Десять версий исчезновения Креста Евфросинии Полоцкой

С 13 июля 1941 года потерялись следы духовного оберега Беларуси – Креста Преподобной Евфросинии Полоцкой и всего «Могилевского сбора». Все эти 75 лет исследовались различные версии, возникали легенды, делались сенсационные заявления, создана копия реликвии. С 1990 года поиском Креста занимаются и правоохранительные органы. Так почему же все поиски не дали результата?

Корреспонденту Naviny.by удалось изучить копии документов штаба по поиску Креста Евфросинии Полоцкой при Комитете по вопросам безопасности Союзного государства.


Давайте вернем Крест белорусам

О Кресте Преподобной Евфросинии Полоцкой за последние четверть века написано немало, в том числе журналистами. Не исключение и автор этих строк. За информацией я обращалась к профессору Адаму Мальдису, который не один десяток лет занимается поиском и возвращением национальных ценностей, а также в Национальное бюро Интерпола и к научно-документальным публикациям. Тогда и предположить не могла, что смогу ознакомиться с копиями документов, собранных в личном архиве генерал-майора КГБ в запасе, а ныне советника по ядерной безопасности в Республики Беларусь ЗАО «Русатом Восточная Европа» Ивана Юркина.

Конечно, в этом архиве нет документов с грифом «секретно», тем не менее, они будут покруче иного детектива. Иван Захарович планирует передать эти документы на свою малую родину — в Хотимский историко-краеведческий музей, а пока у читателей интернет-газеты Naviny.by есть эксклюзивная возможность узнать подробности о поисках «Могилевского сбора», жемчужной которого является Крест Ефросинии Полоцкой.

«Дело о поиске Креста Ефросинии Полоцкой не просто так попало в мои руки, — рассказывает Иван Юркин. — В конце 70-х я, старший лейтенант, опрашивал по этому вопросу очевидцев. Тогда, увы, не понимал, что это наша национальная реликвия. Отношение руководства было таким, что это церковные ценности… Время атеистов… Тридцать лет спустя я возглавил штаб по поиску Креста при Комитете по вопросам безопасности Союзного государства. И эта история меня не отпускает. Проанализировав огромный массив информации, уверен: Крест и вся могилевская коллекция находится в России. Где-то в запасниках стоят, может быть, даже не распакованные ящики со скарбом».

Иван Захарович сообщил, что в 1990-е годы состоялась неформальная беседа президента России Бориса Ельцина с председателем комиссии по вопросам внешней политики Парламентского собрания Союза Беларуси и России Николаем Чергинцом, который неоднократно писал письма с просьбами о помощи в розыске Креста. Президент России сказал: «Давайте вернем Крест белорусам», человек из свиты Бориса Николаевича ответил: «У нас его нет».


Десять версий исчезновения Креста

1.Вывезен из Могилева немецкими оккупантами в Германию в 1941-44 годах.

2. Захоронен на территории Могилевской области или в другом районе при неудачной попытке вывоза из Могилева в 1941 году.

3. Эвакуирован в Москву в июле (13-15) 1941 года и до сих пор остается там.

4. Продан за границу.

5. Украден жителем Могилева в июне-июле 1941 года.

6. Присвоен кем-то из советских военачальников (возможно, Лаврентием Берией).

7. Направлен в один из музейных запасников на территории России.

8. Передан Синоду Русской православной церкви в 1941-1942 годах.

9. Остается в Полоцке (подменен в 1920-х годах).

10. Ведется розыск копии, а не подлинника Креста.


Версии кинематографичные

Первая версия чрезвычайно удобна: война все спишет. И очень долго она была единственной. Ее продолжение — версия 4. Однако за 75 лет обе не нашли подтверждения: в немецких архивах, а они составлялись дотошно, «Могилевский сбор» нигде не упоминается, в западных частных и музейных коллекциях могилевские сокровища тоже не засветились.

Между тем разговоры о том, что Крест остался на территории СССР, ходили и после войны. К тому же они были подкреплены архивными документами, в частности, стенограммами заседаний бюро ЦК КП(б) Белоруссии. Иначе не получил бы задание старший лейтенант госбезопасности Юркин опрашивать возможных свидетелей в 70-е годы.

Версия 2 — о том, что сокровища вывозили в Москву, но по дороге вынуждены были их спрятать, — привлекательна своей романтичностью и кинематографичностью, на ее основе и создан фильм «Немец». В реальности же, как следует из справки сотрудников УКГБ по Могилевской области, «на указанные места возможного захоронения ценностей на территории области в связи с невозможностью их вывезти в тыл из-за угрозы окружения выезжала специальная группа, которая проводила необходимые поисковые мероприятия. Физический поиск результатов не дал».

