Судьба не по силам

Судьба не по силам

— У тебя красивый шарфик, — Настенька цепко ухватилась за мягкое вязаное полотно, почти вплотную приблизила свое личико к моему и протянула: — И я такой хочу, мама...

...Что–то оборвалось и с оглушительным грохотом, слышимым только мне, разбилось внутри. Обычное дело, когда сироты каждую незнакомую тетю готовы назвать мамой. Но для Настеньки и ее друзей из минского специализированного детского дома № 3 само представление о маме — необычно. Мама для них — воспитатель, нянечка, психолог, директор, я... Любой человек, который потенциально может быть рядом. Мама — навсегда. Как средоточие мира. Как друг, помощник, поводырь. Без близкого человека будущее детей с особенностями в развитии призрачно и зачастую трагично. Их судьба, какой бы ни была, им не по силам. Потому что беспомощными и неприспособленными к самостоятельной жизни малышами они остаются до старости. Если доживают...

Особая горечь в том, что у каждого этого ребенка есть мама. Но не каждая готова взять на себя ответственность за «особенное» дитя. Одна — потому что не рада и здоровому ребенку. Другая — потому что не хочет обузой портить благостную картину собственной жизни. Третья — потому что сама нуждается в помощи... Но положение дел это не меняет. 56 воспитанникам детского дома № 3 уготована душевная боль, которую они, увы или к счастью, никогда не почувствуют в силу своих особенностей. Если только... Если только вовремя не появится мама. Любой человек, готовый быть рядом. Друг. Помощник. Поводырь.

Саша

Александре скоро 4. Она крепкая, рослая, веселая девчушка. У Саши есть мама, в которой малышка души не чает. Мама, между прочим, отвечает взаимностью и чуть ли не каждый день навещает дочь. Заработанные деньги тратит на лакомства и подарки для Саши. Но жить вместе две родные души без постороннего присмотра не могут. Алиса — Сашина мама — сама бывшая воспитанница детского дома №3. Окончила вспомогательную школу–интернат. Вне брака родила девочку. И взялась было сама ее воспитывать: могла на целый день оставить маленькую Сашу дома без присмотра, накормить младенца до отвала конфетами. Не со зла. К дочке она относится не как к маленькому человеку, а, скорее, как к кукле. Живой, любимой, но кукле. Потому что сама ребенок, хоть и 28 лет от роду.

— Алиса по суду признана недееспособной, но по той же причине не лишена родительских прав. Так что в какой–то степени Сашенька у нас счастливица — она не сирота, мама ее навещает, — комментирует ситуацию заместитель директора специализированного детского дома № 3 Таисия Кузнецова. — То, что девочка унаследовала проблемы матери и в прямом смысле пошла по ее стопам взросления, — беда. Но у нас нет ни морального, ни юридического права как–то регулировать эту ситуацию. Наши выпускницы, которые оканчивают вспомогательную школу и получают свидетельство об образовании, имеют одинаковые со всеми остальными гражданами права на работу, нормальную жизнь. Более того, они должны работать, чтобы обеспечить себе сносное существование. А иначе как? Большинство из них не имеет группы инвалидности, а значит, и пособия у них нет. Опять же, умственная отсталость — не препятствие для создания семьи. В том числе для того, чтобы родить ребенка. Лично в моей практике (в детском доме Таисия Кузнецова работает с 1982 года. — Прим.авт.) был единственный случай. Женщина с умственными ограничениями родила вне брака дочку. Ее мать после родов настояла на стерилизации. Она, наверное, все–таки имела какое–то право принимать решение за дочь. А государственный человек здесь бессилен. Кстати, внучка воспитывалась у нас и бабушка ее регулярно навещала. А Сашина мама наверняка еще родит. И, может быть, не одного...

Алина

Она уже давно «выросла» из детского дома (здесь живут и получают дошкольное образование дети с 3 до 7 лет. — Прим. авт.). Но вспоминают об Алине здесь до сих пор. С особой теплотой и грустью. Эта девочка была заживо похоронена своей мамой. Между тем она ходит уже в 5–й класс вспомогательной школы–интерната и учителя очень хвалят ее за усердие и явные способности к учебе.

Алина была желанным ребенком благополучных, любящих супругов. С особым нетерпением появления сестрички ждала старшая, 5–летняя, дочь. На последнее плановое УЗИ мама из пригорода ехала в Минск со смешанным чувством радости и тревоги: до родов оставалось всего ничего. Вопрос врача буквально сбил с ног: «Неужели вам никто не сказал, что ребенок с синдромом Дауна?» От пережитого шока у женщины в тот же день отошли воды. Девочка родилась слабой, недоношенной. Мама с легкой душой рассказала семье, что роды закончились трагедией.

Врачи Алину выходили. У нее за плечами дом ребенка, детский дом, сейчас — школа–интернат. Впереди — полная неопределенность.

