«Мы, пианисты, все шарлатаны»

В рамках фестиваля «Белорусская музыкальная осень» главный дирижер Государственного академического симфонического оркестра РБ Александр Анисимов готов представить белорусской публике очередную премьеру - «Симфонию N2» белорусского композитора Владимира Гаркуши. В программе концерта, проходящего также в серии «Музыка великих композиторов», - «Концерт для фортепиано с оркестром» Александра Скрябина и сюиты из балетов Петра Чайковского.


В преддверии концерта (2 ноября программа прозвучит в Гомельской областной филармонии, 4 ноября - в Минске) корреспондент «БелГазеты» Максим Иващенко беседовал о музыке Скрябина и ситуации в белорусской музыкальной среде с солистом программы - пианистом Юрием БЛИНОВЫМ.



РОМАНТИЧНЫЙ, ЯСНЫЙ И ОТКРЫТЫЙ

- Не боитесь играть Скрябина перед гомельской публикой?

- Чего ж тут бояться? Я часто играл в Гомеле сольно, в т.ч. Скрябина. Более того, я исполнял там и поздние вещи Скрябина - гораздо более сложные и специфические. Ведь фа-диез минорный концерт для фортепиано с оркестром Скрябина - это, в общем-то, музыка очень благоприятная для слуха: это ранний Скрябин, очень романтичный, ясный, спонтанный и открытый. Тут у меня нет абсолютно никаких опасений.

- А как же стереотип о региональной публике?

- Еще в мою бытность официальным солистом Белгосфилармонии, лет 10-12 назад, я объехал фактически всю Беларусь. Играл во всех областных центрах и даже во многих районных. В городах приличных, не самых сельских, людям, наоборот, это всё интересно. Это минская публика может сказать: «Подумаешь, соната Бартока! Знаем мы этого Бартока...»

А когда я играл Бартока в Витебске или, кстати, в том же Гомеле пять лет назад, были люди, которые подходили ко мне после концерта и говорили: «Мы шли послушать, что же это такое. Никогда этого не слышали и открыли для себя, что это, оказывается, тоже интересная музыка». У них еще есть этот элемент новизны: на концерте они слышат что-то такое, чего у нас еще не играли.

- Не так давно вы представляли цикл «Все сонаты Скрябина». Откуда у вас такая симпатия именно к этому композитору?

- Скрябин - очень близкий мне автор: по духу, по эмоциям. Его играю уже долго, играю с удовольствием и по всему миру. В Скрябине импонирует прежде всего то, что в его музыке нет пределов. Если мы возьмем музыку венских классиков, импрессионистов или какую-то современную «счетную музыку», то там в самом стиле заложен момент самоограничения для исполнителя - ты должен втискивать себя в этот стиль. А самая благодатная вещь относительно Скрябина в том, что у него рамки выразительности и свободы практически безграничны: чем больше эмоций - тем лучше, чем ярче - тем лучше, чем тише в каких-то местах - тем лучше. Это на самом деле автор безграничный. Он использует такое богатство фортепианных выразительных средств, которое даже многим гениальным авторам, писавшим для рояля, не представлялось возможным.

ИСКУССТВО ГИПНОЗА

- Но вы же не станете утверждать, что Скрябин для вас - открытая книга?

- Скрябин всегда стремился за пределы того, что реально существует, его интересовала область духа, мечты, идеи. Сколько бы я ни возвращался к произведениям Скрябина, пусть даже к самым часто исполняемым, к шлягерам вроде Четвертой сонаты, свежесть чуств не исчезает. Ты знаешь каждую ноту, каждую вилку, каждый знак в тексте, но когда опять исполняешь и слышишь эту музыку - она живая и новая.

По большому счету, фортепианное искусство - это искусство невозможного. Мы, пианисты, все в большей степени шарлатаны, мы заставляем публику поверить в то, чего на самом деле по физическим законам не существует: будто у фортепиано тянется звук, раздваивается… Это все уже из области перцепции и психологии: чисто физически пианист просто нажимает несколько клавиш - и всё. Поэтому фортепианное искусство по большому счету - искусство гипноза, внушения. Чем профессиональнее, чем талантливее пианист, тем более заманчивую иллюзию он способен создать в своей игре.