Кстати, была и версия о том, что «Могилевский сбор» замуровали в здании бывшего земельного банка (обкома партии, ныне — Художественный музей). Вопрос в том, насколько можно доверять этим слухам: ведь это уже были пересказы чьих-то рассказов. Тем не менее, до сих пор в этом здании (которое, кстати, изображено и на самой крупной денежной купюре образца 2000 года – 200 000 рублей) основательные работы по исследованию стен, подземелий с использованием современной сканирующей аппаратуры не проводились.

Касательно версии 5. В хаосе эвакуации может случиться все, что угодно. Однако ключи от бронированной двери комнаты-сейфа в Могилевском обкоме партии, в которой и хранился «золотой запас» Могилевского областного музея, были, по некоторым сведениям, всего лишь у двух человек, а фомкой такую дверь не откроешь. Остается вариант, что кто-либо мог стащить под шумок во время погрузки. Похожую историю рассказала чекистам жительница Могилева. В 1968 году житель Могилева, некто К., после банкета поведал этой гражданке, что в начале войны вывозил ценности из Могилева в Москву и сдавал их там финансовым органам, среди сотрудников которых был его родственник. По мнению горожанки, К. — алчный и жадный человек, к тому же имел огромное состояние по меркам СССР. На этом основании она полагала, что К. мог подделать опись и присвоить часть вывезенных ценностей. Правда, о том разговоре 1968 года горожанка поведала только через 31 год. Эту информацию проверили, но никаких фактов, подтверждающих рассказ женщины, не установили.

Вероятность версии 9 невысока, так как, чтобы подменить крест, нужно было быстро изготовить качественную копию. А для этого нужны материалы и, прежде всего, мастер, владеющий редкой ювелирной техникой. Вряд ли все это могло быть в Полоцке в первые годы советской власти. В наше время ювелиру Николаю Кузьмичу потребовалось пять лет, чтобы воссоздать Крест.

В 1928 году Крест был перевезен в Минск, а до того хранился в полоцком финотделе. Еще через год Крест вывезли в Могилев. Однако если монахи каким-то невероятным образом успели изготовить копию до реквизиции, то версия 10 имеет право на жизнь. К тому же известно несколько, так сказать, «официальных» копий Креста.


Российский след

Наиболее вероятной кажется версия эвакуации «Могилевского сбора» в Москву в июле 1941 года ориентировочно 13 июля. Впервые серьезно отнеслись к этой версии после заявления водителя Петра Поддубского, который рассказал, что 13 июля, в разгар боев за Могилев, его вызвал комендант города И.П.Воеводин и приказал вывезти некий ценный груз. Водитель подогнал машину к зданию обкома, в кузов начали загружать упаковки и мешки. Поддубскому, стоявшему невдалеке от машины, хорошо запомнилась фраза одного из грузчиков: «Какой крест красивый!» Позже к машине Поддубского присоединились две полуторки с банковскими ценностями, а к нему в кабину сел первый секретарь ЦК КП(б)Б Пантелеймон Пономаренко. Колонна двинулась в путь, по дороге не раз попадала под бомбежку. Но через два дня груз все же доставили в российскую столицу в управление Красной Армии, здание которого размещалось на Ленинских горах.

Воспоминания водителя совпадают и с воспоминаниями Пономаренко и Воеводина. После заявление Петра Поддубского в 1990 году УКГБ по Могилевской области инициировало розыскное дело по факту исчезновения культурных ценностей.

Но в этой версии есть одна странность. Петр Харитонович сказал, что награжден медалью «За отвагу» за вывоз ценностей. Заместитель председателя Комитета по вопросам безопасности Союзного государства Иван Юркин в феврале 1999 года направил запрос в Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации с просьбой выслать копии документов, послуживших основанием для награждения. В этих документах могла быть какая-то подсказка. Однако в ответе из Москвы говорилось, что Поддубский П.Х. в картотеке учета награжденных не значится. Сам Поддубский к тому времени, к сожалению, умер. Чтобы продолжать поиск, необходимы были номер воинской части и номер медали, а у родственников не сохранились его документы военного периода, медаль «затерялась».

Тем не менее, версию эвакуации ценностей в Москву стоит признать наиболее реалистичной.

Поддубский указывал, что «Могилевский сбор» разгрузили в управлении Красной Армии, однако, по другим данным, это мог быть и штаб НКВД, а также резиденция ЦК ВКП(б) на Ленинских горах. Есть даже легенда, что при разгрузке присутствовал Лаврентий Берия и фраза «Какой крест красивый!» принадлежит ему, ну а далее белорусская святыня якобы попала в личную коллекцию генерального комиссара госбезопасности СССР.

