Миссионеры на диком Северо-Западе, или Как перед Пасхой в Логойске сменили земского начальника
30 апреля в 5 часов утра на Игуменском тракте под Минском возле Архиерейской дачи на возниц-баагул напали разбойники и открыли стрельбу. Ранили двух женщин и одного возчика. Затем начали грабить имущество и отбирать у пассажиров деньги. Однако в это время подъехал другой обоз балагул, у которых имелись револьверы и иное оружие. Увидев это, разбойники бросили все и бежали.
Об этих нравах дикого Северо-Запада газета «Наша Нiва» рассказала в десятом номере за 1908 год:
Ранее газета писала о бескультурных драках в местечковых салунах, которые высокопарно именовались ресторанами:
«Радошковичи. Вилейский уезд. На минувшей неделе в нашем ресторане была крупная баталия. Бились чем попало: палками, кулаками и бутылками. А все это — от проклятой водки. Но не лучше ли было бы открыть в Радошковичах вместо ресторана библиотеку и народную читальню, а то наш мужик не знает иного развлечения, кроме пьянства».
В таких условиях заезжие миссионеры и культуртрегеры пытались приобщить туземное население к социально-политическим и культурным ценностям русского мира. «Наша Нiва» критически оценивала эти усилия, например, в Глубоком Дисненского уезда:
«Почти всякий раз на четверговый базар неизвестно откуда заявляются какие-то всегда пьяные оборванцы. Они называют себя „истинно-русскими людьми“ и собирают с мужиков подписки, что те присоединяются к их черносотенному союзу. Дурят голову темному народу, что записавшимся „в союз“ дадут земли немерено. Попадаются дураки, которые верят этому и записываются. Черносотенцы болтают, что приедут главные погромщики Дубровин и Крушеван. Местный дьяк тоже принадлежит к черной сотне. Люди боятся, чтобы не учинили тут погрома, крепко стерегут своих коней. Нелишне вспомнить, что так же перед выборами на Волыни почаевские монахи обманывали народ, говоря, что дадут землю тому, кто запишется в „союз русского народа“. Подобным обманом провели в Думу таких черносотенных депутатов, что просто срам».
В прохладном апреле 1912 года идеологически правильная газета «Минское Слово» завлекала зрителей на такие представления:
«В электро-театре „Модерн“ сверх обширной программы руководителем капеллы сибирских бродяг г. Ермаком будет исполнена в первый раз душу-захватывающая „Колыбельная песня приговоренного к смерти“. Тяжелое впечатление!».
А кто не хотел выписывать «Минское Слово» с его пропагандой инфернальной культуры — тех наказывали, применяя административный ресурс. Свидетельство газеты «Наша Нiва»:
«Логойск, Борисовского уезда. Перед Пасхой у нас сменили земского начальника за то, что он отказался дать предписание по волостям своего участка, чтобы те выписывали на волостные деньги черносотенную газету „Минское Слово“».
Чтобы увидеть фигуры кандидатов в сибирские бродяги, минчанам не нужно было посещать эстрадные представления. В той реальной жизни случались невероятные драмы, и в газетной хронике (часть выписок наша, часть — из архивного собрания Л. Шуман) встречаются сообщения, например, такого содержания:
«Роман кондуктора Садковского и колбасницы Версоцкой. <…> В качестве вещественных доказательств, кроме револьвера, явилось и окно в самой зале суда, в котором оказались выбитыми двойные стекла одним из тех трех выстрелов, которые ревнивый ухажер Садковский произвел на улице вблизи здания Присутственных мест. Это вещественное доказательство было предъявлено господам присяжным как факт, что Садковский не целился в Версоцкую, ибо пуля попала в окно 2-го этажа. Присяжные вынесли Садковскому оправдательный приговор, а спустя два часа он уже гулял по Губернаторской, но без Версоцкой. До суда же Садковский отбыл 7 месяцев в тюрьме». (Минский листок. 1890 г.)
«Месть обманутой невесты. Во время бракосочетания в Екатерининском соборе земского стражника Михаила Автухова с Верою Школьник крестьянка Борисовского уезда Мария Шиманович бросила в жениха и невесту флакон, наполненный серной кислотой. Автухову обожгло шею, а стоявшая вблизи его Вера Шамко получила ожоги лица и передней части туловища. При допросе задержанной полицией Шиманович выяснилось, что Автухов обещал на ней жениться и взял у нее, как будущей жены, 130 рублей денег, за что она и решила отомстить. Автухов помещен в земскую больницу, а Шамко лечится у частного врача. (Минская Речь. 1906 г.)
