Законы рынка в государстве для народа, или Как живет глубинка, которая сидит на госдатациях

 

Не так давно Александр Лукашенко ездил на Минский тракторный завод, чтобы посмотреть, как там дела. Идут они плохо: техника не продается. Но президент остался доволен, потому что ожидал еще худшего.

 

Но в прошлом году вдобавок к собственным цехам МТЗ получило еще девять предприятий по всей стране. Все они входят в холдинг Минского тракторного и поставляют ему комплектующие для техники. В их числе – и Наровлянский завод гидроаппаратуры.

 

Журналисты TUT.BY съездили в Гомельскую область, чтобы посмотреть, как себя чувствует "дочка", когда "маме" плохо, и узнать, выживет ли глубинка без помощи из центра.



 

После столичной суеты Наровля кажется райским местом. Здесь тихо, спокойно и практически безлюдно. Вдобавок к этому – красивые пейзажи. Местные власти держат город с семитысячным населением в чистоте и порядке. Положение обязывает: в годовщину Чернобыля сюда любит заезжать президент. Поэтому дороги сравнительно ровные, фасады малоэтажек вдоль центральной улицы выкрашены в яркие цвета, с развешенных по городу патриотических плакатов смотрят довольные лица. Судя по слоганам, радуются они просто тому, что – белорусы.

 

С таким же настроением во дворе одного из домов нас встретил и Юрий. Он вышел покурить на улицу. Вообще посиделки у подъезда – довольно популярная местная забава. С другим здесь – напряженка.  

 

– На жизнь мы здесь не жалуемся. Все у нас прекрасно. Детей растим. Город развивается. Мы сами все творим, – бодро отчеканил мужчина.

 

Говорил он вроде бы искренне, но все равно казалось, что речь заучена. Предположения подтвердились, когда Юрий признался, что работает в отделе идеологии местного райисполкома. Привычка оправдывать проблемы или всегда находить им объяснение и, главное, верить своим словам – это профессиональное. По словам мужчины, сельское хозяйство в регионе не развивается, потому что почва плохая, промышленность стоит, так как нет сбыта, живем плохо, потому что хорошо еще не научились.

 

– Я как-то в Германии был. Какие же они молодцы! Они если разрыли где-то газон, чтобы трубу починить, в тот же момент все заделывают и высаживают новую траву на этом месте, – с ностальгией вспомнил Юрий. – А у нас как: бордюр красят, там трава растет. Коммунальщики эту траву и покрасят…У нас менталитет очень слабенький. Мы привыкли жить по-колхозному. Но это мелочи. Хоть и так, но Наровлю я не брошу. Здесь красота, природа…

 

Но на этом, пожалуй, все. Город самостоятельно практически ничего не зарабатывает и окупает себя сам только на треть. Остальные деньги регион получает из областного или республиканского бюджета.

Бюст Ленина на центральной площади возле исполкома присмотрен и подкрашен. Его правая рука как будто указывает, куда движется экономика района. Почти треть всех предприятий Наровли – убыточные, строительство за год сократилось в четыре раза, безработица растет, реальные зарплаты, наоборот, падают. И те средние 4,5 миллиона, которые вывели в Белстате как среднюю получку, здесь в реальности почти никто не видит. Чтобы прокормить семью, местные держатся за любые деньги. Лишь бы платили.

 

На входе в местный дом быта стоит красочная табличка с рекламой быстрых, но дорогих займов. На втором этаже в аскетичных интерьерах, где есть только стол, несколько стульев и шкаф, работает Анастасия. Она кредитный агент и просто собирает заявки для банков. В неделю к ней приходит по 15-20 новых клиентов.

 

– Основная сумма, которую просят, – 5 миллионов. Чаще всего люди берут новый кредит, чтобы рассчитаться по старому, – делится наблюдениями Анастасия. – Зарплаты низкие здесь. Если судить по справкам о доходах, то у людей где по два-три миллиона в месяц получается.

