Цепи Пищалловского замка
Часть II
Когда ворота закрылись…
Через 180 лет
Сегодня сам Пищалловский замок находится в аварийном состоянии и законсервирован. Здание «охвачено» по всему периметру металлическими стяжками, как бочка обручами. Подследственных здесь больше не содержат — после недавнего частичного обрушения одной из башен все камеры замка пустуют. Вместе со Степаном Ворожбитом, заместителем начальника СИЗО № 1, проходим в старинное здание. Здесь давно не топят, потому холодно и пахнет сыростью. Идем по подвальным помещениям: под низкими сводами — каменные полы, местами неровные. Несмотря на включенный свет, тут царит полумрак, от чего забываешь о времени суток и, может быть, даже об эпохе, в которой живешь...
Пока коллега делает снимки, украдкой захожу в одну из камер: ржавые железные «остовы» старых нар, куски отвалившейся штукатурки... Здесь давно никто не сидит, но... на полу валяется кем-то забытая зубная щетка.
— Не отходите от меня. Здесь никто не содержится, но могут повести заключенных на прогулку во внутренний дворик, — предупреждает Степан Михайлович.
По узкому коридору идем к дворикам — местам для прогулок. Входная дверь с глазком изнутри тоже непростая, ее жестяная обивка — словно «терка». Такая «колючая» дверь нужна по двум причинам: чтобы заключенные не бились в дверь (все двери открываются наружу, дабы нельзя было забаррикадироваться в камере) и чтобы не рисовали на них. Впрочем, по словам сотрудников, это — уже прошлое, сейчас двери в камерах без засечек.
Шаг вперед — серые бетонные колючие стены, узкая лавочка, вместо крыши — сетка, там во время прогулок стоит постовой. В дворике для прогулок несовершеннолетних преступников к стенке еще припаяно баскетбольное кольцо, есть гимнастическая стенка. Над головой и небо, и кусок облака — в клеточку. Но все равно это лучше, чем сидеть взаперти. Сколько времени, по распорядку, можно здесь «прогуливаться»?
— Ежедневные прогулки продолжительностью не менее двух часов. А для беременных — без ограничений, — прокомментировал Степан Ворожбит.
— Для беременных? — удивляюсь.
— Да, конечно, а что вы думали? Женщина может даже родить, пока идет следствие. В 4-й женской колонии — дом ребенка, там у мам есть право на посещение детей. А у нас же мама постоянно находится рядом с малышом. Ну и мы, в свою очередь, стараемся камеру посветлее предложить, чтобы воздуха было побольше. И женщинам в положении по передачам нет никаких ограничений. Кстати, сегодня (6 февраля. — Прим. автора.) утром одна женщина отсюда поехала рожать в больницу, — добавил заместитель начальника СИЗО № 1.
«От сумы и от тюрьмы не зарекайся».
(Народная мудрость).
Сегодня в СИЗО № 1 — около тысячи заключенных. Среди них — женщины и несовершеннолетние преступники. На совести подследственных большинство преступлений — кражи, и уже потом — тяжкие телесные повреждения, экономические преступления, умышленные или неумышленные убийства... Володарка — следственный изолятор, потому большинство его обитателей еще не осуждены, то есть формально их вина не доказана.
— Наше учреждение — структурное подразделение уголовно-исполнительной системы Министерства внутренних дел Беларуси. Как и другие правоохранительные органы, стоим на защите законных интересов и прав наших граждан, хотя и выполняем специфические задачи. В первую очередь, несем охрану и надзор за спецконтингентом (подследственными и осужденными. — Прим. автора.), который отвечает за свои негативные поступки, — прокомментировал для «БН» начальник СИЗО № 1 УДИН МВД Республики Беларусь по городу Минску и Минской области Сергей Кравченко. — В учреждении мы пытаемся использовать самый передовой опыт, существующий в нашей системе, технические новшества. Личный состав периодически проходит переподготовку. За деятельностью учреждения стоит коллектив: сегодня здесь работают около 350 сотрудников. Наиболее ответственные задачи напрямую связаны с охраной и надзором за спецконтингентом, — их выполняет младший начальствующий состав — контролеры, причем одна треть из них — женщины.
Среди других обязанностей для сотрудников СИЗО — вывод спецконтингента к следователям и адвокатам, на так называемую санобработку — в душ один раз в неделю, на свидания с родственниками. Одна из обязательных процедур: ежедневный обыск, плановый и внеплановый.
— Ежедневные обыски проводятся с целью изъятия запрещенных предметов, — объяснил нам Степан Ворожбит, заместитель начальника. — То, что разрешено хранить, покупать в ларьке учреждения, получать в передачах, определено нормативными актами МВД. Например, к хранению разрешен одноразовый бритвенный станок, но вынимаешь из него лезвие — вот и запрещенный предмет. Запрещены и подлежат изъятию металлические супинаторы из обуви, так как они могут быть использованы в противоправных действиях.