Иван Юркин проверил и эту версию, отравив запрос в военную прокуратуру РФ с просьбой выслать список ценностей, изъятых у Л.П. Берия после его ареста, а также сообщить, куда эти ценности были переданы. Вскоре за подписью заместителя главного военного прокурора Российской Федерации генерал-лейтенанта юстиции В.А.Смирнова был получен ответ, что «в протоколах обысков служебных и жилых помещений Берии отсутствует какая-либо информация по обнаружению либо изъятию Креста Евфросинии Полоцкой. В связи с тем, что уголовное дело в отношении Берии Л.П. и др. имеет гриф секретности, Главная военная прокуратура лишена возможности направить в Ваш адрес список ценностей, изъятых у Берии после его ареста, и сведения об их дальнейшей судьбе». Таким образом, версию 6 можно считать отработанной.

Еще по одной версии, привезенные из Беларуси ценности были переплавлены в золото, конвертированы в рубли и потрачены на нужды армии. Но тогда должны были бы остаться хоть какие-то следы, тем более, что «Могилевский сбор» не был бесхозным — в 1932 году его включили в опись Антикварного фонда СССР. По этой же причине можно отмести и версию об использовании «Могилевского сбора» для выплат по ленд-лизу: все такого рода операции подлежали строгому учету.

Версия 7 — ценности направлены в один из музейных запасников на территории России — очень жизнеспособна. Сотрудниками УКГБ по Витебской области в 1999 году были установлены личности двух женщин, участвовавших в эвакуации партийных архивных документов и ценностей из Витебской области в июле 1941 года. Опросить их самих не удалось, они умерли в почтенном возрасте. Однако одна из них, проживавшая в Саратове и контактировавшая с коллегами из Витебского краеведческого музея, рассказывала им, что в июле 41-го при эвакуации экспонаты и документы загружались наспех без составления описей, в таком же порядке из Саратова они были частично возвращены в хранилища краеведческого музея. Вряд ли в других областях дело обстояло иначе.

Сотрудниками УКГБ установлено, что в архиве и краеведческом музее области не имеется сведений об эвакуации документов и ценностей в Москву. Однако же фактически витебские музейные ценности были в Саратове. Между тем, достоверно известно, что со всех областей БССР ценности доставлялись сначала в Москву, а затем отправлялись в Уфу, Саратов, Самару, Ярославль. Очень может быть, что где-то в запасниках музеев или банковских хранилищах этих городов и стоят ящики с «Могилевским сбором».

Доподлинно известно, что единственный архив, который полностью удалось вывезти из Могилева, – это партийный архив ЦК КП(б)Б. Из материалов Национального архива Беларуси следует, что в соответствии с Указанием ЦК КП(б)Б № 17 от 26 июня 1941 года партархив подлежал отправке особым эшелоном в Москву в распоряжение ЦК ВКП(б). 27 июня партархив ЦК КП(б)Б и две машины текущего архива ЦК КП(б)Б, привезенного в Могилев, были погружены в 8 вагонов-пульманов. В 9-й вагон погружен партархив Могилевского обкома партии, дела и материалы Минского и Белостокского обкомов партии, материалы и документы ряда райкомов партии западных областей и несколько ящиков воинских частей. В 10-й двухосный вагон погрузили дела и материалы НКВД И НКГБ БССР, привезенные на машине из Минска.

В 1941 году в здании бывшего крестьянского земельного банка размещался Могилевский обком партии

Эшелон прибыл в Москву 4 июля и в тот же день по решению ЦК КП(б)Б был направлен в Уфу, куда добрался 10 июля. В Уфе за пять дней архив поменял два места хранения. При разборке его в декабре 1941 года было обнаружено, что не хватает части материалов Могилевского обкома партии. В числе утраченных — ряд документов, в том числе материалы с грифом секретно. Сведений о том, что потом они нашлись, нет. Как и нет сведений о «нескольких ящиках воинских частей». Поскольку эти ящики эвакуировались вместе с партархивом, то логично предположить: там были сокровища комнаты-сейфа в здании обкома партии. «Приписали» их к воинским частям, чтобы никого не соблазнять золотом. Однако партархив осенью 1944 года вернулся в Могилев, но о тех ящиках не было никаких упоминаний. С целью их поиска написаны десятки запросов в различные российские ведомства, ответы неутешительны: ни сведений, ни следов нет. Как сквозь землю провалились…


Церковная версия

Самой же перспективной кажется «церковная версия». Можно допустить, что в начале войны Крест Ефросинии Полоцкой и другие предметы культа из «Могилевского сбора» передали Синоду Русской православной церкви. Несмотря на культивировавший атеизм, в годы военного лихолетья государство терпимее относилось к церкви, которая в свою очередь помогала фронту. Чем так привлекательна эта версия?

