Здравствуй,Мао

14, 16 и 17 июня в залах Белорусского союза композиторов (БСК) и Белорусской государственной академии музыки (БГАМ) прошел цикл концертов Cinquantacinque, посвященный 55-летию белорусского композитора профессора БГАМ Вячеслава КУЗНЕЦОВА. Главный виновник торжества рассказал корреспонденту «БелГазеты», почему ему интересно писать музыку на стихи Мао Цзэдуна и Хо Ши Мина и при каких условиях белорусские композиторы смогут положить на стол главе государства музыкальное произведение если не мирового, то республиканского масштаба.


- Цикл концертов Cinquantacinque - это способ эффектно отметить собственный юбилей или презентация школы Вячеслава Кузнецова?

- К юбилеям я вообще отношусь очень спокойно: не люблю каких-то публичных отмечаний, банкетов. Этот концертный цикл для меня - возможность взглянуть на свое творчество, в т.ч. педагогическое, трезвыми глазами. Во многом это все-таки идея моих учеников - концерты и так идут, музыка звучит, а собирать что-то в одном месте и в одно время я считаю неестественным. Но вот мои ученики решили сделать мне такой подарок, мини-фестиваль. Фестиваль открылся концертом моей камерной музыки (Musica percussione), потом был концерт сочинений моих выпускников и студентов (Musica Juvenale), а завершился фестиваль концертом хоровой музыки (Musica marginale) в исполнении Академического хора Белгостелерадиокомпании. Вот такой довольно демократичный проект прошел в наших стенах; публика - наши коллеги, музыканты, студенты. Вход был свободный - все, кто хотел, могли прийти.

(На фото: Вячеслав Кузнецов: «У меня есть сочинение Euphonia для восьми голосов и 45 ударных инструментов - там в четырех звуковых пространствах как раз немузыканты и раскрепощались...» )

- Концерт вашей хоровой музыки называется Musica Marginale, на нем вы представили свои сочинения на стихи Мао Цзэдуна. Ранее у вас были сочинения, посвященные маркизу де Саду... Вас привлекает маргинальный культурный срез?

- Мы привыкли, что текст должен быть взвешенным, автор - благонадежным. А здесь есть некоторый элемент эпатажа: мы видим на афише «Мао Цзэдун, Хо Ши Мин» - и сразу у нас возникает какой-то интерес: что же это такое? Все-таки есть какие-то штампы, есть фигуры, которые относят к разряду каких-то не таких. Каждая из названных фигур - личность неоднозначная, как, в общем-то, и каждый человек. А человек творческий, публичный - фигура неоднозначная в еще большей степени. Мне интересно проследить соотношение личности с ее творчеством. Часто творчество человека ставят выше, чем личность, и наоборот. А потом пытаются все это связать - привыкли, что гений и злодейство несовместимы, раз творец - высочайший, то и человек он достойный. А человек многогранен, он этим и интересен. В человеке нет черного и белого - меня это и интересует.

- Вы довольно смело для белорусского композитора используете арсенал музыкальных средств «новой музыки» XX в. Радикальность музыки того времени определялась не столько кризисом музыкальной формы, сколько социальными аспектами. Что стоит за радикальностью вашей музыки?

- Если раньше нетрадиционные звуковые и музыкальные эффекты были действительно какой-то знаковой вещью, то сейчас за ними точного знака нет. Техника уже освоена настолько, что если раньше что-то было элементом новизны, радикальности (додекафонный стиль, например), то сейчас главное - идея, которую ты хочешь выразить. А средства бесконечны: начиная от «новой простоты» до каких-то усложненных форм.

- Радикальные композиционные средства сами по себе примитивны?

- В общем-то, как первый эффектный посыл, да. Возьмем даже современнные, электронные средства - они очень эффектны, но быстро переходят в общее место. Потом уже нужно брать чем-то другим: раздражительный эффект действует сразу - а дальше что? Пугать человека все время? Это уже будет болевой шок. Очень хорошо приберегать такие средства для самых точечных ударов - как соль и перец в кулинарии. Но в каких-то ситуациях нужны очень сильные средства - там, где драматургически мы уже готовы это воспринимать. Особенно это касается театральной музыки. В то же время современная практика показывает, что глубины можно достичь минимальными средствами, без сильнодействующих элементов. Самое сильное средство - это сама музыка, если ее нет, никакими эффектами ее не заменишь.