— Это сегодня есть интегрированные группы в садах, классы — в школах. Есть общественные организации, которые помогают семьям, где воспитываются детки с синдромом Дауна. Для них общество стало более открытым. И уже только самые темные люди из медвежьего угла могут себе позволить сказать, что эти дети — необучаемы, — говорит Таисия Кузнецова. — В начале 90–х, когда родилась Алина, ситуация была несколько иная. «Даунят» стыдились, прятали от людских глаз, их сторонились. Родители, которые отваживались оставить «особенного» ребенка в семье, психологически как бы обрекали себя на вечные муки. Ведь никто не учил, не объяснял, как жить, работать с такими детками, как с ними общаться. Они были «испорченным продуктом». Так что поступок мамы Алины вполне поддается объяснению. Страх взять на себя ответственность за ребенка– «дауна» был гораздо большим, чем моральная вина. Сегодня у нас всего двое таких воспитанников. С ними, как и с остальными детками, с удовольствием возятся наши друзья — школьники из 10–й и 192–й гимназий, школ Московского района Минска. О брезгливости, отстраненности речи вообще не идет.

Наташа

В детском доме она всего 3 недели. «Взрослых еще сторонится, так что не обессудьте, — предупреждает меня педагог–психолог Наталья Геро. — Но зато Наташенька уже стала улыбаться! Вы не поверите, как много значит для нас ее улыбка!» Хрупкая девочка неуклюже семенит в раздевалку. Время прогулки. Наташа еще не умеет одеваться сама, хотя ей скоро 4. Просто в доме ребенка этому то ли не учили, то ли, зная трагическое прошлое малышки, старались помогать ей во всем — даже в такой каждодневной малости.

Наташа, пожалуй, одна из тех немногих деток, для которых слово «мама» звучит до сих пор как самая страшная угроза. Сотрудники органов опеки и попечительства буквально спасли девочку от жуткой смерти, когда ей было всего 10 месяцев. У матери Наташа была вторым ребенком. Нежеланным, нелюбимым, ненавистным. На крошке женщина вымещала кулаками свое раздражение, усталость, злость на себя, на жизнь, на всех вокруг. Забрали Наташу из семьи с переломанными ручками и ножками, черепно–мозговой травмой. Синяки и кровоподтеки покрывали буквально все тельце. Вместо носика кровоточила и гноилась рваная рана — крыс не пугал ни истошный плач малютки, ни жуткое, ледяное молчание взрослых. Мать Наташи осудили на 10 лет за истязание малолетней дочери. Третью беременность недочеловека суд не счел смягчающим обстоятельством...

— У 17 наших сегодняшних подопечных родители или сидели, или сидят в тюрьме. В основном за невозмещение расходов на содержание детей. Наташин случай — особенный, страшный, — вздыхает Таисия Кузнецова. — Схож с остальными только в одном: все эти мамочки–папочки пишут из тюрьмы, как они любят своих деточек–солнышек, как заберут их домой, где они все вместе будут жить долго и счастливо. За 27 лет, что я работаю в детском доме, ни один из них не выполнил своего обещания... Я вам больше скажу. Только к 26 деткам приходят родственники, забирают их на праздники и выходные. У 30 ребятишек нет никого. Они нужны только воспитателям и друг другу.

Санек

Крошечный мужичок с белоснежной шевелюрой. Не по–детски серьезные глаза и едва заметная, по–мужски скупая, улыбка на губах. У Санька серьезное заболевание охондроплазия — он карлик. Этого факта хватило его маме, чтобы раз и навсегда отказаться от сына еще в роддоме. Мальчик любит петь и танцевать, но его артистические способности могут оценить только воспитательницы да чужие мамы, приходящие на показательные концерты–выступления воспитанников детского дома. Для самого Санька мама — существо мифическое, за свои 5 лет он ее в глаза не видел. Высокая, стройная, миловидная, одетая со вкусом и претензией на материальный достаток, без намека на «асоциальность». Хорошая мама. Такая, какая Саньку и нужна. Но ей не нужен Санек. Только однажды спросили у нее работники детского дома (женщина приходила утрясать вопросы по возмещению расходов на содержание мальчика): «Хотите сына увидеть?» «Нет», — сказала как отрезала.

— Я не осуждаю ее, — признается Таисия Кузнецова. — Увидеть глаза своего ребенка спустя годы — страшно, больно. Невыносимо даже. Вообще, осуждать — это не наш метод. Бывают разные жизненные ситуации. Практически все мамы наших воспитанников одиноки. Отец записан со слов матери. Перед тем как прийти сюда, родители волнуются: что мы — педагоги — скажем? Мы ничего не скажем. Это дети волнуются, что сказать родителям... Мы же считаем: лучше позже, чем никогда. Во всех смыслах. Многие взрослые сюда приходят, как на исповедь. Послушаешь иной раз — кого–то муж бросил, у кого–то старший ребенок умер, кому–то жить негде и не на что — и радуешься внутренне, что этих детей вовремя забрали. У нас были ситуации, когда привозили детей, а они за свои 5 лет, живя в Минске, ничего, кроме хлеба и воды, не пробовали! Знаете, какое самое страшное наказание для деток постарше? Пригрозить: не будешь слушаться — пойдешь домой...

Автор публикации: Валентина МОХОР