По здешним меркам, неплохо платят в торговле. Меньше месяца назад Ольга перешла работать в новый частный продовольственный магазин в центре. Зарплата у нее – больше четырех миллионов. Но это для города, скорее, исключение.

 

– У меня муж работает на проходной производственно-монтажного кооператива. У него зарплата всего 1,3 миллиона. Поэтому в свободное время он еще, как ипэшник, занимается перетяжкой мебели, – говорит девушка. – Сменить работу ему нереально. Стройки нет. На заводе у нас на сделке люди вообще по 600 тысяч получают. Единственный вариант поехать на заработки в Москву, но я его не пускаю.

 

– Молодежь уезжает. Я свою дочь отправила отсюда учиться в Мозырь. И я надеюсь, что она там зацепится где-нибудь, потому что здесь делать ей нечего, – присоединяется к разговору продавец Светлана. – Мне вообще кажется, что через лет десять у нас здесь будет маленькая деревня.

 

Девушкам, которые ищут работу, Светлана советует не тратить время на обивание порогов центра занятости, а сразу идти в декрет. И, похоже, это в Наровле работает. В прошлом году впервые за много лет рождаемость в городе превысила смертность.




Под панским домом школьница имеет в виду усадьбу Горваттов. Памятник архитектуры XIX века в советские годы использовали как дом-интернат, а после аварии на ЧАЭС забросили. На ее восстановление у региона, который живет на дотации, не находится денег. Здесь ждут целевой помощи из центра. Если с финансированием затянут, местная достопримечательность рискует разрушиться сам собой и окончательно кануть в Лету.

Усадьба Горваттов на берегу Припяти.

Директор завода: "Государство у нас социально ориентированное, а экономика рыночная. Приходится совмещать..."

Некогда флагманы наровлянской промышленности – завод гидроаппаратуры и более известная в народе кондитерская фабрика "Красный мозырянин", где делают зефир, мармелад и конфеты, – сегодня то в застое, то в простое.

 

У Людмилы уже 20 лет стажа, как здесь говорят, "на конфетах". Она устроилась на фабрику сразу после училища. Сейчас в декрете. Говорит, пособие на ребенка получается выше, чем зарплата в цеху.

 

– С девочками своими общалась, так у них и трех миллионов в месяц не выходит. Они же почти все на сделке, на контрактах только конторские работники. Получается, если нет работы, то нет и зарплаты. А сразу после Нового года уходили на простой на несколько недель. Сейчас еще более-менее стало, – говорит женщина. – Продукция на складах стоит. Битком забито все.

 

После декретного Людмила снова вернется на фабрику.

 

– А куда еще?! – задается она риторическим вопросом. – У меня есть живой пример. Муж 4 месяца сидел дома, потому что нигде не мог было устроиться – кругом сокращения. Так он сейчас в Москву поехал.

 

Несмотря на все проблемы, над проходной Наровлянского завода гидроаппаратуры для поднятия корпоративного духа работников висит растяжка, которая гласит, что "Качество – это наша главная цель. Люди – это наша главная ценность". Труд 125 ценных кадров здесь оценивают, в среднем, в три миллиона.

 

– В основном, делаем рукава высокого давления. Есть швейный цех. Там спецодежда у нас идет, рукавицы, постельное белье. Иногда продается, иногда – нет… – встречает нас на входе директор завода Сергей Мастич.

 

Новый директор в должности всего пару недель. Старое руководство уволилось почти в полном составе. Задача нового вполне стандартная – поднять производство.

– Жизнь у всех тяжелая сейчас. Не только у нас. Сегодня везде весело. Поэтому буду думать, что делать. Мне передали старый план модернизации. Но я его посмотрел и понял, что это не план, а детский лепет, – говорит Сергей Васильевич.