Есть такая поговорка: «Не все еще написано в до мажоре». Вот и в традиционной системе музыкальных идей не все еще написано. Те, кто говорит, что здесь все уже исчерпано, пребывают, наверное, в какой-то депрессии и неверии в собственные возможности.

- На фестивале «Дах 11» вы готовитесь представить «Тайные заклинания Эстевано Пакарати, аборигена острова Пасхи» - «магическое действо на открытом воздухе, визуально-сонаристическую акцию с участием невмотической группы ритмического пространства «Свинцовые облака»...

- Да-да, все правильно. Ребят из «Свинцовых облаков» я знаю очень хорошо, мы уже пробовали с ними сделать что-то подобное на открытом воздухе в Лошице. Такое действие лишено всяких внешних рефлексий, оно свободное, чуть-чуть управляемое (основные точки все-таки нужно как-то наметить), рассчитано не на музыкантов. Здесь требуется даже не актерская, не музыкальная игра, а раскрепощенность.

Мне интересно проследить, как в таких мероприятиях раскрепощается человеческий дух, как то, что на первый взгляд кажется сложным, невыполнимым и каким-то странным, вдруг оказывается любому по силам.

У меня есть сочинение Euphonia для восьми голосов и 45 ударных инструментов - там в четырех звуковых пространствах как раз немузыканты и раскрепощались, что-то создавали... Если у вокалиста, например, всегда есть определенные музыкально-эстетические ограничения, то для немузыканта таких рамок нет.

- Должна ли и такая музыка звучать в филармонии?

- Филармония, как и оперный театр, это, в общем-то, храм музыки академической. Было бы очень странно, если бы в филармонии звучал только авангард. Там иногда можно услышать и такую музыку (может быть, можно было бы ставить ее там и почаще), но равновесие здесь очень хрупкое.

У нас нет собственного камерного зала. Был зал в костеле Святого Роха на Золотой Горке - вот там, кстати, и проводились экспериментальные фестивали. Это была замечательная площадка, и с акустической точки зрения в т.ч. Вот если бы в центре Минска появился зал современной музыки... Все этого ждут. Но наверное, на этот счет у чиновников другие идеи. Собираются строить детскую филармонию, не знаю, почему именно детскую...

Может быть, когда-нибудь у нас построят еще и Музыкальный камерный театр, как в Москве. На большой сцене оперу сразу поставить сложно, все-таки это очень затратное дело. Кто-то говорит, что у нас нечего ставить. Это не так: в портфелях у моих коллег-композиторов накопилось очень много того, что можно было бы опробовать именно на малой сцене.

- Президент просит у наших литераторов положить ему на стол «Войну и мир», «Поднятую целину»… Может, чего-то подобного он мог бы ожидать и от белорусских композиторов?

- Поставить оперу - это очень дорогостоящая вещь. А вот концертное исполнение предполагает сравнительно малые затраты. Написано сочинение - давайте его опробуем: вдруг окажется, что это шедевр? А где сейчас его опробовать? В опере - дорого, у филармонии - другой профиль... И получается, что между ними нет механизма, где сочинения проходили бы отбор, оценивались, отрабатывались. Силы и таланты написать новые оперы, балеты, симфонии у нас есть, просто нужно, может быть, еще и побольше любознательности нашим дирижерам.

СПРАВКА «БелГазеты». Вячеслав Кузнецов родился в Вене (Австрия) в 1955г. В 1983г. окончил Белорусскую консерваторию по классу композиции Евгения Глебова, в 1985г.- ассистентуру-стажировку под его же руководством. С 1985г. - член Союза композиторов Беларуси, с 1989г. - секретарь правления Союза композиторов. С 1998г. - завкафедрой инструментовки, аранжировки и чтения партитур БГАМ, доцент.