После ЧП в Борисове обрезали котел. 87-летняя мать семерых детей месяц живет без плиты и отопления

В хрипящей радиоточке диктора, который пообещал очередное похолодание, сменил Юрий Антонов со своим маршрутом «От печали до радости». 87-летняя Анна Константиновна Сущеня лишь тяжело вздохнула и с неким отчаянием сказала: «Доўга яшчэ прыйдзецца сядзець мне тут халоднай і галоднай». Пенсионерка с февраля живет без отопления: газовики признали ее котел неисправным и обрезали его. Топить печку женщина боится: «Ай не. Яшчэ хату спалю»… Термометр показывает в ее доме всего 9 градусов тепла. Не помогают, по словам бабушки, и ее семеро детей.

— Я пасцель нават не расцілаю. Сплю ў адзежы. Гэтак сама, як перад вамі сяджу. Толькі яшчэ кажушок зверху накідваю. І замест ботаў валёнкі надзяваю, — говорит пенсионерка. — Я поўночы проста ў акно гляджу. Бо страшна мне тут адной. Ды старыя ж ужо не і хочуць спаць.

Когда последний раз в ее доме кто-то делал уборку, Анна Константиновна уже и не помнит. Обувь прилипает к полу. На кроватях и печке в горы сложены вещи, а на столе, за которым женщина должна обедать, судя по всему, уже не первую неделю отмокают кастрюли и стоят банки с варенье и закатками.

— Гэта я, мае дзетки, так жыву. Абыяк. Не глядзіце на гэта, — как будто извиняется пенсионерка.

На часах уже полдень. А женщина с утра еще ничего не ела. В холодильнике у нее — почерствевший хлеб и кефир.

— Няма, дзе вады сагрэць ды дзе супу зварыць. Ды я пакуль і не хачу есці. А на вячэру у мяне яшчэ пранікі засталіся. Вадой іх зап’ю — і добра. Гэта ўся мая яда, — объясняет Анна Константиновна и достает из кармана мешок с пряниками. — Прывыкаю отвыкать, мае дзеткі.

Как и все люди, пережившие Великую Отечественную, пенсионерка говорит, что сейчас еще ничего — в войну было тяжелее. Тогда и пряники с водой были непозволительной роскошью. Анна Сущеня вспоминает, как варили крапивный суп: закисляли его щавелем и подсаливали удобрениями, собранными с колхозного поля.

-Але я так не падсальвала. Таму, напэўна, так доўга і жыву, — шутит бабушка.

Еще из военных воспоминаний у нее есть история, как они с братом подорвали немецкую железную дорогу, которая шла от Слуцка до Житковичей.

— Яны праклалі гэтую дарогі і вывозілі па ёй беларускае багатсва. Так мой брат дружыў з партызанамі. Яны прывозілі яму міны. І мы тады разам іх насілі. Я рукамі расквапвала зямлю, каб схаваць гэныя снарады. І так мы ўсё ім там папорцілі.

О сложном военном прошлом, женщина, кажется, вспоминает с большей радостью, чем о том, что происходит с ней сейчас.

— Цяпер мне места нет, дзе дажыць да смерці. Ніякага інцярэса нет. Сяжу тут адна. Сярод суседзяў - палавіна дачнікаў, і яны прыязджаюць толькі летам. Няма ўжо сіл. Пара збірацца туды — к дзеду. Сем гадоў яго ўжо няма.

Единственная радость бабы Ани — четыре овечки, которые пасутся в огороде, и шесть котов.

— Есці ка мне прыходзяць. Ну, а мне што?! Яны ж шкоды ня робяць.

Летом из развлечений — еще и огород. Но в этом году, говорит пенсионерка, уже ничего сажать не будет — силы уже не те. Да и неизвестно, сможет ли она потом как-то приготовить выращенную картошку и морковку.

Месяц назад, после того, как в Борисове от отравления газом погибли 6 человек, по всей стране начались внеплановые проверки оборудования. Докатились они и до деревни Дрозды Столбцовского района, где и живет Анна Сущеня. Плиту контролеры отключили за старость, а котел — за неисправную автоматику.

— Прыйшлі, усё абрэзалі і кажуць новы кацёл купляць. Але ж мой стары толькі тры гады пагарэў. Напэўна, панарабілі новых катлоў - так трэба іх папрадаваць, — рассуждает Анна Константиновна. — Дык калі я буду яго ўжо мяняць. Мне, можа дзве-тры нядзелі засталося… А там такія грошы.

Не понимает пенсионерка и того, почему отопления ее лишили как раз в морозы. Летом состояние котла никого не интересовало.

