«Абибок» — имя гордое

«Абибок» — имя гордое

Такого трудягу, как Константин Константинович, еще поискать надо по свету. Но по иронии ли судьбы, или Бог знает по какой причине, выпало носить ему «несправедливую» фамилию: Абибок.

— Абибоком был мой отец. Дед и прадед — тоже Абибоки. Но никогда никто не считал наш род лентяями. Наоборот, за честность и трудолюбие и отец Константин Иванович, и все родичи были на селе людьми уважаемыми. А откуда пошла такая фамилия — кто же теперь скажет? Да разве в ней дело? Фамилия может быть красивой и звучной, а человек, который ее носит, гроша ломаного не стоит. Бывает же такое? Но разговор наш не о том. Вы лучше послушайте, как мы играем и поем...

И Константин Константинович легко, словно и не было за плечами 70 лет, поднялся на сцену сельского клуба. Ничем особенным внешне и внутренне клуб в деревне Запесочье Житковичского района не отличается. А гордиться ему есть чем. Не много найдется в нашем государстве селений, где сразу два народных ансамбля дарят людям радость. А на сцене патриарха уже ждали две его дочери — Валя с гармошкой и Люба с турецким барабаном да зять Сергей с контрабасом. Константин Константинович взял свой бубен, Валентина растянула меха гармошки — и дивная музыка хлынула в зал. Стены клуба будто раздвинулись. И хоть была еще ранняя весна, зазвенели птичьи голоса. И светлые родники наполнили мир своей чистотою. И что–то нежно–грустное коснулось сердца. «А гармонь зовет куда–то, // Далеко, легко ведет...»

Одна мелодия сменялась другой. Красивая, завораживающая музыка казалась видимой. Что–то первородное, близкое к природе чувствовалось в ней.

— Валя, фуэте! — негромкий голос руководителя семейного ансамбля Сергея Кузьмича.

И словно пламя костра полыхнуло на сцене от изящного поворота Валентины. Притом ни на мгновение не оборвавшего мелодию. В семейном ансамбле было все по–семейному слаженно и органично. А музыка — как одно дыхание...

Музыка обладает удивительным свойством объединять людей. Исполнителей и слушателей. Делать их ближе и роднее. Поэтому и разговор с участниками семейного ансамбля был по–семейному искренним, задушевным. И, как положено в семье, первым слово произнес самый старший...

— Родился я в деревне Конковичи Петриковского района. Дом отец срубил добротный, просторный. Да и было для кого: 12 детей в семье. Когда отец вернулся с войны, в живых осталось четверо. Восемь моих братиков и сестер умерли от тифа...

В годы войны нас выселили из деревни. Мама собрала какие–то вещи, а зерно и гармошку спрятала в яме. Да, видно, чьи–то недобрые глаза подглядели за нею. Когда пришли наши и мы вернулись в свою деревню, то увидели, что от дома остались только дубовые столбы, служившие фундаментом. На одном из них сидел кот и грелся на солнышке. Дом наш немцы разобрали на переправу.

Кинулась мама к яме, а она–то пустая. Лишь на дне лежала гармошка... Выкопали землянку и стали жить, как звери в норе. Это потом мужики слепят нам из бревен хатку. Отец вернется домой только в 1947 году...

Так вот, хлебушек украли, а гармошка осталась. Отец играл на скрипке. Мама — на кларнете. Старшие братья — на гармошке. Ни одна свадьба на селе не обходилась без нашего семейного ансамбля. И из окрестных деревень часто приглашали.

Какая–то неведомая сила тянула и меня к гармошке. Старший брат показал, как играть «Барыню». Получилось. А дальше — сам. Пиликаю, пиликаю — и вдруг, откуда ни возьмись, выплывает мелодия. Гармошка так и выговаривает слова: «Вьется дорога длинная, // Здравствуй, земля целинная!..» Сначала робко, спотыкаясь, а потом — все четче и увереннее. И с тех пор стоило мне услышать песню по радио, как тут же подбирал мелодию на гармошке. К 15 годам я уже был заправским гармонистом.

Клуба в нашем селе не было. Собирались по домам. Набьется молодежи полная хата — зовут меня. А я и рад стараться: до полуночи наяриваю на гармошке. Тульской, черного цвета, чудом выжившей в годы войны... Весь репертуар освоил в совершенстве: полька, краковяк, вальс, фокстрот, страдания...

Гармонисту положена плата. Но откуда у колхозников деньги? Рассчитывались со мной натуральными продуктами. Бывало, по полведра яиц приносил домой после танцев.

С гармошкой не расставался никогда. И в армии тоже. Была у нас в батальоне гармонь. Глянул я на нее, и как будто сама просится в руки. Вечером перед отбоем взял ее, родимую, играю и пою: «Ой ты мать моя родная, // Зачем на свет меня родила? // Судьбой несчастной наградила, // Шинель военную дала...»

В казарме стало тихо–тихо. Одногодки мои, друзья по учебке, закручинились. Наверно, каждый в мыслях вернулся в родительский дом. Мы ведь только оттуда, а впереди еще годы и годы службы... И старослужащие о чем–то задумались...