- Сейчас о «шарлатанстве» пианистов все чаще говорят без кавычек - всвязи с результатами последнего конкурса Чайковского или с феноменами вроде Дениса Мацуева…

- Нет, это совершенно другое - это пиар и мафия. А я говорил о сути искусства как такового, о сути профессионального мастерства. То, что происходит на конкурсах, к искусству давно уже не имеет никакого отношения.

НЕКЛАССИЧЕСКИЙ ЭЛЕМЕНТ

- Как вы относитесь к такому компромиссному решению, как совместные проекты академических музыкантов, оркестров с поп- и рок-исполнителями? Вспомнить хотя бы совместное выступление «Океана Эльзы» с Государственным симфоническим оркестром…

- Подобные проекты - это в большинстве случаев не компромисс, а коммерция и пиар: классические исполнители таким образом стремятся поправить свое материальное положение за счет привлечения средств поклонников более легкой музыки, а для поп- или рок- исполнителей - это возможность продемонстрировать свою причастность к «высокой культуре». Хотя и здесь многое зависит от формата, сочетания и таланта участников - как удачные примеры можно привести дуэт Монтсеррат Кабалье и Фредди Меркьюри или популярные проекты виолончелиста Йо-Йо Ма.

- Интересна ли вам вообще рок-, поп-музыка, джаз, минимализм, электронная музыка?

- К року отношение скорее прохладно-отрицательное, кроме редких исключений вроде The Beatles или Queen . Популярная музыка меня интересует в основном в качестве воспоминаний, большей частью о конце 1970-80-х гг. Высококачественный джаз впечатляет, но не увлекает. Минимализм мне претит - это очень агрессивная среда. Электронной музыки я не знаток - думаю, там много любопытного, но не эстетически значимого.

У НАС И У НИХ

- Замечаете ли вы некоторую инерционность в организации белорусской музыкальной жизни? Подавляет ли она вас?

- Некоторая инерционность, конечно, присутствует, но я не стал бы считать ее подавляющей. Ее составляющие хорошо известны: острый финансовый голод, который выливается в сложности с приобретением современных партитур и авторскими отчислениями за их исполнение, а также привычка многих музыкантов ездить по накатанной. Ощущение инерционности порой создает и слабая информационная работа.

Самый свежий пример: в конце этого августа в Мирском замке с участием меня и трио «Вытокi» проходил фестиваль произведений Николая Набокова, интересного композитора ХХ в., к тому же нашего земляка. Кроме полуминутных репортажей в новостях он не получил никакого публичного освещения. А ведь некоторые произведения Набокова там были исполнены впервые в мире…

- Почему вам интересно приезжать в Минск ради нескольких выступлений, если основную часть времени вы проводите в США?

- С начала 2011г. я уже гораздо больше нахожусь и выступаю в Беларуси и Европе. А в Минске выступал часто все эти годы, поскольку много раз приезжал навещать семью и друзей. Отчего было не совместить приятное с полезным?

- Действительно ли США фактически рай для академического музыканта? Насколько сильно наш метод организации работы музыканта (с привязкой к филармонии, оркестру) уступает американскому?

- Если бы США были таким абсолютным раем, то во всем остальном мире не осталось бы музыкантов. И там есть проблемы, только они другой природы, чем наши. Если у нас две главные беды музыканта - безденежье и бюрократизм, то в Америке - всесильность законов рынка и ограниченность его жрецов-менеджеров. Но уж если сравнивать, то в Америке даже в фильмах ужасов никому бы не пришло в голову гонять летом солистов в здание филармонии, дабы они там под страхом увольнения «отмечались» и «отрабатывали часы».

СПРАВКА «БЕЛГАЗЕТЫ». Юрий Блинов родился в 1975г. в Дрогичине (Брестская область). В 1997г. окончил Белорусскую академию музыки, Техасский христианский университет (США, 2003г.). В 2009г. окончил докторантуру Высшей школы музыки им. Истмена (США). Лауреат первых премий на Первом международном конкурсе имени Прокофьева (Санкт-Петербург, 1992г.), Всеамериканском конкурсе пианистов (2001г.), Международном конкурсе пианистов «Барток - Прокофьев» (США, 2002г.), Международном конкурсе пианистов «Гран-при Шопен» (США, 2005г.), Международном конкурсе пианистов «Валь-Тидоне» (Италия, 2011г.).