Гидроаппаратура только недавно вышла с простоя. Дочернее предприятие сильно связано с МТЗ, и его судьба почти полностью в руках "мамы". Оттуда идут основные заказы, а значит, и прибыль. Когда столичному гиганту становится плохо, в глубинке это хорошо чувствуют.

 

– Работать на склад, просто чтобы сохранить производство, – это выход для промышленности? – спрашиваем мнение руководителя.

 

– Как сказать. Государство у нас социально ориентированное, а экономика рыночная. Приходится совмещать. Но если рассматривать ситуацию со стороны бизнесмена, то это, конечно, неправильно вкладывать деньги, которые непонятно когда вернутся.

 

В цехах с советских времен, кажется, мало, что изменилось. На информационном стенде – призывы работать усердно, фамилии передовиков и табель с оценкой труда.

 

Само производство уникальным или высокотехнологичным, конечно, не назовешь. Износ оборудования здесь – до 70%. В станки заправляется сталь, и машина автоматически вытачивает гайки.

 

– Автоматы все точат, пара человек бродит и смотрит, что да как, – объясняет нехитрый процесс производства директор.

 

Готовые детали соединяют и отправляют в конечный цех на второй этаж. Там готовые стальные детали вставляют в резиновый шланг и закрепляют прессом. Так и получается рукав высокого давления. Часть продукции идет на МТЗ, что-то – на Мозырьский машиностроительный.

 

– На экспорт это можно отправлять? – интересуемся у директора.

 

 

 

Сергей Мастич с улыбкой мотает головой, что нет. Но потом соглашается объяснить, в чем дело.

 

– Чтобы бороться с конкурентами, нужно качество. Претензии к нам, порой, бывают обоснованные. И дело еще в цене. Производство совсем простое. Если кому-то нужен десяток этих шлангов, то они купят. А если кому-то для производства, то дешевле свой станок поставить.

 

Из-за того, что рынки сбыта серьезно ограничены, наровлянская гидроаппаратура сегодня убыточна. По сути, такие же детали для белорусских тракторов можно гораздо дешевле купить в Китае. Но у нас поддерживают, хоть и не прибыльное, но импортозамещение. Поэтому идеи закрыть завод ни у кого не возникает.

 

– А людей куда всех куда деть? На улицу? Я себе место найду. Но Наровля – маленький город в чернобыльской зоне. Народу нужно работать. Как ни крути, людям нужно дать возможность зарабатывать себе на жизнь хоть как-то, – рассказывает свою социально-ориентированную экономическую теорию Сергей Мастич.

Наталья уже почти 30 лет обтачивает на заводе детали. За это время она пережила с предприятием и взлеты, и падения.

 

 

– Надеемся на самое лучшее, – с улыбкой отвечает женщина. – Особо так и нет другой работы, чтобы эту менять. Ну и привычка уже.

 

Литейщица пластмассы Зоя трудится на заводе уже семь лет. Говорит, что работа ей нравится. А найти лучшие условия в Наровле практически невозможно.

 

– Если уволят, то с поиском нового места, конечно, будут проблемы. Тогда уже мужьям придется ехать куда-то на заработки, чтобы семью кормить. Это один выход, – считает женщина.

 

Помимо автозапчастей, завод выпускает еще и спецодежду. Главным образом, рукавицы для рабочих. "Продаем всем, кто хочет купить", – коротко описывает рынки сбыта рукавиц директор.



 

В начале года Наровля вошла в топ республиканского антирейтинга по официальной безработице. На учете в центре занятости соискателей оказалось в три раза больше, чем открытых вакансий.

 

– Всегда в жизни есть черные полосы, но когда же будут и белые, – философски размышляет первый заместитель председателя Наровлянского райисполкома Наталья Коваль. Не так давно она сменила кресло директор центра занятости на место в администрации. – Высокая безработица у нас связана, во-первых, с экономическим состоянием вообще в республике, а не только в районе. Во-вторых, с декретом о тунеядцах, конечно.