В 1995 году во время открытия в Могилеве Собора Трех Святителей там появились иконы Белыничской Божьей матери, Казанской Божьей матери, Иверской Божьей матери. Местный краевед опознал их как находившиеся в одной коллекции с Крестом Евфросинии, о чем и стало известно сотрудникам УКГБ. Однако краевед отказался по просьбе чекистов официально идентифицировать иконы, ссылаясь на то, что за давностью лет может дать неверную оценку. Пока велись переговоры о привлечении к экспертизе искусствоведов областного краеведческого музея, иконы просто исчезли из храма, при этом с момента их явления до исчезновения прошло четыре дня. Причина исчезновения икон не устанавливалась в связи со сложностью отношений с церковью.

По данным справки, датированной 1999 годом, в церковь вернулись образа Белыничской Божьей Матери и Казанской Божьей матери. Теперь список иконы Белыничской Божьей Матери находится в храме. В перечне предметов «Могилевского сбора» фигурирует также икона Братской Божьей матери, и сейчас в соборе находится икона Божией Матери Могилевско-Братская. Возможно, речь идет об одной и той же иконе. Откуда появились и какие именно иконы – подлинники или копии - находятся в храме, известно только его служителям.

К слову, в перечне предметов «Могилевского сбора» отмечена «коллекция икон белорусских мастеров XIII-XVIII веков, общим количество 150» и перечисляются пять «наиболее известных»: Белыничской Божьей матери из Белыничского монастыря кармелитов, работы неизвестного мастера XV века; Казанской Божьей матери (копия), подаренная местной церкви Александром II в 1867 году; Спасской Божьей Матери, работы Петра Слижникова 1670 года; Иверской Богоматери и Братской Божьей матери начала XVIII века.

«Возвращение из 60–летнего небытия и виртуальное воссоздание Слуцкого Евангелия были бы невозможны без упорного тщания митрополита Минского и Слуцкого Филарета. 12 июня 2003 года на Епархиальных чтениях он впервые сообщил радостную весть о том, что исчезнувший в 1941 году памятник национальной культуры нашелся! Его передал Владыке один из священнослужителей, коему, в свою очередь, подарил реликвию некий прихожанин. Евангелие, естественно, стало собственностью экзархата, — писал Адам Мальдис в 2008 году в газете «Советская Белоруссия». — Но митрополит позаботился, чтобы рукопись оставалась доступной и научной общественности: книгу временно передали в Национальную библиотеку Беларуси, там благодаря финансовой помощи Фонда фундаментальных исследований ее оцифровали, а еще сопоставили с описаниями памятника, сделанными в Слуцке до Первой мировой войны Ф.Серно–Соловьевичем, А.Снитко и другими учеными. Экспертиза дала возможность прийти к единому мнению (до того оставались сомнения): вернулась не копия, а оригинал!»

Появление Слуцкого Евангелия вызвало много вопросов. Особенно интересно узнать, как оно попало к прихожанину, но церковь это не комментирует, ссылаясь на тайну исповеди.

Если с иконами в Соборе Трех Святителей историю нельзя назвать завершенной – нет публичных сведений об экспертизе образов, неизвестно, откуда они появились и куда делась икона Иверской Божьей матери, то подлинность Евангелия установлена экспертами. Даже появление одного Евангелия заставляет задуматься: может, «Могилевский сбор», по крайней мере, его экспонаты религиозного характера давно значительно ближе, чем в России? Но тогда где остальное?

Впрочем, и российскую локацию «церковной версии» не стоит отвергать и принять во внимание аргументы историка Сергея Тарасова  — его расследования и логика событий приводят в подмосковный Загорск, в Троице-Сергиеву лавру — «место как бы на виду, но в то же время недоступное».

Дело поиска «Могилевского сбора» на территории России осложняется тем, что белорусские спецслужбы не имеют права проводить там оперативно-розыскные мероприятия, вся работа ведется руками российских коллег. Что касается культовых зданий, то в них могут запросто не пустить кого угодно под предлогом «нет благословления».

В общем, сейчас поиски Креста Евфросинии Полоцкой зашли в тупик, словно уперлись в бронированную дверь бывшего Земельного банка.