Жизнь как она есть

Дорогие мои старики-земляки

— Здравствуй, Антоновна! Как поживаешь, дорогая, как здоровьице?

— Спасибо, что не забываешь! Живу, как все. Пенсию почтальон приносит вовремя, и в деньгах не нуждаюсь. Да и много ли одной надо? Скучно очень. На улицу выйдешь, а там ни души. Не с кем словом перекинуться. Вот дома с котом и собакой разговариваю. Жду, когда мои сыновья подъедут. Телефон телефоном, хочется уже увидеться, поговорить. А у них своя жизнь, тоже заняты. Бывает и хвораю, но на это не обращаю внимания. Нет времени. Видно, еще не сильно прихватило.

— Отдыхала бы побольше, ведь свое отработала.

— Ох, голубчик ты мой! Отсыпаться и отдыхать буду на том свете. Хотя и там, наверное, работы хватает.

Этот телефонный разговор у меня произошел со своей родственницей-пенсионеркой из деревни Карница Глусского района, с которой поддерживаю постоянную связь и в курсе тех или иных событий. Только какие события там могут произойти? Вот и захотелось рассказать о жизни этой категории своих земляков.

Первое, что бросается в глаза, это множество пустующих хат с матовыми от уличной пыли оконными стеклами и разрушенный до фундамента клуб. Заборов нет. Заросшие кустарником и в человеческий рост бурьяном бесхозные дворы, огороды и сады… Уже давно не слышно клекота аистов и детских голосов. Так сегодня выглядит деревня моего детства, некогда с шестьюдесятью хатами, богатой на урожай землей, чистым воздухом, добрыми и трудолюбивыми людьми. Она умирает. Умирает тихо и незаметно, как умерло большинство ее жителей, которые всю жизнь связали с ней: работали, рожали… Жили, как могли, поколение за поколением. Радовались каждому новому дню. Но, видимо, наши предки не передали своим детям что-то важное, и поэтому им не нашлось замены, тех, кто бы продолжил жизнь малой родины.

И вот среди этого неприглядного пейзажа доживают отпущенные Господом годы одинокие женщины, которым давно за семьдесят, а некоторым и того больше. И тех можно пересчитать по пальцам. В таком же возрасте еще трое мужчин. Главное для них, чтобы меньше подводило здоровье. Ведь пока еще живы, стыдно перед самим собой и Богом, если в огороде вместо огурцов, лука и других овощей будет зеленеть сорняк, а на подворье не останется хотя бы поросенка или с десяток кур. Да и разве в одночасье откажешься от того, к чему приучен с малых лет, к чему лежала душа и тянулись руки? Это работа на родной земле. Ведь от того, что выросло в огороде и поле, какая живность вскормилась, что принеслось из леса и чем запаслись, зависело, как будет жить вся семья зимой, чем будет наполнена кладовка. А теперь в этом занятии они на какое-то время забывают об одиночестве.

Оставшись один на один с собой и со своими болячками, одинокие пенсионеры предаются воспоминаниям о молодости, пересматривают фотографии той поры и рады любому собеседнику, чтобы открыть свою душу, ведь со своими кровинушками встречи стали редкостью: «Иных уже нет, а те далече…» Сидят старички и боятся, что призовет их Бог к себе и никто об этом не узнает…

Если летом еще есть возможность встретиться с кем-то из односельчан, посидеть на скамейке и поговорить или встретиться возле автолавки, которая приезжает раз в неделю, то приход зимы, особенно с обильным снегом, превращается в кромешный ад.

Некоторых старичков на зиму к себе в городские квартиры забирают дети. Только не для них подобное житье, пусть и со всеми удобствами. Неуютно им в домах-скворечниках, где они видят свое проживание как обузу для детей, но известные причины заставляют их делать этот шаг. Говорят, если родиться в клетке, в ней жить, а потом обнаружить из нее открытую дверь, то на волю не потянет.

Для моих земляков-стариков городские квартиры — это клетки, из которых они готовы выпорхнуть в любой подходящий момент и в которых они с нетерпением ожидают прихода весны, когда опять вернутся в деревню, где все близкое и родное, откуда не хочется уезжать. Это их родная «клетка», но обстоятельства заставляют уезжать, чтобы, если даст Бог, вернуться опять… А появившись в своих пенатах, бабушки-старушки оживают, у них появляются силы на свершение каких-то планов, пусть даже не грандиозных: работа в хате и огороде. А если хватит сил, то сходить еще и в лес за грибами и ягодами. Этим они держатся за жизнь, чтобы хоть на день продлить свое земное существование.

Они, уже совершившие своеобразный подвиг: родив, воспитав и поставив на ноги детей, порадовавшись рождению внуков и даже правнуков, теперь нуждаются во внимании и опеке тех, кому дали жизнь. Поэтому наш долг, несмотря на то, что многие уже сами в статусе не только отцов, но и дедов, даже если давно уже вылетели из родного гнезда, — чтить и помнить своих родителей. Без нас они словно желтый осенний лист, брошенный на произвол судьбы. И не будем их за что-то осуждать, кто не без греха,  ведь не знаем, какими будем мы, дожив до их лет.

Трудно осознавать, что в число пустующих хат деревни в этом году вошла хата моей мамы, которая, уйдя в мир иной, сократила список жителей деревни, что двор ее хаты, огород и сад тоже оказались во власти бурьяна.

Недавно узнал, что к Антоновне приезжали сыновья и помогли выкопать картошку, помогли и по хозяйству. Ничего в этом особенного нет. Ведь человеческие отношения как бумеранг: что запустили в юности в даль, то и вернется в старости.