 

Наталья Григорьевна уверяет, что работу в городе запросто можно найти за две недели. Местным организациям часто нужны рабочие руки. Было бы желание, считает зампред.

 

 

Ничего плохого чиновница не видит и в том, что люди отправляются на заработки в Москву. В прошлом году из Наровли уехало двести гастарбайтеров..

 

– На зиму некоторые из них вернулись домой, а сейчас настроены ехать обратно. И пусть едут: они привозят сюда валюту, – говорит Наталья Коваль.
 

 

Но назвать Наровлю бесперспективным городом ей не позволяет ни должность, ни личный опыт. Сама чиновница, если можно так сказать, selfmade women. Это значит, что всего в жизни добилась сама. Первоначально ее отправили по распределению в местный колхоз. И за 10 лет она дослужилась до высокой должности в исполкоме.

 

– Жалуются на жизнь или иждивенцы, или молодежь. Я понимаю, они максималисты. Я тоже в свое время говорила, что не поеду ни в какой маленький город. В итоге – пришлось. Работала в колхозе. Очень боевая была. Поэтому меня там заметили. И вот я здесь, и всем довольна.



 

Найти таких же довольных жизнью в Наровле, как зампред Наталья Коваль, за стенами райисполкома оказалось проблематично.

Местные рассказывают, что дела у Наровли пошли плохо года два назад. В то, что получится все восстановить, верят только чиновники. Ходят слухи, что на госпредприятия даже приходила психолог из центра занятости, чтобы убедить народ, что выход из сложной ситуации есть всегда. И один из предложенных вариантов – переехать на ПМЖ в другой город.

 

Техрегламенты Таможенного союза практически убили в Наровле и класс индивидуальных предпринимателей. Следуя общей тенденции, здесь даже рынок перешел на сокращенную рабочую неделю. У центральных ворот бабушки торгуют свежей зеленью со своего огорода. И это, пожалуй, самое оживленное место на базаре. Половина обычных торговых рядов закрыто. Ипэшница Мария торгует здесь одеждой. Она – одна из немногих, кто остался. И то работает она только 3 дня в неделю. Еще работает пару палаток с игрушками и хозяйственными мелочами.

 

– У нас здесь осталось всего человек десять предпринимателей. Остальные поуходили. Кто-то из-за новых документов, кто-то – из-за того, что нет покупателей, – рассказывает Мария.
 

 

После Нового года и она закроет свою точку. Сейчас распродает остатки. Летнее платье стоит 200 тысяч, куртку, которая висит здесь с прошлой весны, можно выторговать и за 50.

 

– Я хочу уже хоть что-то вернуть. А покупателей нет. Представляете, у меня в субботу выручка получилась 14 тысяч. Две пары носков только продала. Даже аренду не отбила, – описывает состоянии рынка предпринимательница. – Уже решила уходить отсюда и жить на пенсию.




До того, как заняться бизнесом, Анна Камыш почти десять лет проработала на госорганизацию за сто долларов в месяц. Это стандартная зарплата парикмахера в наровлянском комбинате бытового обслуживания.

– На КБО все зависит от выручки – платят процент. У меня в месяц получалось по 1,2 миллиона, – рассказывает девушка.

Уже год Анна не подчиненная, а сама себе начальница. Она открыла свой салон красоты. Работы не сильно прибавилось, зато зарплата выросла почти в 10 раз. Женская стрижка стоит 70 тысяч. Клиенты приходят прямо к мастеру домой: под парикмахерскую переделали одну из комнат.

Перед тем, как начать зарабатывать, Анна потратила свои 35 миллионов рублей. Это оборудование и ремонт в самом помещении. Треть расходов девушке компенсировали в центре занятости. За год работы все вложения окупились.

