Неожиданный рост, непроданные реформы и оптимизм по-белорусски
Когда все экономисты, занимающиеся Беларусью, внезапно оказываются в чем-то единодушны, мне становится неуютно. Особенно когда мы довольно долго — порой годами — говорим примерно одно и то же на разные лады, не особо задумываясь над тем, что же происходит в реальном мире. Даже если мы регулярно анализируем самые последние данные, мы уже настолько вошли в колею привычных суждений, что часто можем не заметить формирования каких-то тенденций, которые этим суждениям противоречат. Сейчас мы видим, что экономика восстанавливается все быстрее: на 0,4% в первом квартале, на 1,7% во втором, на 2,7% в третьем. Все как-то даже растерялись — вроде и рост небольшой, но все равно неожиданный. Вроде как случайный — российский рубль укрепился, нефтянка начала восстанавливаться, калий тоже. Реформ-то структурных нету — значит, и рост «понарошку». Многие, слушая нас, уже начинают тосковать о «золотых временах» льготных кредитов на жилье и спекулятивных ставок по рублевым депозитам, а это уже опасная тенденция и повод выглянуть из колеи, чтобы более пристально взглянуть на то, что происходит в экономической политике.
Тезис первый. У нас никогда не было такой здоровой макроэкономической ситуации.
До недавнего времени экономика Беларуси росла исключительно благодаря наращиванию инвестиций (в основном через «директивные» кредиты) и доходов (перед выборами и референдумами). Конечно, время от времени позитивную роль играл и экспорт, но стимулирование потребления и инвестиций давало такой рост спроса на импорт, что положительный эффект от увеличения экспорта быстро сходил на нет. В тот период мы получали колоссальные энергетические субсидии от России (доходящие до 18% от ВВП в год), а потом начали активно заимствовать деньги у внешнего мира, чтобы вкладывать их в экономику. Ну как тут не расти?! В том числе и дисбалансам, которые в конечном итоге «похоронили» белорусское экономическое «чудо».
Теперь у нас почти исчезли энергетические субсидии: цена на газ для Беларуси близка к мировой, а экспорт нефтепродуктов из российской нефти из-за их налогового маневра уже совсем не такой прибыльный. Теперь мы заимствуем, чтобы рассчитываться по старым долгам, а не чтобы вливать деньги в экономику. За последние 5−6 лет расходы бюджета сократились вслед за доходами примерно на 7% от ВВП, причем «порезали» в основном государственные инвестиции и субсидии госпредприятиям. Уменьшились так называемые квазифискальные операции (например, когда государство вкладывает деньги в капитал госбанков и предприятий, но не отображает эти операции как расходы бюджета). Теперь валютный курс довольно стабилен, а инфляция находится на историческом минимуме не потому, что Нацбанк «держит» курс и тратит на это валютные резервы, а потому, что он не печатает «лишних» денег и много работает с банками, чтобы не допустить критических ситуаций. Раньше мы росли из-за накачки экономики пустыми деньгами и благодаря «братской помощи», а теперь — потому что понемногу начинаем зарабатывать деньги, а не спекулировать на курсах и депозитах или ждать поддержки от государства. Макроэкономическая ситуация становится более предсказуемой, политика Нацбанка и Минфина — более ответственной. В нашей новейшей истории мы еще никогда не жили в таких условиях. Эти условия — основа экономического роста.
Тезис второй. Все реформы, которые удались, были направлены на решение долгосрочных задач.
Почему у нас наконец получилось снизить инфляцию если не до уровня развитых стран, то хотя бы до уровня России — основного торгового партнера? Потому что у денежно-кредитной политики наконец появилась четкая долгосрочная цель: возврат и удержание доверия к национальной валюте. В стране, которая за шесть лет пережила три валютных кризиса, эта задача является отнюдь не тривиальной и требует последовательных шагов и долгосрочных ориентиров. Но усилия Нацбанка не дали бы результатов без поддержки со стороны Министерства финансов.
По сравнению с проблемами, которые предстоит решать Минфину в ближайшие 5−10−15 лет, любые проблемы компаний в период самого жесткого кризиса выглядят временными трудностями. Растущее долговое бремя, в том числе за счет государственных гарантий по кредитам госпредприятий и прямого перекладывания плохих долгов с банков на бюджет. Растущий дефицит пенсионного фонда на фоне старения населения и уменьшения формальной занятости. Необходимость постоянного поиска источников рефинансирования долга. Давление со стороны отраслевых министерств и «стратегических» госпредприятий. Фактически, многие краткосрочные задачи правительство до сих пор решает ценой создания долгосрочных проблем для государственных финансов, поэтому Минфин обречен на то, чтобы ставить долгосрочные цели. И фискальная консолидация (сокращение государственных расходов для сохранения сбалансированного бюджета), которую провело министерство в 2014—2016 гг., продемонстрировала согласованность целей денежно-кредитной и фискальной политик и их ориентацию на решение долгосрочных задач. Добавим сюда еще и предмет особой гордости правительства — довольно высокий рейтинг Беларуси в индексе Doing Business, который тоже стал результатом реализации долгосрочной стратегии. Белорусские экономические власти продемонстрировали, что последовательная работа по достижению долгосрочных целей дает результаты — их просто надо уметь дождаться. А вот это уже сложно — и ярким примером тому служит последняя попытка получить от МВФ долгосрочное финансирование.