Горожан, безусловно, заедал быт, что подтверждали весенние смотры коммунального хозяйства, торговли и транспорта. Об этом без конца писали «Минские врачебные известия» и другие издания:
«Осмотр кладбища. 1 мая сего 1910 г. комиссия в составе врачебного инспектора, городового и санитарных врачей, членов земского и городского управлений, представителя Церковного ведомства, советника Губернского правления и полиции осматривала минское православное (Сторожевское) кладбище. Комиссия признала, что кладбище переполнено. Часть кладбища у болота предложено закрыть. Вместе с тем решено расширить ту его часть, которая отведена для умирающих в земской больнице. Комиссия нашла, что Сторожевское кладбище может служить еще год, много — два и потому признала своевременным озаботиться подысканием места для нового православного кладбища».
«К осмотру извозчиков. Как и в прошлые годы, Городская управа растянула осмотр извозчиков на несколько дней. Опыты прежних осмотров доказали всю непрактичность такого порядка, так как неисправные извозчики всегда успевают достать на время у более исправных лучшее снаряжение и приспособления промысла и таким образом скрывают свои недостатки. Следует также заметить, что к извозному промыслу допускаются люди неопытные, часто малолетние, благодаря чему и бывают при езде несчастные случаи».
Опять Плавский. К сожалению, опять приходится констатировать факт непонятной чрезвычайной экономии председателя водопроводно-электрической станции г. Плавского. По мудрому распоряжению обыватели окраин города, в том числе местности Золотая Горка, Госпитальная улица и переулки, Провиантская, часть Веселой улицы, обречены блуждать во тьме кромешной. Некие мудрецы, прославившиеся по части освещения, распорядились с 1 мая не освещать названные улицы. Экономия почему-то коснулась лишь только обходимых всегда окраин, а около бань Плавского так фонарик горит даже в лунные ночи!".
«Такса на главные продукты. Дума приступила к слушанию вопроса о таксе на хлеб и мясо на май и июнь. Некоторые говорили о чрезмерном вздорожании цен на предметы первой необходимости, находя это вздорожание совершенно ненормальным и требующим серьезного изучения его причин. Некоторые объяснили увеличение цен на мясо, вздорожание скота отвлечением мясных грузов от Минска новооткрытою железною дорогою через Молодечно. Дума решила образовать постоянную подготовительную комиссию по урегулированию цен на предметы первой необходимости».
Между прочим, о требующих прокорма собаках в печатном отчете Минской городской управы за 1890−1891 гг. было сказано весьма конструктивно:
«Еще недавно бродячие собаки в Минске отравлялись стрихнином. В настоящее же время найдено более целесообразным ловить таковых и, в случае невостребования в течение 3 дней, истреблять, причем, согласно постановлению Думы, все собаки, имеющие хозяина, должны быть с ошейником. На покрытие расходов по ловле бродячих собак городом было представлено ходатайство о взимании за это незначительного сбора».
И только после Февральской революции 1917 года система начала давать сбои. В том числе — по собачьему вопросу.
Методом анализа газетной хроники событий мне удалось подобраться к разгадке преступления, о котором 99 лет назад сообщил «Вестник Минского губернского комиссариата». Начало было таким:
«Объявление. Сбежала собака, бульдог-сука, темно-серая, грудь — белая, хвост обрубленный, в ошейнике, кличка Дэзи. За вознаграждение прошу доставить или указать место нахождения по адресу: Минск, гостиница „Европа“, подполковнику Нижевскому. За утайку буду преследовать по закону».
А накануне сообщалось, что в город начали прибывать австро-венгерские пленные:
«На днях в Минск прибыло 100 военнопленных, командированных военным ведомством в распоряжение города благодаря усиленным хлопотам члена городской управы В.О. Цывинского. Пленные размещены в Кошарах и некоторых других пунктах. В первую очередь пленные приступили к исправлению мостовой тех городских улиц, по которым совершается особенно сильное грузовое движение — Бобруйской, Магазинной, Петроградской, Нижней Ляховке, Серпуховской, Коломенской, Веселой и др.».
Наверное, нельзя сказать, что свободное время в плену наши непредвиденные гости проводили исключительно вот так:
Но в общем Минск доброжелательно относился к чехам и словакам. В бараки в Кошарах пленные являлись только ночевать, а остальное время свободно ходили по городу, торчали на базарах, подрабатывали у обывателей и сшибали копейки на табак и пиво.
А теперь перечитаем «собачьи» страницы «Похождений бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека.
Да стопудово, что собаку русского подполковника Нижевского увели камрады Швейка! Увели и продали генеральше Балуевой — супруге командующего Западным фронтом…
А до поры, еще в мирные дни, обществом были востребованы нежные строки Константина Фофанова: «Это май-баловник, это май-чародей / Веет свежим своим опахалом». Тут и Пасха случалась кстати:
«Объявление. Кондитерская Венгержецкого (Минск, на углу Захарьевской и Петропавловской улиц) принимает заказы к Пасхе: бабки, мазурки, куличи
Изучаю рецепт кулича из поваренной книги Марии Плешковой 1914 года и не могу взять в толк, отчего нельзя стучать в процессе приготовления главного украшения пасхального стола.
Возможно, какие-либо мысли по этому поводу имеют читатели TUT.BY?