– Честно признаюсь, что боялась открывать свое дело. Но в итоге решилась, потому что муж и родители поддержали. Они помогли и с деньгами, и с ремонтом: муж все делал сам. И на аренде мы экономим около трех миллионов в месяц, – раскрывает Анна пункты своего бизнес-плана. – Я за 10 лет, пока работала в КБО, успела наработать клиентскую базу. Они все теперь по-прежнему стригутся у меня.

Девушка говорит, что больше не вернется в подчиненные. Во-первых, уже не хочет. Во-вторых, не может, потому что теперь она фактически содержит семью. Муж зарабатывает в коммунхозе всего 1,2 миллиона в месяц.

Наверное, единственное место в Наровле, где всегда нужны кадры, – это местная больница. Так сложилось, что сегодня она стала градообразующим предприятием со штатом в 300 человек.

 

Сюда каждый год выписывают молодых специалистов из медицинских вузов. Им сразу дают жилье, нагружают работой на полторы-две ставки и выписывают зарплату от 6 миллионов. Это даже больше, чем в Минске. Большие суммы в расчетчиках получаются из-за так называемых чернобыльских надбавок. Правда, на бонусы покупаются далеко не все. Половина врачей после распределения все равно уезжает в другие города.
 

 

– Возможность задержать специалиста зарплатой и другими условиями у нас есть. Но, например, если девушка приехала сюда и за два года не нашла себе здесь хлопца, то она точно уедет. Мне кажется, что для молодежи это одна из главных потребностей, – объясняет утечку кадров главврач Наровлянской центральной районной больницы Евгений Топчий.

 

Он и сам приехал сюда по распределению в 95-м. Уже вместе с женой, с которой познакомился в университете. Она работает здесь же гинекологом.

 

– Когда впервые сюда ехал, ожидания были не самые лучшие. Здесь тогда еще чувствовались последствия Чернобыля: было пусто, много брошенного жилья. Удручали пустые окна без занавесок. Но сейчас уже такого нет, – вспоминает врач свои первые впечатления от Наровли.

 

Евгений Николаевич не скрывает, что первое время его не покидала мысль уехать из этого города. Спасло только то, что он был единственным хирургом на весь район. И не было ночи, чтобы его не подняли на вызов. Он был настолько загружен работой, что страдать от бытовых проблем не было времени. Возможно, это и спасло его от переезда.

 

– Бывает, приезжают к нам по распределению напыщенные выпускники, которые говорят, что Наровля – это деревня, и они не будут здесь работать. Но надо понимать, что они учились, чтобы лечить людей. А это везде происходит одинаково, – говорит главврач.

 

Евгений Топчий признается, что добиться высот каких-то профессиональных здесь нельзя. Но научиться можно всему. Потому что ты один специалист на район. И все пациенты – твои.

 

– На второй месяц интернатуры я здесь уже самостоятельно оперировал и делал ампутации. И это в то время, когда мои однокурсники в больших городах в ассистентах еще ходили, – рассказывает Евгений Топчий. Получив должность главного врача, сам хирург не отказался от врачебной практики.

 

Он не скрывает, что, несмотря на все возможности, после распределения на семейном совете несколько раз поднимался вопрос переезда из Наровли. Решение переносили несколько раз, но в итоге остались здесь навсегда. Во время экскурсии по больнице Евгений Николаевич признался, что ему жалко оставлять то, что им уже сделано. И признался, что "если бы ничего не развивалось, уехал бы точно".

 

– Сейчас я себя реализую максимально: у меня и управленческая работа, и врачебная практика, – говорит главврач. – Тусовок в Наровле, конечно, мало. Но мне это не было нужно ни раньше, ни сейчас. Если помечтать, то мне бы лично хотелось, чтобы у нас в городе построили бассейн. Но я, уже как управленец, понимаю, что это будет убийственный удар по местному бюджету.

 

В этом году к нему приедут работать четыре новых молодых специалиста. А вот два уже отработавших распределение врача собираются уехать.