренний выбор, когда я чувствовал, что если я сделаю шаг вперед, то просто никогда не вернусь. То есть шаг вперед обозначала бы то, что возвращаться будет больше некуда.
Стоя перед этим выбором, я сделал шаг назад. Просто потому что у меня была Оля, и я понимал, что я могу ее вернуть и поехать дальше с ней. Я так и сделал. И она стала на долгое время моей опорой. Хотя нам было очень тяжело – мы встретились впервые в Шанхае, а до этого только два часа в скайпе поговорили. Все было очень просто: мы с ней познакомились, и через три дня она купила билет в Шанхай. Не было никаких договоров, она просто позвонила и сказала: "Я купила билет в Шанхай". Оля с моей мамой и друзьями раньше познакомилась, чем я с ней. Она была моим якорем, не давал мне провалиться в пустоту – я держался за нее, я держался за наши очень непростые отношения. И это в какой-то степени удержало меня здесь.
– Ты говорил, что стоишь на одном мизинчике ("Я на мизинчике стою. Ветер дует, и меня начинает сносить в сторону, но я держусь этим мизинчиком"). Оля ни на одном мизинчике стоит?
– В этом то и ее красота, понимаешь. Я на Олю смотрю и понимаю, как здесь все устроено. Мы просто в разных мирах – я в этом, она – в том. Это не значит, что мой мир круче, просто это значит, что я через нее ориентируюсь здесь. Она ясно дает понять наши ориентиры, и я не против. Я ей очень-очень благодарен за то, что все обернулось таким образом.
Во мне, конечно, говорит страх перед тем, куда я чуть было не провалился. Мне до сих пор легко попасть в то состояние и почувствовать ту степень отчаянности 20-летнего пацана, который оказался в какой-то стране без средств к существованию и без особого смысла к движению в любом направлении.
– Что мама думает по поводу твоего путешествия? И какая у тебя семья?
– У меня очень хорошая семья на самом деле, – об этом Рома говорит особенно серьезно. – Когда я уезжал, мама считала, что я совершаю большую ошибку: она в свое время тоже не закончила универ, и, как все родители, считала, что я-то должен. Но я все бросил, и для нее это была, конечно, травма. Теперь она мной гордится. И мне приятно. Мои родители мне дороги.
 |
Мама Ромы во время презентации его книги 10 мая 2014 г.: "Пока Рома едзе – мама ждет". Рома и Оля в это время были на связи по скайпу из Панамы. |
– Ты читаешь новости? И пока путешествовал – читал?
– Не могу сказать, что прямо следил, но когда начиналась заваруха в Украине, много времени проводил за новостями. Мне кажется, все основные события я знаю.
А сейчас, вот что ты имеешь в виду? Читать о том, как кто-то перестроился через три ряда, негодяй, как вся страна бурно обсуждает это? За такими новостями я не слежу.
Я сейчас стараюсь погрузиться в нашу историю и понять тот ход событий, те геополитические мотивы, которые привели нас в нашу действительность. В вопросе украинско-русском я, увы, не могу занять ни одну из сторон.
– Насколько люди оказались отзывчивы и помогали денежными отчислениями в путешествии?
– По сути, я всю дорогу проехал на donation (пожертвования - прим. TUT.BY). Иногда я много работал, иногда приходилось жить совсем без денег. Но в моменты, когда я кушал стейки – а такие моменты иногда случались, – это все было на деньги, которые мне присылали люди. Это не было регулярно, это были очень маленькие суммы, но мне их хватало.
Первую часть пути я редко тратил больше 100 долларов в месяц. Потом стало несколько легче, в Штатах я много работал. А вот уже начиная с Центральной Америки, прямо скажу, львиную долю мне переводили люди и, конечно, спасибо им за это, потому что они и правда облегчили мою жизнь.
 |
В Нью-Йорке Рома по-быстрому сделал сайт, на котором вкратце описал свое путешествие и объяснил, зачем ему нужны деньги и куда их можно перечислить. Ссылку на сайт он зашифровал в QR-код, который на картонку нанес акриловыми красками. Про "попрошайничество будущего" Рома написал для habrahabr.ru.
|
– В Нью-Йорке ты писал, что смена рельефа тебя уже не волнует. Это и было причиной возвращения в Минск?
– Нет. Просто дальше было особо некуда ехать. Ты можешь сказать мне – Африка. Но, честно сказать, с такими бюджетами очень сложно в Африке – еще сложнее, чем в Южной Америке. Если в Южной Америке ты привычный гринго, но помимо тебя белых там [censored], то в Африке было бы однозначно резче. Да и она не такая "вкусная". Опять же, там очень сложно с визами – чтобы открывать визу в каждую страну, мне бы не хватило паспорта. А в Европу я уже не поехал по той простой причине, что в Южной Америке в нее невозможно получить визу – я могу получить ее только в Беларуси.
– С какими мыслями ты садился в самолет домой?
– Хотелось бы сказать, что я думал о том, что же мне сейчас предстоит, но я не понимал, что я делаю. Когда я из Мадрида летел уже в Киев, я [censored] от русских людей. Я уже забыл о том, какие они, наши ребята в черных куртках с какими-то булочками и бутербродами в самолете. Я просто сидел и смотрел на это все. И первым шоком было то, что русский язык перестал быть секретным языком.
– Что изменилось в тебе за время, пока ты в Минске?
– Я в какой-то степени начал видеть людей насквозь – я на них смотрю и вижу не просто зеленые глаза и волосы каре, а вижу другой слой. Раньше я не мог о нем так буквально говорить – это не было для меня так очевидно. На самом деле, мы все умеем делать это в той или иной степени.
