Деньги на лечение. В поиске панацеи
«Доверяй, но проверяй» — в наше время эта поговорка распространяется даже на благотворительность. Увы, гуманностью общества пользуются. Звучит странно, но некоторые умудряются нажиться на... собственном горе. Да, ребенок болен, нужна операция, денег собрали чуть больше, чем рассчитывали. А на остаток купили машину, чтобы было проще возить малыша по больницам. Или же ребенок уже пролечился, а мама продолжает взывать о помощи. Мол, повезу его на отдых в Италию, Испанию... Был случай, когда родители собирали деньги малышу на трансплантацию печени в Москве, хотя в пересадке он не нуждался! А бывает, даже не пройдя всех обследований, отказываются от помощи наших специалистов: «Если лечиться, то только за рубежом. Там лучше!» При этом в объявлении о сборе средств добавляют ноту безысходности, дескать, «наши врачи отказались», «не знают, что делать». Что это — каприз, сознательная игра на чужих чувствах или бессознательное, но обидное неверие в нашу медицину?
В поисках «нейтрального клапана»
Медики частенько узнают в этих объявлениях своих пациентов. У девочки — остеосаркома. Мама просит на операцию, а онкологи недоумевают: ребенка уже прооперировали, причем успешно, Минздрав оплатил покупку немецкого протеза коленного сустава. «Так мне на жизнь не хватает», — объясняет мама. У другого ребенка лейкоз в ремиссии. В РНПЦ детской онкологии и гематологии звонит социальный педагог из школы: в очередной раз семья собирает деньги, дескать, лечение дорогое и может понадобиться трансплантация, а так ли это? Врачи лишь пожимают плечами: ребенок абсолютно в порядке — бесплатное стандартное лечение, хороший прогноз. Спрашивают у мамы, на что собирает. «А какое ваше дело? — говорит. — На что хочу!»
Заместитель директора РНПЦ «Кардиология» по детской кардиохирургии Константин Дроздовский с удивлением читает эмоциональные объявления с просьбой спасти ребенка с врожденным пороком сердца, которому требуется операция в Литве, США, а то и в Армении: «Мы оперируем абсолютно ВСЕ врожденные пороки сердца с использованием лучшего мирового опыта. Результаты такие же и даже лучше, чем во многих центрах». Выходит, можно написать все, что угодно? Предлагаю Константину Викентьевичу вместе посмотреть в интернете благотворительные счета, в которых звучат «сердечные» диагнозы. Доктор Дроздовский вводит фамилии в электронную базу данных РДХЦ. Вот этот ребенок регулярно у них наблюдается, но в операции не нуждается. Родители же пишут, что «в клиниках Беларуси было отказано в операции по причине большого риска для жизни», а врачи в Литве, мол, их ждут уже в следующем месяце. Поэтому очень срочно нужны 20 тысяч евро... Вводим другую фамилию. Малышу показано хирургическое вмешательство, но мама отказывается от госпитализации уже несколько лет, копит на лечение за границей. Были в интернете фамилии, которые вообще никогда не значились в базе данных кардиоцентра! Или вот: деньги нужны «на реабилитацию после неудачно проведенной операции по коррекции порока сердца: услуги логопеда, инструктора ЛФК, поездки в Москву для планового обследования и занятия с рефлексотерапевтом».
— Какое это имеет отношение к пороку сердца? Сердце вылечили успешно. Три года назад был последний осмотр, даже медикаментов ребенку не надо, — возмущается Константин Дроздовский, отыскав в электронной базе карточку малыша, и еще больше поражается следующему объявлению: «Пролапс нейтрального клапана. МАРС. Добавочная вена. Вертикальная находящаяся между желудочками. Требуются средства на лечение». Во–первых, клапан — митральный, а не нейтральный! Во–вторых, такие диагнозы на качество жизни никак не влияют. Я с пролапсом клапана в хоккей играю!
Заграница нам поможет?
В РНПЦ травматологии и ортопедии, был случай: родители обратились впервые, только когда возникли осложнения у дочери после операции в Израиле. Наши специалисты вздохнули: многое из того, что могли бы, уже делать поздно. «На целый ряд наших операций есть авторские свидетельства, — заведующий лабораторией ортопедии и травматологии детского и подросткового возраста Олег Соколовский показывает черно–белые снимки пациентов и популярно объясняет, в чем уникальность белорусских методик. — Именно к нам приезжают немцы, японцы учиться делать тройные остеотомии таза. Потому что наш метод менее травматичен и более эффективен. Такую операцию стоило бы провести и этой девочке с болезнью Пертеса. Но родителям почему–то в первую очередь было важно слово Израиль».
