Белорусская оппозиция трещит по европейским швам

По мере приближения осеннего саммита «Восточного партнерства» в Вильнюсе в отношениях белорусских властей с Западом наблюдается все большая активность. При этом в рядах белорусской оппозиции усиливается противостояние приверженцев принципиально разных подходов к потенциальному сближению официального Минска и Европейского союза.


Заявление тройки и отповедь Санникова

Поводом к очередному обострению стало сделанное лидерами движения «За Свободу», кампании «Говори правду» и Партии БНФ совместное заявление «Больше Европы для Беларуси».

Призвав Евросоюз не играть по правилам, предлагаемым белорусским руководством, авторы документа выразили уверенность в том, что «только возвращение к полноценному диалогу и сотрудничеству существенно расширит возможности нашей страны и общества для модернизации и построения демократического строя».

Кроме того, Евросоюзу предложено предпринять ряд шагов, в том числе односторонних, которые содействовали бы большей открытости белорусского общества и проведению здесь экономических реформ. При этом особо отмечено, что полноценный диалог возможен только после освобождения и реабилитации политических заключенных.

Эмоциональный ответ сторонников кардинально иной точки зрения последовал незамедлительно: глава кампании «Европейская Беларусь» Андрей Санников обвинил авторов заявления в стремлении обеспечить «легитимность диктатуры».

По мнению экс-кандидата в президенты, получившего политическое убежище в Великобритании, единственно правильным поведением объединенной Европы до выполнения требования об освобождении всех политзаключенных должно стать прекращение всех контактов с диктатурой, приостановка торговли нефтепродуктами и импорта калийных удобрений, замораживание банковских счетов.


Давить или действовать гибко?

Таким образом, на повестку дня вновь встает извечный вопрос, нужен ли диалог ЕС с режимом. Иначе говоря, как должен вести себя Евросоюз: занять максимально жесткую позицию по всем направлениям, в том числе в экономической сфере, или продолжать сочетать политический нажим в виде визовых и некоторых иных ограничений с сохранением экономического взаимодействия.

В самом деле, второй вариант нетрудно раскритиковать как за наличие определенных проблем морального свойства, так и за невысокую эффективность в плане воздействия на режим.

Причин тому, что «белорусский вопрос» подвис, много: это и отсутствие в рамках Евросоюза единой восточной политики, и неимение опыта взаимодействия со странами, руководство которых не только не стремится к членству в ЕС, но делает все возможное, чтобы европейские ценности не проникли в сознание населения, и нехватка у европейских структур навыков сотрудничества со структурами гражданского общества в условиях, подобных белорусским, и, разумеется, российский фактор.

Что же касается первого подхода, то с точки зрения морали он абсолютно безупречен. Не совсем, однако, ясно, из чего вытекает, что именно в белорусском случае Евросоюз должен занять принципиальную позицию. Ведь он осуществляет весьма обширное сотрудничество, скажем, с Китаем или Азербайджаном, где наблюдаются не менее серьезные проблемы с демократией.

Вместе с тем, нет уверенности, что при более сильном давлении события в Беларуси не развивались бы по еще худшему сценарию.


Выйдут ли массы на улицы? И под какими лозунгами?

Вряд ли кто будет спорить с тем, что для демократических преобразований в стране необходимы перемены в массовом сознании. Сторонники жесткого подхода рассчитывают, что массы быстро дозреют до решительных действий, если начнется быстрое снижение жизненного уровня вследствие экономических санкций ЕС. Дескать, тогда возмущенные люди выйдут на улицы и свергнут действующую власть.

Однако многолетняя практика показала, что в Беларуси экономические трудности не приводят к росту сознательной политической активности. Так что если массовые протесты все-таки возникнут, крайне сомнительно, что они будут проходить под лозунгами демократических перемен.

Далее, если у белорусских властей возникнет ощущение непосредственной угрозы, они неизбежно обратятся за содействием к Москве, которая, естественно, не преминет воспользоваться такой ситуацией, дабы еще теснее привязать к себе Беларусь. А так как, согласно опросам общественного мнения, для большей части населения страны характерна нехватка национального самосознания, то больших протестов по этому поводу ожидать не стоит.

Конечно, можно возразить, что официальный Минск и так движется в том направлении. Но если допустить, что инкорпорация является конечной целью нынешнего белорусского руководства, то зачем ему вообще пытаться возобновить сотрудничество с нелюбимым Западом?

Наконец, в случае усиления санкций государственная пропаганда непременно использует ситуацию для разжигания антизападных настроений, дискредитации политики ЕС.

Полемика в лагере оппозиции фактически сводится к противоположным ответам на вопрос, может ли следующая власть оказаться хуже сегодняшней. В связи с этим на память приходит афоризм Станислава Ежи Леца: «Когда мы подумали, что достигли дна, снизу постучали».