— Тады я, можа б i паспела з пенсіі сабраць на гэны кацёл. На яго каля чатырох-пяці мільёнаў трэба, — говорит она.

В Горгазе объясняют, что никакого злого умысла не было — все было сделано ради безопасности самой пенсионерки. И как только у нее появится новый котел, его установят вне очереди в кратчайшие сроки.

Здесь можно было бы винить чиновников, если бы у Анны Константиновны не было семерых детей: четырех сыновей и трех дочек. Но многие из них разъехались и навещают маму только в день пенсии. Да и те, что живут близко, по словам женщины, «нават талеркі супу не прынясуць».

— Во мая новая пліта. Дачка купіла з маёй пенсіі. Толькі, па-першае, газу не маю. А, па-другое, я не ўмею на ёй варыць, — Анна Константиновна приводит нас на свою кухню. — Мне стыдна, што я есці сабе нават не магу зварыць… І каты галодныя таксама.

Когда от холода находиться дома уже невозможно, Анна Константиновна ходит на прогулки (на улице теплее) или погреться к соседям. Дом дочери, которая живет в начале деревни, бабушка обходит стороной.

— Абідна мне за сваіх дзяцей. Дачка ўсю пенсію маю забірала і ніколі нават «спасiба» не сказала. А ў мяне там чатыры мільёны амаль выходзіць. Я зарабіла, бо ў мяне 41 год стажа. Усё жыццё ў калхозе прарабіла: кароў даіла, буракі палола, — рассказывает женщина.

Одна из ее дочерей, Зинаида, живет неподалеку. У нее здесь дача. Ситуацию с мамой женщина описывает по-другому. Говорит, возраст, и старушка иногда выдумывает свои «показания».

— Я не знаю, где ее пенсия девается. Она говорит, что нам отдает. Но ничего подобного. Мы даже карточку ей специально оформили, чтобы понимать, на что она тратит свои деньги, — рассказывает свою версию Зинаида. — Мы ей новую плиту купили за миллион. Но на котел пока денег нет. Только что последнее отдали на учебу дочки — ушли в ноль. И сейчас думаем, что делать. Картошку уже собрались продавать, потому что зарплата только в конце месяца.

Правда, Анна Константиновна рассказывает, что, когда ее пенсия приходила на карточку, она три месяца никаких денег не видела. Пришлось через сельсовет договариваться, чтобы деньги по старинке приносил почтальон.

— Апошнюю пенсію я ім не аддала. Кажу, што мне трэба на похараны сабраць. Бо нават адзежы чыстай няма, — рассказывает баба Аня.

Дочь уверяет, что практически каждый день приносит матери еду. И периодически убирает у нее в доме.

Вот только пенсионерка об этом не помнит. И на помощь от родных детей, кажется, не надеется.

— Я прошу, чтобы меня отправили туда, где бабы живут. Толькі ж каты мае галодныя застануцца, — говорит Анна Константиновна про дом престарелых. — Я уже адна баюсь тут у хаце заставаться. Вечаром прыходзяць мужыкі, стукаюць у акно і грошай на гарэлку пытаюцца.

Она уже лежала в больнице на социальной койке за 90 процентов своей пенсии. Это обязательный этап перед переездом в интернат.

— У бальніцы добра кармілі: і первае, і втарое, і чай. Але я только кашку ела, — вспоминает Анна Константиновна.

В сельсовете рассказывают, что на социальной койке Анна Константиновна провела всего две недели. Потом за ней приехали дети. По версии дочерей, их мама сама хотела вернуться. Но соседи считают, что просто детям нужно было восстановить контроль над пенсией старушки.

— Деньги ж получать нужно за бабушку. А там она почти все отдает на содержание, — не исключают соседи. — У нее семеро детей, а она без присмотра. Два сына приходят только в день пенсии.

Кроме того, если Анну Константиновну помесят в дом престарелых, то ее детям придется доплачивать около 5 миллионов месяц за ее содержание.

Председатель сельсовета Марина Таяновская в этой истории на стороне пенсионерки.

— Я дала детям Анны Константиновны время на то, чтобы они навели порядок в доме матери и установили ей новый котел. Все-таки по закону дети должны содержать своих престарелых родителей. Если этого не произойдет, то мы поместим бабушку в интернат, а деньги на содержание взыщем с дочерей и сыновей через суд, — говорит председатель сельсовета. — Какие бы ни были отношения в семье, такого ужаса допускать нельзя. И мы, как представители власти, держим этот вопрос на контроле.

Анна Константиновна чужих людей обременять не хочет.

— Паеду ў інтэрнат, спадзяюся. Праўда, каты мае будуць галодныя. Але нічога. Прыб’юццца куды-небудзь, — говорит она нам на прощание.