Очевидец - о том, как 30 лет назад в автокатастрофе погиб Петр Машеров
05.10.2010 09:29
—
Новости Общества
Олег Слесаренко, один из свидетелей событий того трагического дня, вспоминает, как 30 лет назад в автокатастрофе погиб Петр Миронович Машеров.
— Давайте, Олег Николаевич, вспомним, что же все-таки произошло тридцать лет назад? Вы были водителем машины сопровождения в поездке, ставшей для Петра Мироновича последней…
— В группу сопровождения первого секретаря ЦК КПБ я вошел в марте 1980 года. Оформлен был на должность старшего инспектора. В группе — пять водителей. За нами были закреплены три автомобиля "Волга".
Машеров не засиживался в кабинете, совершал выезды частые и разные. Посещал предприятия, стройки, колхозы, часто направлялся непосредственно в поле, на фермы. Почти каждый маршрут, как я убеждался, никто не выбирал, в основном он определялся самим Петром Мироновичем уже в пути.
Возможно, кому-то покажется, что работа водителя сопровождения — это прогулка. Кто так считает, глубоко заблуждается. Это задача ответственнейшая!
Проблесковых маячков на машинах ГАИ не было, потому что от Машерова поступила команда: "Не привлекать к себе внимания!". В итоге машины сопровождения были окрашены в белый и серо-голубой цвета и лишь одна – "канареечной" окраски. У машин ГАЗ-24-24 стояли форсированные двигатели, которые сжигали огромное количество 98-го бензина. Резины при такой езде хватало на 10—12 тысяч километров. Было и еще одно "усовершенствование" конструкции: в багажнике лежала тяжелая металлическая плита (для большей устойчивости при езде). А машина-то заднеприводная (эту часть автомобиля во время движения всегда мотало). При аварии плита могла разрезать машину, а заодно и водителя, на части.
Когда мне поручили работу в сопровождении первого лица, был конец зимы. Помню, приехали в аэропорт, откуда предстояло лететь в Беловежскую пущу, но летчики отказались подниматься в воздух из-за непогоды. И мы в снегопад, гололед помчались на Брест. Меньше 150—160 километров не держали.
9 мая я сопровождал Машерова от площади Победы до Кургана Славы. Он обычно брал кучу цветов и раздавал женщинам-ветеранам по цветочку по кругу (площадь раньше Круглой и называли). А ему вместо цветов вручали письма, не надеясь на почту и на помощников…
С площади Победы до Кургана Славы мы тоже летели со скоростью 160 км в час. От нас старалась не отстать и вся свита — совминовские машины. Для чего устанавливали такую бешеную скорость? Просто любили быструю езду. Говорят, Брежнев тоже любил гонять и сам нередко за руль садился…
— А Машеров когда-нибудь сам садился за руль?
— Он всегда садился рядом с водителем. Когда меня отбирали в группу сопровождения, спросили: "Ты не боишься скорости?"
— И вот тот страшный день 4 октября 1980 года…
— Отчетливо его помню. Утро как утро. Евгений Федорович Зайцев, водитель Машерова, как всегда, подтянут, собран. Мы знали, что с Петром Мироновичем наш старший товарищ проработал многие годы. У него был завидный водительский и жизненный опыт.
До обеда поездок не было. Лишь около 15 часов последовала команда диспетчера гаража на выезд. Заехали во двор ЦК. Машеров сел рядом с водителем, офицер охраны Валентин Федорович Чесноков — позади Петра Мироновича.
Выехали на Ленинский проспект и направились в сторону Московского шоссе. Наша "Волга" шла первой. В кабине со мной старший группы сопровождения Виктор Ковальков. Куда следовать — ориентируемся по световым сигналам машины Зайцева, так как связи с кабиной, где находились Петр Миронович и офицер охраны, не было. Связь по рации поддерживалась с замыкающим автомобилем, который вел Михаил Прохорчик.
Погода была солнечная, видимость хорошая. Фактор, согласитесь, положительный. Скорость задавал Зайцев, она колебалась в пределах 120 километров. Мы, можно сказать, незаметно пересекли границу Минского и Смолевичского районов.
И вот злосчастный перекресток с указателем на Плиссу…
Я видел в зеркало тот момент: грузовик в мгновение ока выскочил на полосу встречного движения и встал поперек дороги. Идущей на скорости "Чайке" трудно было уклониться и избежать удара. Зря потом некоторые обвиняли Евгения Федоровича Зайцева в том, что он якобы из-за своего возраста не среагировал на опасность. Вел он машину, не нарушая правил движения, и не по осевой линии, а вдоль нее…
То, что увидели мы с Ковальковым на месте катастрофы, трудно передать словами. Нужно было действовать, не медля ни секунды. ГАЗ-53 загорелся, огонь перекинулся на легковую машину. Чтобы пламя не охватило "Чайку" и она не взорвалась, требовалось оттащить ее в сторону и сбить огонь. Чем?
