На музыкальной ниве власть воюет с ветряными мельницами

 

 

 

В последнее время интерес к теме черных списков привлек сам Александр Лукашенко на большой пресс-конференции 15 января, решив ответить на онлайн-вопрос лидера одной из опальных музыкальных групп «Нейро Дюбель» Александра Куллинковича.

 

Президент заверил журналистов, что не знает ни о каких запрещенных исполнителях: «Я хотел бы посмотреть, кому мы тут мешаем петь или плясать. Поверьте, я никому таких поручений не отдавал». Однако тут же добавил: «Но если кто-то, я так предполагаю, оплевал страну — ну так пожалуйста, кто-то, наверно, за это заплатил, тому пусть и поют».

 

В свою очередь, приехавший с гастролями в Минск лидер группы «Аквариум» Борис Гребенщиков на пресс-конференции 18 февраля ожидаемо осудил саму идею черных списков неугодных властям людей искусства: «Альтернатива должна быть всегда».

 

 

 

Вполне логичным с точки зрения режима считает существование черных списков в Беларуси политический обозреватель, медиааналитик Павлюк Быковский: «Белорусские идеологи мыслят в категориях информационной войны».

 

Неприятие властями чуждых по духу или откровенно оппозиционных исполнителей уходит корнями в советское прошлое. В увлечении «не той» музыкой, «не теми» песнями наверху видят опасность ухода от государственной идеологии, поясняет эксперт. И хоть идеологической монополии формально в Беларуси уже нет, привычки у чиновников сохранились.

 

Эксперт по культуре «Либерального клуба» Вадим Можейко также замечает, что «авторитарным режимам характерно запрещать все то, что им непонятно и что их пугает».

 

С другой стороны, собеседник БелаПАН отмечает, что потенциал культуры в деле разрушения таких режимов достаточно силен: «Например, существует концепция, что к краху СССР привели обычные джинсы (вкупе с другими простыми проявлениями западной культуры)».

 

 

 

Белорусский официальный лидер если и лукавил по поводу своей неосведомленности о черных списках, то, скорее всего, не кривил душой, уверяя, что сам таких приказов не отдавал. У единоличного правителя целой страны действительно хватает забот и помимо рассмотрения творчества малоизвестных ему групп на предмет политической нелояльности.

 

Вероятнее всего, речь идет о ретивости чиновников помельче. Во властной вертикали не принято наказывать за излишнюю жесткость, а вот за несанкционированный либерализм можно и насиженного места лишиться.

 

Поэтому и выбирается самая простая модель поведения: запрещать все, что можно запретить. Иначе вдруг случайно президент наткнется на «неправильную» песню или афишу? Лучше заранее оградить высокое начальство от лишнего беспокойства, а себя — от нагоняя.

 

 

 

Если логика властей вполне понятна, то результаты не всегда соответствуют их ожиданиям. Павлюк Быковский отмечает: «Очевидно, что спецслужбы и идеологи считают, что своими запретами снижают влияние таких музыкантов». И в ряде случаев это работает.

 

Как и любая репрессивная мера, черные списки зачастую становятся болезненными для не готовых к прессингу молодых исполнителей. По мнению Вадима Можейко, речь идет о фактическом запрете на профессию.

 

Кроме того, такая жесткая реакция властей посылает сигнал всем начинающим музыкантам: попробуйте только влезть в политику, и в Беларуси вам места нет.

 

Но вместе с тем, в век открытых границ и интернета борьба режима с неугодной музыкой не только бесперспективна, но и зачастую дает обратный эффект.

 

Вадим Можейко поясняет: «Для хорошо известных артистов — например, «Ляписов» или «Крамбамбули», — черные списки стали прекрасным пиар-инструментом».

 

Тысячи белорусов устраивают автобусные туры в Вильнюс, Киев и Санкт-Петербург, чтобы вкусить запретный плод — побывать на ставших экзотическими концертах запрещенных групп.

 

«Безусловно, черные списки привели к политизации как самих артистов, так и их фанатов», — замечает эксперт. Запрещенные приемы властей нередко ведут к радикализации творчества и взглядов музыкантов.

 

То же относится и к настроениям поклонников запрещенных артистов. «Для фанатов музыканта его жизненная позиция очень важна и вполне может служить образцом для подражания», — добавляет Вадим Можейко.

 

 

 

Отмена черных списков — дело явно не ближайшего будущего. Власть уже навсегда потеряла фанатов запрещенных музыкантов как свой потенциальный электорат. И поэтому единственным поводом для либерализации в этой сфере может стать общее потепление отношений с Западом.

 

Причем нужно обратить внимание на последовательность событий. Власти не настолько глупы, чтобы рассчитывать, что такой символический и не слишком значимый для Европы шаг сможет заставить последнюю смягчить свою позицию по диалогу. Поэтому он может стать косвенным следствием диалога, но не его причиной.

 

Это значит, что сначала наступит разморозка отношений, а затем — некая внутренняя (конечно, весьма ограниченная) общественно-политическая либерализация. Она, в свою очередь, может стать трендом, как это было в 2008-2010 годах.

 

В таком случае чиновники станут думать, как, особо не рискуя, показать относительную либерализацию. И тогда почему бы «реабилитировать» опальных музыкантов, особо не угрожающих политической стабильности?

 

Но пока власть воюет с ветряными мельницами творчества. Попытки превратить неугодных артистов в маргиналов не дают ничего, кроме их еще большей политизации, раздражения фанатов и ухудшения имиджа страны.