Поездка за границу — это не покупка билета в рай. «Если вы приехали в клинику с мировым именем, не значит, что держите бога за бороду», — в один голос говорят медики. Лечат–то конкретные люди. Олег Соколовский вспоминает 3–летнего ребенка, которому требовалась операция на тазобедренных суставах. Одну ножку прооперировали наши врачи, и удачно, а вторую родители решили оперировать в Германии. «Может, не лучшая клиника или просто не повезло. Но нам пришлось потом переделывать за ними, потому что стало хуже, чем было, — резюмирует Олег Соколовский. — Второй раз их там уже никто не ждал: мол, ну извините, не получилось».
В детской онкологии ни по одному направлению нет результатов хуже, чем за рубежом. Где что хорошо лечится — специалисты берут их протокол (схему лечения) и внедряют. Поэтому у нас все стандарты — международные. В прошлом году в РНПЦ детской онкологии и гематологии прошли лечение 88 иностранцев, из них 17 приезжали на трансплантацию костного мозга. Почему же среди наших соотечественников находятся те, кто настроен только на операцию за границей? Понять можно: от того, насколько радикально прооперируют, зависит многое. Наши онкохирурги говорят как есть: «Может, удастся удалить всю опухоль, а может, нет. Иногда это можно увидеть только в момент операции». А за рубежом, перекинувшись двумя–тремя словами через переводчика, оптимистично заявят: «Приезжайте, мы вас берем».
— Но это не гарантия, что там произойдет чудо! — говорит заведующий оперблоком центра хирург Артур Шиманский, который не раз работал в операционных европейских клиник. — Если по 10 больных с одинаковыми диагнозами оперировать у нас и у них — картина будет примерно одна и та же. Но зарубежные медики не несут ответственности за исход операции. Ведь пациент подписывает бумаги, что согласен на все и не будет в претензии. Поэтому там врачи больше склонны рисковать. А поскольку пациент потом долечивается у нас, то и необоснованные претензии получаем мы: мол, наше лечение привело к осложнению, а вовсе не операция.
Принять готовы любого не потому, что тамошние медики всесильны, а потому, что они на этом зарабатывают. Анна Зборовская, замдиректора по оргметодработе РНПЦ детской онкологии, гематологии и иммунологии, вспоминает ситуацию, свидетельницей которой стала в венской клинике: «Приехал ребенок из Азии с шестым рецидивом лейкоза, с двумя гепатитами. Родители долго искали медцентр, в котором бы им провели трансплантацию, и приехали с такими чувствами: «Ой, мы так рады, мы так благодарны, что они взялись. Нам отказали 8 клиник!» Я спросила у врачей: «Вы считаете, есть шансы?» Они ответили: «Ни одного. Но родители платят, мы выполняем. Мы берем деньги не за то, что он выздоровеет, а за то, что проведем трансплантацию с учетом всего нашего опыта, знаний, технологий».
На самом деле, если у нас что–то невыполнимо или нет нужного оборудования, то государство выделяет деньги для направления ребенка за рубеж. В прошлом году Минздрав оплатил лечение 33 пациентам из 95 обратившихся. Собирается целый консилиум из ведущих специалистов, которые решают, справимся ли своими силами. Нет — Минздрав ищет зарубежную клинику, заключает с ней договор и оплачивает услуги. А кроме того, и поиск донора за рубежом для трансплантации костного мозга, если не нашли донора в Беларуси.
Спору нет, каждый имеет право выбирать, где лечиться, и волен собирать на это деньги. До 2006 года подобные объявления появлялись в прессе только с одобрения Минздрава, где заседала экспертная комиссия, решавшая, когда лечение за границей обоснованно и, главное, эффективно. Потом схему открытия благотворительных счетов упростили. Теперь достаточно предоставить информацию о том, что ребенок болен. Лишь изредка банки интересуются у специалистов, действительно ли все так серьезно. Но в большинстве случаев это остается на совести просителя. Впрочем, кто–то возразит: не проверяем же мы, как распоряжаются деньгами те, кто просит милостыню. А значит, можно и дальше со спокойной душой собирать на лечение «пролапса нейтрального клапана»?..
Компетентно
Начальник отдела медицинской помощи матерям и детям Минздрава Елена Богдан:
— Конечно, не все методики в стране есть. Например, у нас очень долгое время не оперировали краниостенозы у детей. Очень редкая патология. Наши специалисты ездили в Москву, в НИИ нейрохирургии им. Бурденко, куда мы отправляли на лечение детей. И вот в этом году такие операции начали делать сами. Медицина развивается, и в центрах активно изучают международный опыт, внедряют его. Сегодня наши детские кардиологи готовятся к трансплантации детского сердца. А известный американский детский кардиохирург Вильям Новик берет наших специалистов в свою бригаду уже для того, чтобы обучать врачей в других странах.
Автор публикации: Мария КУЧЕРОВА
Фото: РЕЙТЕР