Рядом стоял МАЗ. Даем команду водителю немедленно столкнуть с места горящий самосвал, а сами бросаемся к "Чайке".
Крыша ее сплюснута до самого сиденья, салон засыпан картошкой. Водитель, зажатый между сиденьем и рулем, мертв. Не подавал признаков жизни и офицер охраны.
Петр Миронович сидел на своем сиденье, наклонившись к рулю, голова опущена, лицо окровавлено. Мне показалось: был еще жив. Мысль, что его еще можно спасти, не покидала в те минуты ни меня, ни водителей, которые подбежали к нам, чтобы помочь извлечь Петра Мироновича из кабины. Осторожно положили его на заднее сиденье моей "Волги" — и, не медля, в Смолевичи! Сопровождающих не было, одной рукой я управлял машиной, а другой придерживал Петра Мироновича.
Километра через три на обочине показался инспектор ГАИ, я притормозил, предложил сесть в машину и показать ближайший путь к больнице. Минут через пять мы уже были там. Коридоры пусты, на втором этаже в одном из кабинетов я нашел врача и приказал немедленно спуститься вниз к пострадавшему в дорожном происшествии. Тот ответил, что занят, у него на приеме больные…
Пришлось заставить доктора оторваться от кресла.
Машерова внесли на носилках в помещение больницы, навстречу вышел другой врач. Белый халат, белая борода… Прослушав пульс и осмотрев пострадавшего, спросил, сколько времени везли его до больницы. Услышав, что ушло минут семь, сказал: "Поздно. Вот если бы до пяти минут…". Потом обратился ко мне: "А кто это?" — "Машеров". — "Не может быть, — сказал врач. — Так скромно одет… У него множество переломов…"
Я позвонил в Смолевичский райком партии, доложил о дорожном происшествии, в котором погиб Машеров. Вскоре на место аварии прибыли работники ГАИ, медики. Приехал Бровиков, в то время второй секретарь ЦК.
На месте катастрофы наша группа сопровождения находилась часов шесть. Приезжали и уезжали милицейские и военные генералы, люди в штатском. Работали следователи прокуратуры, МВД, КГБ. Прилетела большая комиссия из Москвы. Провели, как и полагается в таких случаях, медэкспертизу.
Знакомые и незнакомые люди часто у меня спрашивают: сколько времени я и мои товарищи из группы сопровождения находились под арестом? Ходили легенды, что нас разместили в "американке". Отвечаю, что никто наручники на нас не надевал. Не верят…
Когда поздним вечером 4 октября возвратился домой, жена уже знала о том, что случилось.
В семь утра в квартиру позвонили. Мужчина в штатском, стоявший у двери, сообщил, что внизу меня ждет машина. Я спросил: "Почему так рано?" — "А мы и не уезжали", — последовал ответ.
Меня привезли в УВД Мингорисполкома и предложили зайти в кабинет начальника уголовного розыска Николая Ивановича Чергинца. Хозяина кабинета не было, за его столом сидел пожилой человек. Он представился работником КГБ СССР и сказал, что для расследования происшествия прибыла группа специалистов из Москвы в количестве 25 человек.
Беседа продолжалась около двух часов. Выяснялось все до мелочей. На следующий день всех нас троих, сопровождавших Машерова, в разных кабинетах допрашивали следователи прокуратуры. Показания сверялись, и, если обнаруживались расхождения, их тут же уточняли…
Скажу честно: своей вины и вины своих товарищей я не чувствовал с первых минут. Это подтвердилось потом, после многочисленных "дублирований" ситуации, проверок, изучений документов, технических экспертиз. Вела расследование группа, которую возглавлял очень опытный следователь Николай Игнатович, впоследствии Генеральный прокурор республики. Затем был суд, установивший виновника ЧП — водителя грузовика Николая Пустовита, который в момент встречи с нашими машинами нарушил правила движения. Как известно, он был осужден, отбывал наказание в заключении, потом досрочно освобожден. Понимаю его состояние после пережитого…
Из досье
Олег Николаевич Слесаренко — полковник милиции, работал в управлении ГАИ Мингорисполкома начальником отдела технического надзора. Трудовая биография: тракторный завод, милицейское училище, юрфак Белгосуниверситета. Несколько лет Олег Николаевич работал старшим инспектором группы сопровождения первого секретаря ЦК КПБ. Кроме П.М.Машерова, ему приходилось сопровождать в поездках по республике Т.Я. Киселева, Н.Н. Слюнькова.
