Почему нельзя скрывать информацию об убийствах в столбцовской школе - ни от родителей, ни от детей

В понедельник начался суд над учеником, который в столбцовской школе убил учителя и одиннадцатиклассника. Заседания суда решено проводить в закрытом режиме по двум причинам — на момент совершения преступления обвиняемому было меньше 16 лет и в материалах дела содержатся сведения о состоянии здоровья нападавшего, которые составляют врачебную тайну. Закрывать подобные суды — обычная практика в Беларуси. Но Наталья Поспелова считает, что родителям важно знать об этом деле и понимать мотивы обвиняемого. И объясняет почему.

Наталья Поспелова — специалист по семейному неблагополучию и устройству детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. 28 лет работала в органах охраны детства Беларуси, из них 12 — в Национальном центре усыновления. Автор более 100 методических и публицистических работ по проблемам социального сиротства и семейного неблагополучия. Одна из основателей республиканского портала по поиску семей для детей-сирот www.dadomu.by и единственного в СНГ ежемесячного издания для замещающих родителей и специалистов органов опеки и попечительства — газеты «Домой!». Референт Белорусского общественного объединения замещающих семей «С надеждой». Профессиональная специализация: альтернативные формы жизнеустройства детей-сирот; споры родителей о воспитании детей; сопровождение семей, желающих принять или уже принявших детей-сирот на воспитание.

E-mail автора: nastapos@mail.ru.

О чем думает обычный человек, встречаясь с завесой тайны? Тайное — значит страшное. Пугающее, леденящее душу. Преступление совершено в рядовом учреждении образования. Что чувствуют сейчас родители таких же подростков? А родители детей помладше? Ответ на поверхности: твоего ребенка в обычном учреждении образования никто и ничто не защищает. И вообще не понятно, что там может произойти, скорее всего — что-то страшное.

Тайное — значит непонятное, необыкновенное и неизвестное. Сегодня каждый родитель и каждый педагог, не зная о мотивации подростка-убийцы может думать о том, что либо не известны истоки преступления, либо мотивация подростка была столь отдалена от реальности, что ее нельзя предоставить общественности, нельзя озвучить. Теперь очередь бояться не столько за детей в учреждении образования, сколько самих детей, у которых поступки мотивируются чем-то непонятным, неподвластным нашему взрослому пониманию.

Тайное — значит неприглядное, то, что следует скрывать. Возможно, перед нами еще одна попытка объяснить мотив преступления юношескими прыщами, ведь с таких козырей уже заходили в деле с применением бензопилы…

Так или иначе, а требование открытости в делах подобного рода — вовсе не требование удовлетворить обывательское любопытство. Это попытка выстроить на основе прозрачной и честной информации свои защиты и вооружить защитами на основе осмысления информации своих близких, особенно детей.

Если нет открытой информации, мы вынуждены соревноваться в версиях и ковыряться в сплетнях и слухах. Пока ничего вразумительного мы не можем пояснить ни себе, ни своим близким. Значит, нам нечем их вооружить. Мы бессильны. Для взрослого бессилие означает ни много ни мало — потерю авторитета в глазах детей.

Если вам придется (а ведь придется!) обсуждать со своими детьми-подростками или детьми помладше эту тему, будьте максимально открытыми. Говорите о том, что вы боитесь и беспокоитесь за их жизнь, даже когда они находятся в столь безопасном месте, как школа. Говорите, что часто истоки странного поведения можно заметить, а его трагических последствий — избежать.

Говорите, что в основе столь непонятных и противоречивых поступков, как правило, лежат одиночество, отсутствие дружбы и ощущения общности. Дети, которые не умеют общаться и чье общение никто не поощряет, превращаются в изолянтов, живущих в мире собственных представлений и ценностей, не умеющих обращаться к людям, когда им одиноко. А это лишает их эмоциональной поддержки.

Говорите о том, что в странах, где с подобными трагедиями встречаются чаще, давно поняли, что в основе противоправного поведения детей и подростков лежит постоянное ощущение стыда, унижения, неуважения и высмеивания. И сделали выводы, направив усилия не на эфемерную идеологическую воспитательную работу, а на всемерное укрепление эмоционального здоровья детей и подростков, формирование детских малых групп и микросообществ. Дети должны дружить и общаться, у них должны быть свои интересы, игры, секреты и связи. Если этого нет — их эмоциональное здоровье под серьезным вопросом.

Говорите с детьми о том, что человеческие эмоции далеко не всегда проявляются в ситуации, которая их породила. Случается, что эмоции вырываются из людей в самое неподходящее время и в неподходящем месте. Неприятности в школе — выплеснул из себя негатив дома, или наоборот. Этот сдвиг эмоций во времени часто сбивает окружающих с толку: не видна связь между проблемным поведением сейчас и его истоками в событиях месячной давности, к примеру. Обычно в таких случаях окружающие удивляются, отчего это подросток взбрыкнул, отчего взбесился. Эмоциональную систему детей можно представить в виде кипящего котла: всегда может сорвать крышку. И момент срыва чаще всего непредсказуем, особенно если эмоции долго подавляются.

А еще говорите с детьми о том, что наши эмоции зачастую не видны: стало больно — а слезы спрятаны (мальчики не плачут), стало стыдно — виду не показал (нечего выдавать себя). Дети легко учатся от нас скрывать свои эмоции, не называть их, а потом — и не чувствовать. Но не чувствовать — не значит избежать их. Скрытые и незаметные эмоции ведут к эмоциональному и психологическому нездоровью.

Говорите со своими детьми о том, что если рядом с ними есть изолированный сверстник, то самое лучшее, что можно сделать и для него и для окружающих — это ввести его в свой круг, предложить заняться чем-то вместе, подать пример надежности и доверия. И сами, как взрослые, подавайте своим детям такой же пример. Иначе откуда дети будут знать, что такое быть надежным и открытым?

Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции