Зачем осушали полесские болота, и что из этого получилось?

• Олег ГАЛКИН, TUT.BY

 

 

История института ведёт своё начало от Минской болотной опытной станции (МБОС), которая открылась в 1911 г. Первым её директором был известный уже в то время учёный, магистр ботаники Александр Флёров (1872-1960). Перед вступлением в должность он был командирован за границу, где в ряде стран Европы изучал постановку опытного болотного дела. Львиная часть исследовательских работ первоначально проходила в опытном хозяйстве, расположенном на месте тогдашнего Комаровского болота.


 

 

Старожилы Минска помнят, что район между современными площадями Якуба Коласа и Бангалор столетие назад представлял себе одно огромное болото. Площадь его составляла 218 га. Тогда оно находилось близ окраины города, причём прилегающая к Минску территория была частично заселена. В простонародье эта местность называлась “Комаровкой”. В начале ХХ в. Комаровка была одной из самых захудалых рабочих окраин старого Минска, в которой жила ремесленная беднота. По оценкам санитарной службы она была одним из главных очагов желудочно-кишечных инфекций в городе. В 1903 г. фельдшер Владимиров прямым текстом сообщил властям Минска, что Комаровка – опасное место для жизни, поскольку здесь "сосредотачиваются зараза и комары, а чиновники и зажиточные люди считают позором посещать ее, потому что это заброшенный рабочий и нищий квартал". Местная вода даже выглядела так, что пить её брезговали. Грязь, болезни и антисанитария были постоянными спутниками местных жителей.

 

И вот именно здесь, на Комаровском болоте, многие будущие учёные-мелиораторы проводили свои первые опыты, ставя перед собой задачу рационального освоения болот, дабы повысить урожайность почв и сделать близлежащую территорию более комфортной для проживания людей. В 1930 статус МБОС был повышен до уровня научно-исследовательского института, причём, всесоюзного значения. Это означало, что ему подчинялись все болотные станции Советского Союза. Перед новобразованным институтом была поставлена цель: “систематически изучать болота и луга Советского союза со стороны их природы, культуры, экономики и пользования”. В таком статусе он просуществовал до 1941 г.


 

 

А работы по осушению Комаровского болота начали проводиться в 1925 г. К концу 20-ых гг. от него не осталось и следа.

 

 

Всесоюзным белорусский институт болотоведения стал не случайно. Переувлажненные и заболоченные земли в республике занимали тогда более 8 млн гектаров или почти 40% от всей территории. Чистых топей и трясин было около 3 млн. га (14% территории). Поэтому неудивительно, что именно здесь накопилось больше всего научных знаний о них, и именно отсюда их можно было черпать наиболее плодотворно, буквально “не отходя от кассы”.


Установка наблюдательных колодцев на МБОС, 1915 г.
 

 

Больше всего болот Беларуси сконцентрировано на Полесье. Специфика окружающей среды заставляла полешуков постоянно быть готовыми к капризам природы. Во время паводков многие местные деревни превращались в эдакие миниатюрные Венеции, где перемещаться между домами можно было только на лодках. А нагрянуть паводки могли когда угодно, в любое время года. Разумеется, что-то сеять и выращивать здесь было крайне затруднительно. Что делало этот регион крайне неразвитым в экономическом отношении. Отношение полешуков к окружающим болотам было далёким от той восторженности, с которым их воспринимают современные экологи. О чем свидетельствует фольклор, в котором болота всегда предстают как недоброе гиблое место, населенное чертями, водяными и прочей нечистью. А один из первых исследователей болот Белорусского Полесья, генерал Иосиф Жилинский, так писал о нём: “Обширная площадь до 3 млн десятин открытых, лишенной всякой растительности болот, вместе с такой же площадью мокрых лесов придавала всей стране чисто болотный характер и делала ее недоступною земледельческой культуре – так называемое болотное брожение, сопровождающееся выделением многочисленных миазмов делало местность эту крайне вредною для здоровья человека и животных, и население Полесья, достигающее только полумиллиона душ, получило печальную известность своим слабосилием и колтуном, чисто местною болезнью, причиняемою болотными испарениями”.

 

Проявлялся колтун следующим образом (по научному эта болезнь называется “трихома”): волосы слипались так, что их невозможно было расчесать расчёской. Интересно, что случаев заболевания колтуном, современная отечественная медицина не фиксирует уже давно. Хотя ещё сразу после войны врачам-дерматологам достаточно часто приходилось иметь с ними дело. Чаще всего в сельской местности, особенно на Полесье. Сначала списывали причины болезни на небрежную гигиену местных жителей. Но на практике оказалось, что перед колтуном равны все – и преподаватели, и научные работники, и врачи. Хотя этих людей трудно заподозрить в неумении пользоваться мылом и шампунем. Зато после масштабного осушения полесских болот колтун перестал проявляться сам по себе. Он просто исчез! Врачи даже толком не успели изучить механизм его зарождения. До сих пор неизвестно, что именно вызывало эту болезнь, хотя большинство исследователей сходятся во мнении, что она была обусловлена условиями среды проживания пациентов.

 

В Европе столь сильно заболоченные регионы были осушены ещё до середины XIX в. Особенно активно осушение проходило в период промышленной революции. Беларуси подобный путь лишь ещё предстояло пройти. “Для Беларуси мелиорация была объективной необходимостью”, - cказал главный научный сотрудник Института мелиорации, профессор Анатолий Мееровский. Шутка ли – не самая маленькая страна на карте Европы буквально задыхалась от безземелья!

 

 

В 60-70-е годы XX в. в Беларуси была проведена широкомасштабная мелиорация. Проводимые работы никогда ещё не велись с таким размахом и не вели за собой столь далеко идущие последствия. В результате было осушено почти два миллиона гектаров заболоченных земель на Полесье и ещё почти миллион – в Витебской области. Теперь на этих землях ведётся интенсивное сельское хозяйство, раньше их могли считать полезными для себя разве что только комары и лягушки. Всего на сегодняшний день в Беларуси насчитывается 2,9 млн гектаров мелиорированных земель – а это, ни много ни мало, каждый третий гектар всех сельскохозяйственных угодий страны. Благодаря этим освободившимся от болотного плена землям современной Беларуси удалось достигнуть продовольственной безопасности.

 

Но не всё прошло так гладко, как хотелось бы. Характерная особенность белорусского Полесья заключается в том, что торфяные отложения там снизу подстилается песком. И в тех местах, где очень быстро шла сработка торфа, он стал проступать на поверхность. В процессе сельскохозяйственного использования отдельные участки земли начали как бы “лысеть” и покрываться песчаными островками, словно оспинками, на которых ничего уже не росло. Это явление стало спусковым крючком для зарождения расхожего мифа о том, что на Полесье начался процесс опустынивания. Мол, довели учёные регион до ручки, в Каракумы скоро превратится…

 

Такое положение дел сложилось в результате отдельных ошибок и просчётов при планировании освоения Полесья. “Не совсем была точная оценка масштабов запасов органического вещества. Она требовала более углублённых исследований, на которые, к сожалению, у нас просто не было времени”, - так прокомментировал ситуацию Анатолий Мееровский. От Института сверху требовалось ввести в оборот как можно больше пахотных земель, и в погоне за количеством пострадало качество. Впрочем, идущие сейчас в Полесье процессы далеки от каких-либо апокалиптических сценариев, говорят в институте. “Полесье, и уж тем более вся Беларусь даже теоретически не может превратиться в пустыню, - сказал директор института, Николай Вахонин. – Пустыня – это местность, в которой не хватает влаги. А у нас годичная сумма осадков превышает объём испарений. То есть природный процесс просто сам по себе направлен на болотообразование от избытка влаги”. Что касается песчаных “островков” – то это лишь локальные явления, и борьба с ними ведётся.





 

 

 

Говоря о задачах мелиорации вообще, Николай Вахонин заметил, что мелиорация – это в первую очередь комплекс мер, направленный на улучшение свойств земель. А не просто строительство оросительных или осушительных систем. Поэтому Институт мелиорации активно сотрудничает со смежными научными учреждениями, такими как Институт почвоведения и агрохимии или Институт природопользования. Дабы предотвратить появление в будущем подобных негативных эффектов, а также бороться с уже существующими. Причём коренное отличие деятельности мелиораторов на современном этапе отличается от тех лет более чутким обращением с экологическими системами. Тем не менее, нельзя забывать, что на первом месте у мелиораторов всегда стоят всё же интересы человека. “Не всегда экологические, экономические и социальные интересы бывают эквивалентными, - сказал Николай Вахонин, - часто они могут противоречить друг другу. Поэтому я бы сказал, что мелиорация в Беларуси сегодня – это поиск компромиссов”.

 

Что касается строительства новых мелиоративных сооружений и осушения новых болот (а их ещё много осталось), то сейчас такая задача перед институтом не стоит. Сегодня он занимается преимущественно эксплуатационным сопровождением и модернизацией уже существующей мелиоративной сети. В том числе и с применением информационных технологий. До конца 2015 г. планируется провести полную её реконструкцию.

 

За сто лет Институт мелиорации стал если не фундаментом, то как минимум одним из столпов на котором держится современное белорусское сельское хозяйство. Буквально с нуля он создал отечественную мелиоративную науку, коренным образом преобразовал почти 15% площади страны и, косвенно, улучшил внешнюю среду обитания живущих здесь людей. Это достижения, которыми можно гордиться!