— Давайте, Олег Николаевич, вспомним, что же все-таки произошло тридцать лет назад? Вы были водителем машины сопровождения в поездке, ставшей для Петра Мироновича последней…
— В группу сопровождения первого секретаря ЦК КПБ я вошел в марте 1980 года. Оформлен был на должность старшего инспектора. В группе — пять водителей. За нами были закреплены три автомобиля "Волга".
Машеров не засиживался в кабинете, совершал выезды частые и разные. Посещал предприятия, стройки, колхозы, часто направлялся непосредственно в поле, на фермы. Почти каждый маршрут, как я убеждался, никто не выбирал, в основном он определялся самим Петром Мироновичем уже в пути.
Возможно, кому-то покажется, что работа водителя сопровождения — это прогулка. Кто так считает, глубоко заблуждается. Это задача ответственнейшая!
Проблесковых маячков на машинах ГАИ не было, потому что от Машерова поступила команда: "Не привлекать к себе внимания!". В итоге машины сопровождения были окрашены в белый и серо-голубой цвета и лишь одна – "канареечной" окраски. У машин ГАЗ-24-24 стояли форсированные двигатели, которые сжигали огромное количество 98-го бензина. Резины при такой езде хватало на 10—12 тысяч километров. Было и еще одно "усовершенствование" конструкции: в багажнике лежала тяжелая металлическая плита (для большей устойчивости при езде). А машина-то заднеприводная (эту часть автомобиля во время движения всегда мотало). При аварии плита могла разрезать машину, а заодно и водителя, на части.
Когда мне поручили работу в сопровождении первого лица, был конец зимы. Помню, приехали в аэропорт, откуда предстояло лететь в Беловежскую пущу, но летчики отказались подниматься в воздух из-за непогоды. И мы в снегопад, гололед помчались на Брест. Меньше 150—160 километров не держали.
9 мая я сопровождал Машерова от площади Победы до Кургана Славы. Он обычно брал кучу цветов и раздавал женщинам-ветеранам по цветочку по кругу (площадь раньше Круглой и называли). А ему вместо цветов вручали письма, не надеясь на почту и на помощников…
С площади Победы до Кургана Славы мы тоже летели со скоростью 160 км в час. От нас старалась не отстать и вся свита — совминовские машины. Для чего устанавливали такую бешеную скорость? Просто любили быструю езду. Говорят, Брежнев тоже любил гонять и сам нередко за руль садился…
— А Машеров когда-нибудь сам садился за руль?
— Он всегда садился рядом с водителем. Когда меня отбирали в группу сопровождения, спросили: "Ты не боишься скорости?"
— И вот тот страшный день 4 октября 1980 года…
— Отчетливо его помню. Утро как утро. Евгений Федорович Зайцев, водитель Машерова, как всегда, подтянут, собран. Мы знали, что с Петром Мироновичем наш старший товарищ проработал многие годы. У него был завидный водительский и жизненный опыт.
До обеда поездок не было. Лишь около 15 часов последовала команда диспетчера гаража на выезд. Заехали во двор ЦК. Машеров сел рядом с водителем, офицер охраны Валентин Федорович Чесноков — позади Петра Мироновича.
Выехали на Ленинский проспект и направились в сторону Московского шоссе. Наша "Волга" шла первой. В кабине со мной старший группы сопровождения Виктор Ковальков. Куда следовать — ориентируемся по световым сигналам машины Зайцева, так как связи с кабиной, где находились Петр Миронович и офицер охраны, не было. Связь по рации поддерживалась с замыкающим автомобилем, который вел Михаил Прохорчик.
Погода была солнечная, видимость хорошая. Фактор, согласитесь, положительный. Скорость задавал Зайцев, она колебалась в пределах 120 километров. Мы, можно сказать, незаметно пересекли границу Минского и Смолевичского районов.
И вот злосчастный перекресток с указателем на Плиссу…
Я видел в зеркало тот момент: грузовик в мгновение ока выскочил на полосу встречного движения и встал поперек дороги. Идущей на скорости "Чайке" трудно было уклониться и избежать удара. Зря потом некоторые обвиняли Евгения Федоровича Зайцева в том, что он якобы из-за своего возраста не среагировал на опасность. Вел он машину, не нарушая правил движения, и не по осевой линии, а вдоль нее…
То, что увидели мы с Ковальковым на месте катастрофы, трудно передать словами. Нужно было действовать, не медля ни секунды. ГАЗ-53 загорелся, огонь перекинулся на легковую машину. Чтобы пламя не охватило "Чайку" и она не взорвалась, требовалось оттащить ее в сторону и сбить огонь. Чем?