Я вообще могу рассказать о людях многое по их глазам, по их лицу. Но я говорю именно о наших людях – с иностранцами у меня вряд ли так получится. Но ввиду того, что я насмотрелся на Других, увидев своих, они стали для меня какими-то прозрачными. В китайцах я точно не разгляжу сути – там совсем другое устройство, как и у американцев.
– Какой будет вторая книга?
– Она будет однозначно другой. Я нахожусь сейчас в очень странном состоянии невесомости. Я понимаю, что должен закончить книгу, и очень хочу уделить этому действительно много внимания, сделать это на совесть. Но может не получиться, и меня это очень тревожит. Потому, что ее не стоит [censored], она должна получиться максимально честной.
У меня получились несколько неровные тексты, они не очень стыкуются друг с другом. Это можно оставить и сделать "фишечкой" книги, но, скажем, есть первый текст, лос-анджелесский, и он конкретно выбивается. В Лос-Анджелесе я был в такой заднице, что просто не мог писать.
И потом, когда ты делаешь книгу из статей, то туда нельзя просто взять и кучей запихать тексты. Нужно их свести как треки в музыкальном миксе.
Сейчас я пишу конец книги, Это конец книги, конец очень большой истории, и он, возможно, подразумевает вывод. Возможно, нет. Но четкое окончание обязательно должно прорисоваться. Пока что у меня не получается преобразовать чувства в слаженные слова. И выносить это из глубин, с днища камни поднимать – это непросто. Для меня все закончено. Это просто надо перенести в текст.
Честно признаюсь, каждый мой текст, дался мне очень нелегко. Может быть, первый текст был наиболее простой. Все последующие были тяжелыми. А самые последние – я кидался предметами, рвал на себе рубаху, но все равно в них не уверен, каждый по-своему неидеален.
– Во время путешествия приходилось врать?
– Конечно. Каждый день! Я до сих пор вру, – быстро отвечает Рома и на мгновение замолкает. – Понимаешь, я очень люблю людей, поэтому мне приходится врать. Конечно, я говорю правды, наверное, намного больше, чем могут позволить себе другие, но враки остаются. Даже в текстах я многое недоговаривал – я не могу говорить о многих вещах в текстах просто потому, что люди, для которых я пишу, не все к этому готовы. Для многих то, что я написал, – это уже невозможно читать, это уже "на расстрел".
Есть очень любимая позиция молодых ребят, которые говорят "а че ты слушаешь других, да ты поступай как знаешь, это же твоя жизнь". Это очень круто, но так не получится. Никто из нас в сущности так не делает, как бы мы не хотели считать, что поступаем непредвзято. Мы всегда, говоря инженерным языком, зашиты в граф, всегда имеем большое количество влияющих на нас связей. Вот я с тобой разговариваю и могу сказать – да мне все равно, что ты там думаешь. На самом деле, конечно, не все равно. Мы берем в расчет остальных – собеседников, аудиторию. Ведь если тебе все равно, то какого черта ты тогда пишешь вообще?
Я, конечно же, вру, потому что я нахожусь в связях. Все разные, и не каждый готов принять некоторую часть меня. Поэтому я им ее просто не даю, я не рассказываю о ней.
– Кристофер МакКендлес – почему он для тебя герой?
– Он не герой для меня. Странно применять к нему это слово. Я рассылал открытки со своим изображением у "волшебного автобуса" не потому, что Крис мой герой, а потому, что его история меня тронула. Тронула всех. Об автобусе, в котом погиб Крис, знает каждый бродяга, но при этом фургон остается чем-то недосягаемым. Добраться до него было делом сердечной дружбы – любви к чистому духу этого места. Мы с Крисом скорее бы стали хорошими друзьями, потому что шли одной дорогой.
 |
Кристофер Джонсон Маккэндлесс (1968 - 1992) успешно окончил Университет Эмори со специализацией по истории и антропологии. Высказывал презрение к материализму американского общества. После окончания университета он пожертвовал в организацию, которая занимается проблемами бедности и несправедливости, 24 тысячи долларов и отправился путешествовать. После нескольких месяцев жизни в дикой природе Аляски, он решил вернуться к цивилизации. Но его путь назад оказался отрезан рекой Тэкланика. В 400 метрах от Криса была переправа, но об этом он не знал - у него не было карты . Он умер от истощения в зеленом автобусе. Американский писатель Джон Кракауэр написал о приключениях Кристофера МакКендлеса книгу "В диких условиях", изданную в 1996 году. В 2007 году Шон Пенн снял фильм с одноименным названием. О своем пути к зеленому автобусу Рома Свечников подробно написал на своем сайте и в материале "Рома на Алясцы". |
– Что было самым сложным, когда ты вернулся?
– Самым сложным было увидеть своих родителей, – Рома начинает постукивать по столу и отводить взгляд. – Такая больная тема, честно сказать. Много моих людей ушло до моего отъезда. Моих, я имею в виду друзей. Многие ушли, пока я ехал. Мой хороший друг, с которым очень много связано… утонул. Старики мои постарели сильно. Больно смотреть на родителей, которые за два года потеряли десяток, в какой-то степени, наверное, по твоей вине. Зато у брата дочка родилась.
На выходе из кафе Рома задерживается у большой витрины с сырами.
– Благодаря тому, что мне приходилось воровать, я стал разбираться в крутом сыре и винах, и перепробовал столько всего, чего никогда в жизни бы себе не позволил. Но я рад что завязал с этим, мне действительно неприятно об этом вспоминать.
У нас, кстати, очень крутые продукты. Это чтобы ты просто знала. Больше нигде ты не найдешь такой вкусный эклер за 40 центов, который полностью, от начала и до конца, заполнен кремом.
