Пошла писать губерния
Почему Адам Роговец играет на гармошке и как он «воевал» в тринадцать лет
Интернет, по крайней мере, тот его сегмент, который на все, что происходит в нашей стране, имеет свою особенную точку зрения, вновь вышел из берегов. Повод для этого дали не Зоя и Валера с какой-нибудь новой песней, не южнокорейский репер, а ветеран войны из Наровлянского района Адам Никитич Роговец, который, оказывается, всеми «позабыт и позаброшен». Живет в полуразвалившейся хатке в отселенной деревне Белый Берег, в свои девяносто лет ездит в Мозырь, играет возле базара на гармошке и живет тем, что люди добрые подадут. Узнали о такой беде и о бездушии властей молодые ребята из Мозыря, кинули клич «Поможем деду!», собрали кое-что из продуктов и одежды и поехали к Никитичу. Первый раз, в январе, съездили удачно, а третьего февраля в Белом Береге их встретили сотрудники милиции и на основании п. 2 ст. 16.3 КоАП Республики Беларусь составили «протокол по факту нарушения требований режима радиационной безопасности в местностях, подвергшихся радиоактивному заражению».
По этому, собственно говоря, поводу шум и вот такой вывод: волонтеров задержали из-за того, что они «напоминают властям о социальных проблемах и разрушают миф о заботе о ветеранах». Разброс мнений в многочисленных комментариях (а в Интернете у нас сидят на удивление чуткие, душевные люди, редкие специалисты по всем сферам жизни и отраслям деятельности. — Авт.) еще шире: от организации пикетов у здания суда, где будут разбирать административное правонарушение «волонтеров», до создания подпольных вооруженных формирований с целью свержения антинародной власти, которая так безбожно обошлась в том числе и с Адамом Роговцом.
Прежде чем отделить мух от котлет, зерна от плевел, агнцев от козлищ, а проще говоря, рассказать реальную историю жизни Адама Роговца, позволю себе маленькое формальное замечание. Гражданским лицам доступ в зону отчуждения официально разрешен лишь на Радуницу для посещения кладбищ. Во все остальные дни — или специальный пропуск, или неизбежный штраф от 10 базовых величин для начала. Это — суров он, плох он, хорош он — закон. В том, что он действует, что периметр зоны охраняется не формально, убедился однажды сам, когда в эту самую зону случайно заехал. Поверьте, ни редакционное удостоверение, ни удостоверение ликвидатора аварии на ЧАЭС не помогли избежать повестки в суд Наровлянского района и уплаты этих самых базовых.
А теперь по существу. Начнем с того, что в 1941 году Адаму Роговцу было 13 лет и поэтому ни в Красной армии, ни в партизанах он не воевал. Пришло время, создал семью, с женой Марией Титовной, сыновьями Михаилом, Александром, Николаем и дочкой Ниной жили в деревне Углы. Глава семьи работал на смолзаводе, жена вела хозяйство, дети учились. Все, как у всех, пока не грянул Чернобыль. Углы попали под отселение, семья переехала в одну из деревень Жлобинского района и…
— Родители там только перезимовали, а потом папа запряг лошадку, посадил на воз маму, и поехали они в деревню Хильчиха Наровлянского района, поселились в доме моих дедушки и бабушки. Потом эта деревня тоже попала под отселение, и родители переехали в уже выселенный Белый Берег — жил там такой дед Сергей, он папу и сагитировал, предложил жить в доме напротив.
Это — слова Нины Дубенок, дочери Адама Роговца, которая живет сейчас в городе Лиде и работает аппаратчицей на здешней «Лакокраске». Женщина охотно рассказала мне о своей семье, и, надо сказать, рассказ получился грустным. Нет уже в живых среднего брата Александра. Тяжело болен, не вылезает из больниц старший Михаил. Младший Николай живет в Жлобине, но в родные места с трудом выбирается только на Радуницу — после операции на спине не может ехать даже в машине. Мама много лет жила с ампутированными ногами, в июне вот уже восемь лет будет, как умерла. Ну а что ж, спрашиваю, отец, как там ему в этом Белом Береге одному?
— Я живу в однокомнатной квартире с двумя разнополыми детьми, но вы думаете, я ему не предлагала ко мне переехать? Он — ни в какую, даже на зиму. «Мне там добра, а тут я ад нуды памру, а ты потым машыну будзеш шукаць, каб на могілкі мяне завезці», — вот и весь ответ.
Аккуратно, чтобы не обидеть ненароком, выспрашиваю, не голодает ли отец, а то с чего бы ему в Мозыре на гармошке играть. Собеседница снова вздыхает.
— Пенсия у папы два миллиона двести тысяч рублей, ему хватает. Выходит на трассу Наровля—Киров, а здесь недалеко, к автолавке. Я посылки ему в Вербовичи регулярно отправляю. А насчет гармошки… Он у нас по жизни музыкант — гармонист, барабанщик, ни одна свадьба без него не обходилась. Вот и ездил к людям. Теперь, насколько я знаю, уже не ездит, сил не хватает.
Действительно, сюжет о самоселах БТ снимало весной к очередной годовщине Чернобыля, но отрывок его, рассказывающий о жизни Роговца, стал крутиться на «You Tube» как иллюстрация к акции «волонтеров» совсем недавно. Пусть его, дело не в этом. А в том, что жить так, как живет Адам Никитич, в самом деле, нельзя. Одному в мертвой деревне, без электричества, без, я так понимаю, возможности помыться в бане и соблюдения элементарной санитарии. И что-нибудь улучшить именно в Белом Береге невозможно. Линию электропередачи к одному дому в выселенной деревне, которая находится на территории Полесского радиационного заповедника, никто тянуть не будет, потому что права не имеет. Автолавка, повторюсь, идет по трассе и сворачивать на территорию зоны права не имеет. Впрочем, если бы оно и было, кто заставит водителя и продавца находиться там, где находиться нельзя?
Таких вопросов множество, они кажутся неразрешимыми. Но только на первый взгляд. На самом деле варианты есть. Первый — пожить, поначалу пусть и временно, в отделении сестринского ухода Наровлянской райбольницы. Второй — переехать на постоянное место жительства в любую окрестную деревню, где есть свободное государственное жилье, которое старику предоставят в тот же день.
— От любых вариантов Адам Никитич отказывается категорически, хочет жить в Белом Береге, и только в нем. Это он заявляет соцработникам, медикам. Ему предлагали полежать в стационаре — категорический отказ. Аналогичные ответы получают и специалисты администрации зоны отчуждения, которые из уважения к годам Никитича ни разу его даже не оштрафовали, — говорит начальник управления по труду и соцзащите райисполкома Галина Попович.
Итак, вопросы: надо ли распинать, обвинять во всех прегрешениях власть, если человек сделал пусть странный, пусть никому, даже родным детям, непонятный, но вполне осознанный выбор? Может ли эта самая власть насильно изъять человека из привычной ему среды обитания и потом нести ответственность за безвременную, а так, наверное, и будет, кончину человека?
И напоследок. Если ребята из Мозыря захотят продолжить свою гуманитарную деятельность, то я могу назвать добрый десяток (Гридни Наровлянского района, Двор-Савичи Брагинского и так далее) деревень, где живут самоселы, которые не откажутся от того, что им передадут добрые люди. Только вот сам акт передачи нужно провести так, чтобы доброе деяние не стало наказуемым, — администрация зоны отселения, местные отделения Красного Креста, управление соцзащиты райисполкома и другие структуры, я уверен, сделают это не чинясь.
P.S. Всех, кто захочет подвергнуть автора этих заметок обструкции, я заранее прощаю.