Тезис третий. Несмотря на то, что власти прекратили переговоры с МВФ, они не свернули реформы.
Краткая история финансовых программ МВФ в Беларуси выглядит примерно так. В 1993 и 1994 гг. мы получали от МВФ деньги на поддержку реформ (в рамках так называемого «механизма финансирования системных преобразований»). В 1995 г. МВФ одобрил первый кредит стэнд-бай для Беларуси; мы получили первый транш, купили на него зерна и чего-то там еще — и программа была прекращена. В следующий раз МВФ одобрил нам кредит стэнд-бай в 2009 г.; как только программа закончилась, мы начали печатать деньги с такой скоростью, что меньше чем через год экономику «накрыл» жесткий валютный кризис. Наконец, в 2015 г. мы начали переговоры с МВФ о предоставлении долгосрочного кредита в рамках «механизма расширенного финансирования». Спустя 2,5 года представитель МВФ заявил, что «переговоры о программе поставлены на паузу из-за отсутствия ясности в вопросе поддержки реформ, в особенности в секторе государственных предприятий и жилищно-коммунальных услуг, на высоком уровне».
Да, мы не получили денег, но эти переговоры никак нельзя назвать безрезультатными. В каком-то смысле они самые результативные из всех: раньше нам давали деньги на реформы, а мы их проводили «как-нибудь» и потом быстро сворачивали, а теперь и денег нет, и реформы мы не свернули. Постоянное общение с персоналом МВФ, Всемирного банка и других международных организаций, сфокусированное на качественной диагностике проблем и поиске конкретных решений, позволило в определенной степени сформировать консенсус насчет необходимости реформ — можно вспомнить хотя бы недавнее заявление первого вице-премьера Василия Матюшевского о том, что «мы не видим альтернативы реформам». Нет, мы не свернули реформы…
…но мы их и не развернули (тезис четвертый и последний).
И это главная причина, почему оптимизм этой статьи — очень белорусский. Ведь могло же быть и хуже! Ведь государство могло и не прислушаться к реакции общества на деструктивные идеи вроде борьбы с «социальным иждивенчеством» или индульгенции от экономических «преступлений» — «обеспечительного депозита»? Ведь заговорили же представители власти о том, что суды назначают несоразмерно жесткое наказание за экономические правонарушения, а проверяющие органы вместо профилактических мероприятий работают по выполнению плана по сбору штрафов в бюджет? Ведь разрешили же особо настойчивым школам начинать занятия раньше 9-ти утра? Ведь могли же снова «залить» экономику дешевыми деньгами и ввергнуть ее в очередной валютный и банковский кризис, и многое другое, с чем мы уже свыклись и что содержится в классической фразе «ну вы же понимаете». Но все же обратная связь играет роль. Прежней уверенности в безоговорочной правоте уже нет — скорее, это защитная реакция на возросшую неопределенность. Зато есть первые серьезные результаты — их добились те ведомства, которые поставили перед собой долгосрочные цели и взяли на себя ответственность за принимаемые решения. Главный из этих результатов — низкая инфляция, необходимое условие для устойчивого экономического роста. Необходимое, но не достаточное. Для догоняющего инклюзивного роста нужны доверие и умение быстро находить возможности в меняющейся среде — а значит, обеспечение верховенства закона и «всеохватного и справедливого качественного образования». Это — неотъемлемая часть экономической повестки дня для Беларуси.
Конференция KEF-2017 «Основы будущего» состоится 2-3 ноября в Deepservice Hall (Минск, переулок Войсковый, 4). Зарегистрироваться для участия в конференции можно на сайте http://kef.by/.
Конференция KEF-2017 организована в рамках Кастрычніцкага эканамічнага форуму Исследовательским центром ИПМ при участии BEROC, CASE Belarus и Ассоциация Европейского Бизнеса при поддержке Европейского Союза, Агентства США по международному развитию и Pact, Inc., Международного Валютного Фонда, Всемирного банка, Детского фонда ООН – ЮНИСЕФ в Беларуси и Программы развития ООН в Беларуси.
Генеральный информационный партнер KEF-2017 – TUT.BY
Генеральный технологический партнер KEF-2017 – компания velcom
Партнеры конференции – БПС-Сбербанк, Baker Tilly Bel, Dipservice Hall, Prokopiev Catering
Информационные партнеры: Национальный правовой Интернет-портал Республики Беларусь pravo.by, журнал «Финансы, учет, аудит», анлайн-часопіс «Ідэя», газета «Белорусы и рынок», «Экономическая газета».