Может быть, и примитив. Но мотив трогает, трогает душу... А ведь это в музыке главное. Любил и до конца жизни своей буду любить фронтовые песни. Я ведь тоже из тех, кого называют «дети войны». Сколько же светлого, чистого, сколько души вложено в песни о войне... Когда гармонь выговаривает слова песни «В лесу прифронтовом» или вот эти, пронзительные: «И пил солдат из медной кружки // Вино с печалью пополам...» — сердце разрывается на части...

Наша музыка очень простая. Но живая, подлинная. Идущая от сердца к сердцу. Одним людям она напоминает те дни, когда они были молоды, здоровы и счастливы. Других отвлекает от повседневности и бесконечных забот. А третьим ненавязчиво говорит, что надо любить жизнь и свою родную землю. Каждый чувствует в ней свое, а все вместе — радость. И когда понимаешь, что эту радость дарит людям наш ансамбль, уже ради этого стоит жить на свете...

Руководитель семейного ансамбля Сергей Страх (вот уж фамилии подобрались!) — человек исключительного обаяния. Но оно естественное, как сама жизнь. И улыбка на лице, и какое–то мальчишеское озорство — тоже от природы. От широкой натуры и щедрой души. Да еще — от таланта. Беседовать с ним легко и как–то радостно...

— Вначале мы с Валентиной выступали вдвоем. Семейный дуэт — это хорошо. Но ансамбль — гораздо лучше. Поделился идеей со своими родичами. Приняли на ура. Константин Константинович прекрасно помнит семейный ансамбль, которым руководил его отец. Ему оставалось всего лишь перейти из одного в другой. Правда, с паузой в несколько десятков лет...

Стали думать, как его назвать. А я и говорю: «Чего тут думать, когда сама жизнь придумала название». «Какое?» — все в один голос. «Абибок. Это же настоящий брэнд! Такого в мире не найдешь». Согласились мои родичи. И вот уже больше 10 лет колесим мы по городам и весям. По 50 концертов даем в год. И всегда аншлаг. «Абибок» — имя гордое.

Инструменты у нас видавшие виды. И костюмы сами шьем. Кто–то мог и упрекнуть: «Не дотягиваете вы, мол, ребята до уровня. Не та у вас форма»... А когда нам присвоили звание народного, самые большие скептики руками развели. И поняли, что не в форме дело, а в содержании. В живой, трепетной душе, которая есть в народной музыке. Мы ее не глушим, не уродуем переделками, а доносим людям в том первозданном виде, в каком исполнялось и пелось нашими предками.

Мы как будто остановили, заморозили то время. Не дали уйти ему в прошлое. Заморозили, чтобы согревать людские души. Вернуть их к истокам, к добру. Потому нас так слушают. И так благодарят. Как–то после концерта старенькая крестьянка, сидевшая в первом ряду, опираясь на киёчек, каким–то вдруг помолодевшим голосом громко, на весь зал говорит: «Детаньки! Вы так сыграли, што як бы я у децтве побула». И слезы катятся по щекам. У меня у самого комок в горле. Разве такое забудешь...

— А как мы выступаем в детском садике или в школе! — включается в разговор Валентина, жена Сергея. — С полчаса, а то и больше маленькие слушатели сидят не шелохнувшись. А когда концерт закончим, раздаются голоса: «Тетя Валя, сыграйте еще!»

Все мое детство пронизано музыкой. На гармошке я играла уже в 5 лет. Отец научил. Дед мой высокий такой, волосы чуть рыжеватые, возьмет скрипку (а руки огромные, натруженные. Я все боялась, что скрипка нечаянно хрустнет в дедовой руке или смычок сложится пополам, но все обходилось), и запоет она, и заплачет. Как жаль, что не научилась я играть на скрипке. Думала, еще не поздно, еще успею. Да вот не успела...

А больше всего на свете люблю я танцевать. Когда танцую, не чую под собою ног. Я ведь после 8 классов поступила в Минское хореографическое училище. Огромный конкурс выдержала. Но вынуждена была бросить. За квартиру платить было нечем. Да и на одну стипендию не проживешь... И в Могилевском культпросветучилище недоучилась — вышла замуж. Но ни о чем не жалею. Я живу музыкой. А музыка живет во мне...

Люба, младшая дочь Константина Константиновича, мило улыбнувшись, предложила: «А хотите послушать, как моя доченька поет частушки?» И маленькая девочка, ничуть не смущаясь, хорошим голосочком пропела несколько куплетов. «Вот и пополнение растет», — подумал я. «А кто же сочинил эти частушки?» — спрашиваю у маленькой солистки. «Моя бабушка», — бойко ответила девочка. И все заулыбались. «Анна Алексеевна, моя жена, с ходу придумает любую частушку, — с гордостью рассказывает Константин Константинович. — И сама исполнит. А песен сколько она знает! Сочинила поэму про блудного сына. Когда рассказывает, люди в зале плачут. Прихворнула Аннушка, а так все время выступает с нами...»

Я прощаюсь с моими новыми друзьями как с родными и близкими мне людьми. И как жаворонок в небе, что–то трепетное, радостное и светлое от встречи с ними будет жить в моей душе.

В Житковичском районе 34 народных и образцовых коллектива. Семейный ансамбль «Абибок», правда, такой один.

Удивительная земля. Удивительный край. Удивительные поющие сердца.

Фото автора.

Автор публикации: Леонид ЕКЕЛЬ