Когда кинокамера – оружие
В книге «Их оружие – кинокамера», посвященной фронтовым операторам, сказано, что на фронтах Великой Отечественной вели съемку более 250 человек, и снято ими было 3,5 млн метров пленки.
Несколько сотен фронтовых сюжетов для киножурнала «Новости дня», спецвыпуски «От Вислы до Одера», «Прага – Варшава», «В Померании», «Знамя Победы над Берлином водружено» и фильмы «Берлин» и «Разгром Японии», снятые почетным кинематографистом России, лауреатом Госпремии СССР, заслуженным деятелем искусств РСФСР, фронтовым кинооператором Борисом Соколовым, в этом метраже занимают заметный отрезок. Увы, сегодня бремя славы всего фронтового содружества несут лишь два оператора, дожившие до наших дней, – Борис Соколов из Москвы и Семен Школьников из Таллина.
В составе фронтовой группы Борис Соколов вел съемки на I Белорусском и Забайкальском фронтах. В послевоенное время работал на ЦСДФ, на Литовской киностудии, на «Мосфильме». Снял более 1000 сюжетов и очерков для ЦТ, руководил отделом хроники т/о «Экран». Участвовал в создании художественных фильмов – «Бессмертный гарнизон», «Челкаш». Среди наград Бориса Соколова – два ордена Красной Звезды, ордена Отечественной войны и «Знак Почета», более 30 медалей, в том числе «За оборону Москвы», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», «За победу над Японией».
Сегодня прославленный оператор – гость «СВ».
– Борис Александрович, расскажите, как для вас началась война?
– На 22 июня был запланирован первый съемочный день фильма «Город в обороне». И я в составе этой киногруппы выехал в Коломну. Однако съемки не состоялись, так как началась война. Но я долгое время снимал будни тыла – под лозунгом: «Все для фронта, все для победы!» И только в 44-м меня отозвали из эвакуации. Направили на I Белорусский фронт, под Варшаву. Мой напарник Миша Посельский быстро ввел меня в курс дела. С напарником было удобно – и в творческом отношении, и в смысле безопасности. В условиях фронта мы были едины в трех лицах – сам себе сценарист, режиссер и оператор. Наши творческие порывы ограничивались техникой. В конце войны снимали в основном автоматическими камерами, которые работали от пружинного завода. Его хватало на 15 метров пленки, и съемка длилась всего полминуты. Нам все время приходилось думать о том, чтобы в кадр попадало самое главное. Чувствительность кинопленки и светосила объективов позволяли качественно снимать только в светлое время суток. Все ночные военные операции остались за кадром.
– Был ли у вас страх? Например, Юлия Друнина писала: «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне».
– Правду писала. Страх мы испытали еще тогда, когда находились в предместье Варшавы, а немцы с правого берега обстреливали город. На съемки мы ездили по «дороге смерти» – так называли улицу, которая шла параллельно Висле. Немцы с того берега засекали машину, рассчитывали, какое время она будет идти до первого и второго перекрестков, а на третьем накрывали минами. А мы впадали в профессиональный раж – когда находишь интересный для себя материал и снимаешь, ни о чем не думая. Страх я испытал и во время штурма Берлина, когда снимал двойника Гитлера. Во дворе рейхсканцелярии, на дне бассейна без воды, в горе трупов нашли человека, похожего на Гитлера. Когда мы приехали, это было уже закрытой зоной и требовалось взять пропуск у коменданта. Спустившись в полуподвал рейхсканцелярии, мы увидели огромное помещение, а на полу вповалку, накрытые шинелями, лежали раненые эсэсовцы. Между ними был узкий проход к двери, за которой находился комендант. К нему нужно было идти буквально сквозь строй солдат СС, пусть и раненых. Ненавидящих, способных на что угодно – на бросок гранаты, на выстрел… Но все обошлось…
– Что вам особенно запомнилось из фронтовых съемок, о чем вы можете сказать – «так и стоит перед глазами», «вижу, как сейчас»?
– «Перед глазами стоит» штурм Познани, в особенности – познанской цитадели. Фактически это был склад оружия в старинной крепости. Стены не могли пробить даже орудия прямой наводки. Часть немцев, когда цитадель взяли, спряталась в подземельях, а около тысячи человек, прорвав окружение, разбежались… В Познани, в тюрьме, я впервые увидел гильотину. Мы ее сняли, потом Тарковский использовал эти кадры в фильме «Иваново детство». Вторично такую же гильотину мы с Мишей увидели в Берлине, в тюрьме Плётцензее, где были казнены Юлиус Фучик и Муса Джалиль. Мы поехали туда на второй день после падения Берлина, все население еще пряталось под землей. Тюрьма была открыта, и в одном из помещений стояла гильотина – с желобом для стока крови и корзиной для голов. Окна были большие, и нам хватило света, чтобы снять эти уникальные кадры. Что касается уличных боев в Берлине, наиболее интересными для съемок были атака танков, проходы артиллерии, выкат орудий, бьющих прямой наводкой вдоль улицы или по домам, перебежки наших бойцов. Мы снимали танкистов, минометчиков, санитаров, которые тут же их перевязывали, главной задачей было – передать атмосферу.
– А какой съемкой вы гордитесь? Какое событие было для вас самым памятным?
– Конечно, подписание Акта о безоговорочной капитуляции Германии. К этому времени на фронт был откомандирован кинорежиссер Юлий Райзман, который должен был сделать полнометражный документальный фильм о взятии Берлина. Райзман поручил нам с Посельским снимать немецкую делегацию. Мы поехали на аэродром Темпльхоф, куда прилетели американцы и англичане, и на отдельном самолете привезли немцев. Когда открылась дверь самолета, в проеме появился фельдмаршал Кейтель, начальник штаба верховного главнокомандования вермахта. В руке у него был жезл, он всех поприветствовал, но ему, конечно, никто не ответил. Ситуация была накаленной, потому что американцы и англичане за день перед этим подписали с немцами акт о капитуляции в Реймсе. От нас там тоже был представитель, но Сталин отказался признать этот документ, заявив, что подписание Акта о капитуляции должно происходить в столице Германии Берлине, а не в Реймсе, который находится в зоне союзников. В результате было решено считать это подписание предварительным соглашением.
С аэродрома Кейтеля вместе с генерал-полковником Штумпфом и адмиралом фон Фридебургом повезли в пригород Берлина – Карлсхорст. Там, в бывшей столовой немецкого Инженерного училища, подготовили помещение для подписания Акта о капитуляции, установили осветительные приборы, взятые с одной из киностудий. Само подписание состоялось ночью 9 мая, в 01:01 по московскому времени. Съемки были поручены самым опытным операторам, среди которых был Роман Кармен. Меня использовали в качестве осветителя, так что я был только свидетелем этого исторического события. Меня покоробило поведение Кейтеля – он вел себя так, будто он победитель, а не побежденный. Когда его ввели в комнату, он также поднял жезл в знак военного приветствия. Но спектакль остался без внимания. Жуков через переводчика отрывисто командовал: «Ознакомьтесь с текстом», «Вы прочитали?», «Согласны?», «Выведите». Результаты Второй мировой войны Кейтель не признал. До сих пор помню его надменное лицо, игру с лорнетом – всем видом он показывал, что победителей не уважает. По решению Нюрнбергского процесса фельдмаршала Кейтеля среди других нацистских главарей казнили через повешение.