На случай чрезвычайных ситуаций — попыток побега, нападения на следственный изолятор извне, массовых беспорядков — в учреждении есть специально отработанные планы. Состав собирается по тревоге, амуниция в таком случае специальная — каски, щиты, оружие. По словам Степана Ворожбита, за 18 лет его работы в этом учреждении подобных ситуаций «Ч» не было. И спецснаряжение использовалось разве что для тренировок.
Из-за того что полностью закрыт центральный корпус — сам памятник архитектуры, количество мест в минском СИЗО уменьшилось. Поэтому многие подследственные этапируются в 8-ю тюрьму в Жодино. По неоднородности заключенных ее считают самой колоритной: и тюрьма, и следственный изолятор, и арестный дом, там же отбывают и пожизненное заключение. А на Володарке — сидят до вынесения приговора.
Банду Морозова даже судили здесь
Это — столичная тюрьма, потому под стражей тут оказываются в основном минчане. Хотя специфика тюремной системы такова, что если столичная прокуратура расследует особо тяжелое и резонансное преступление, то за решеткой на Володарке может оказаться человек из какого угодно региона республики. Все зависит от того — в чьем производстве находится уголовное дело. Примером такой специфики может стать небезызвестное дело банды Морозова. Преступники не только содержались на Володарке, но из-за большого общественного резонанса даже суд над ними проходил в этих стенах, чтобы не вызывать дополнительных волнений.
Кроме того, в изоляторе есть так называемый отряд по хозяйственному обслуживанию — они отбывают наказание в СИЗО № 1, но об этом — позже...
...На проходной, «взамен» своих мобильных телефонов, мы получили пластиковые номерки. Мобильники при посещении СИЗО запрещены, в том числе и для сотрудников изолятора. Это — необходимая мера. Нельзя, чтобы мобильный телефон попал в камеру к человеку, который находится под следствием, так он может «решать свои вопросы» по уголовному делу: создать алиби, замести следы.
— А телевизор смотреть или газету получать — тоже нельзя? — интересуюсь у Степана Ворожбита.
— Почему нельзя? Можно! Разрешено и телевизор получить от близких родственников. На одну камеру — один телевизор. Вообще сейчас разрешены передачи и посылки без ограничения их количества общим весом не более 30 килограммов в месяц, а когда-то можно было только 8 килограммов передавать. Если сходить в магазин и взять на разрешенный сегодня вес продуктов, то можно «приятно» удивиться, во сколько такая передача обойдется. Еще и не каждый столько зарабатывает.
И все же тридцатикилограммовые передачки приносят практически всем. За исключением разве что «постоянных сидельцев», от которых родственники просто уже отказались, устав от их бесконечных обещаний начать жизнь с чистого листа. Осужденным хозотряда разрешены и звонки с таксофона, не чаще трех раз в месяц, длительностью до пятнадцати минут. А вот переписка даже для подследственных не ограничена — хоть картофельный мешок конвертов заполняй-отправляй каждый месяц. Только вот о чем писать — «Всё нормально, мама»?..
Камера как «вид на жительство»...
Не так давно, по инициативе прокуратуры, в подобных СИЗО № 1 учреждениях для представителей различных отраслей экономики страны проводились... экскурсии. О том, чтобы экскурсию провели также для мальчишек, просили администрации различных учебных учреждений. Цель — профилактика экономических преступлений для взрослых, краж и хулиганства — для подростков. Но если взрослых людей, имеющих статус и имущество, перспектива «поселиться» в камере, мягко говоря, насторожит, то о пользе такого «зрелища» для подростков говорить не приходится. Здесь им не страшно!
При желании можно найти массу литературных произведений, в которых авторы описывают тюрьмы как здания с «холодными каменными полами, гулко передающими шаги, и с невероятно высокими потолками, превращающими человека в букашку» и так далее... Но, по сути, здесь нет ничего особенного. Да, решетки, разделяющие коридоры, металлическая сетка на лестницах от самоубийц, железные прутья на окнах. Ничего лишнего: камень, плитка, крашеные стены. Для человека, которого с помощью современной тюрьмы захотят напугать, озадачить, сегодняшняя пенитенциарная система Беларуси покажется «летним лагерем для взрослых».
Нас, к примеру, остановиться и напрячься заставили только массивные железные двери камер с солидными запорными устройствами, «кормушками» и глазками. Признаюсь, долго ко мне не приходило ощущение того, что в камерах не пустота, а живые люди. В одном из коридоров мы «наткнулись» на раздачу обеда: в алюминиевых мисках, на первое — щи, на второе — каша. Еду заключенным раздает молодой парень — заключенный из хозотряда. За пайкой из специального окошка — «кормушки» — протянулась пара рук. «А ведь в каждой камере не одна такая...» — как-то вмиг побежали по спине мурашки...
(Окончание следует.)
Надежда БУТОВИЧ, «БН»
Фото Павла ЧУЙКО, «БН»