Рядом стоял МАЗ. Даем команду водителю немедленно столкнуть с места горящий самосвал, а сами бросаемся к "Чайке".
Крыша ее сплюснута до самого сиденья, салон засыпан картошкой. Водитель, зажатый между сиденьем и рулем, мертв. Не подавал признаков жизни и офицер охраны.
Петр Миронович сидел на своем сиденье, наклонившись к рулю, голова опущена, лицо окровавлено. Мне показалось: был еще жив. Мысль, что его еще можно спасти, не покидала в те минуты ни меня, ни водителей, которые подбежали к нам, чтобы помочь извлечь Петра Мироновича из кабины. Осторожно положили его на заднее сиденье моей "Волги" — и, не медля, в Смолевичи! Сопровождающих не было, одной рукой я управлял машиной, а другой придерживал Петра Мироновича.
Километра через три на обочине показался инспектор ГАИ, я притормозил, предложил сесть в машину и показать ближайший путь к больнице. Минут через пять мы уже были там. Коридоры пусты, на втором этаже в одном из кабинетов я нашел врача и приказал немедленно спуститься вниз к пострадавшему в дорожном происшествии. Тот ответил, что занят, у него на приеме больные…
Пришлось заставить доктора оторваться от кресла.
Машерова внесли на носилках в помещение больницы, навстречу вышел другой врач. Белый халат, белая борода… Прослушав пульс и осмотрев пострадавшего, спросил, сколько времени везли его до больницы. Услышав, что ушло минут семь, сказал: "Поздно. Вот если бы до пяти минут…". Потом обратился ко мне: "А кто это?" — "Машеров". — "Не может быть, — сказал врач. — Так скромно одет… У него множество переломов…"
Я позвонил в Смолевичский райком партии, доложил о дорожном происшествии, в котором погиб Машеров. Вскоре на место аварии прибыли работники ГАИ, медики. Приехал Бровиков, в то время второй секретарь ЦК.
На месте катастрофы наша группа сопровождения находилась часов шесть. Приезжали и уезжали милицейские и военные генералы, люди в штатском. Работали следователи прокуратуры, МВД, КГБ. Прилетела большая комиссия из Москвы. Провели, как и полагается в таких случаях, медэкспертизу.
Знакомые и незнакомые люди часто у меня спрашивают: сколько времени я и мои товарищи из группы сопровождения находились под арестом? Ходили легенды, что нас разместили в "американке". Отвечаю, что никто наручники на нас не надевал. Не верят…
Когда поздним вечером 4 октября возвратился домой, жена уже знала о том, что случилось.
В семь утра в квартиру позвонили. Мужчина в штатском, стоявший у двери, сообщил, что внизу меня ждет машина. Я спросил: "Почему так рано?" — "А мы и не уезжали", — последовал ответ.
Меня привезли в УВД Мингорисполкома и предложили зайти в кабинет начальника уголовного розыска Николая Ивановича Чергинца. Хозяина кабинета не было, за его столом сидел пожилой человек. Он представился работником КГБ СССР и сказал, что для расследования происшествия прибыла группа специалистов из Москвы в количестве 25 человек.
Беседа продолжалась около двух часов. Выяснялось все до мелочей. На следующий день всех нас троих, сопровождавших Машерова, в разных кабинетах допрашивали следователи прокуратуры. Показания сверялись, и, если обнаруживались расхождения, их тут же уточняли…
Скажу честно: своей вины и вины своих товарищей я не чувствовал с первых минут. Это подтвердилось потом, после многочисленных "дублирований" ситуации, проверок, изучений документов, технических экспертиз. Вела расследование группа, которую возглавлял очень опытный следователь Николай Игнатович, впоследствии Генеральный прокурор республики. Затем был суд, установивший виновника ЧП — водителя грузовика Николая Пустовита, который в момент встречи с нашими машинами нарушил правила движения. Как известно, он был осужден, отбывал наказание в заключении, потом досрочно освобожден. Понимаю его состояние после пережитого…
Из досье
Олег Николаевич Слесаренко — полковник милиции, работал в управлении ГАИ Мингорисполкома начальником отдела технического надзора. Трудовая биография: тракторный завод, милицейское училище, юрфак Белгосуниверситета. Несколько лет Олег Николаевич работал старшим инспектором группы сопровождения первого секретаря ЦК КПБ. Кроме П.М.Машерова, ему приходилось сопровождать в поездках по республике Т.Я. Киселева, Н.Н. Слюнькова.