"Как Солженицина в ГУЛАГе": политтехнолога Шклярова пытают в СИЗО
13.08.2020 11:18
—
Разное
Вечером 12 августа белорусский адвокат Антон Гашинский, который защищает находящегося в СИЗО МВД в Минске политического консультанта Виталия Шклярова, сообщил российскому политику Дмитрию Гудкову, что его клиента фактически содержат в пыточных условиях.
Шклярова обвиняют в том, что он, по версии следствия, «организовал групповые действия, грубо нарушающие общественный порядок и сопряженные с явным неповиновением законным требованиям представителей власти или повлекшие нарушение работы транспорта, предприятий, учреждений или организаций».
Но фактически его преследуют за написанные им тексты о Беларуси. Следствие пытается привязать выступления Шклярова в медиа к делу блогера Сергея Тихановского, чья супруга после ареста мужа стала главным кандидатом от оппозиции на выборах президента.
Гашинский уверен, что, поместив Шклярова в пыточные условия, белорусские силовики намерены сломать его доверителя. Спецкор «Новой» Вячеслав Половинко узнал у Гашинского, что происходит в СИЗО МВД, где содержится Шкляров.
— Можно ли подробнее объяснить, что понимается под «пыточными условиями» Шклярова? Какие конкретно действия и вещи происходят?
— Фактически Виталий находится в условиях, которые он считает нечеловеческими. Ему, по сути, запрещено мыться, в СИЗО отсутствует горячая вода, помыться можно один раз в неделю, по средам. Шампунь запрещен к передаче, он моется хозяйственным мылом. У Виталия нет своего полотенца, его ему запрещают иметь, он вытирается общественным полотенцем, которое предоставляют один раз в неделю.
Свое нынешнее нахождение в СИЗО он сравнивает с временами, когда Солженицын отбывал свое наказание в ГУЛАГе. Те же самые нечеловеческие условия: ему запрещено что-либо кому-то писать. Он пытался писать письма матери, супруге и сыну, но они просто им не доходят — точно так же, как и письма матери и супруги не доходят до Виталия.
Ему запрещают письменно анализировать любую информацию, полученную извне. Шкляров хотел написать книгу по тем событиям, которые с ним происходят, но писать ему также не дают.
Ему запрещают передавать какие-либо книги. Говорят: пользуйтесь нашей библиотекой. Но там всего три книги, две из которых — Уголовный кодекс и Уголовно-процессуальный кодекс.
Показательный момент был, когда мы с ним встречались, и после встречи с адвокатом его завели в отдельную комнату, где раздели догола, с пристрастием обыскали и после этого поставили в «стакан».
«Стакан» — это комната метр на метр без сидячего места, где он провел шесть часов стоя: без питья, без еды, без возможности присесть или прилечь.
Эта ситуация говорит о том, что на него оказывают психологическое давление, чтобы сломать его волю, чтобы он сдался и сказал то, что их бы устроило.
— Как проходят допросы? Помимо того, что на него давят психологически и физически, что происходит во время следственных действий?
— Следственные действия происходят в присутствии адвоката, и следователь во время них ведет себя предельно корректно и уважительно. К следователю нет никаких вопросов или претензий.
Но периодически Виталия посещают какие-то люди и проводят с ним некие беседы в отсутствие защитника. К сожалению, смысл этих бесед Виталий передать не может, потому что ему сказали, что это нельзя делать.
— Эти беседы тоже проходят в корректном тоне, или на Виталия кричат либо, возможно, бьют его?
— К сожалению, ему запретили разглашать любые детали этих бесед, в том числе как они проходят, поэтому я не могу ничего сказать, он мне не говорит.
— Он не представляет, что это за люди? Какое-то управление КГБ или кто?
— Они не представляются и не говорят, кто они.
— Виталий хотя бы говорит, одни и те же это люди или все же разные?
— Он вообще говорит о них только шепотом. Он боится, очень сильно боится за свою безопасность и безопасность своей семьи.
— По сути предъявленных обвинений следствие приводит какую-то доказательную базу, чьи-либо показания, свидетелей? Хоть что-нибудь?
— Обвинение, предъявленное Виталию, юридически называется предварительным. Оно предъявлено только для того, чтобы Шкляров и дальше содержался под стражей, в СИЗО.
В последующем, когда будут собраны доказательства виновности или невиновности Виталия Шклярова, обвинение может еще поменяться на более тяжелое или более легкое. Уголовное преследование в отношении него может быть прекращено, но в нынешней ситуации это маловероятно.
— Что вы можете сказать о задержанном американском политологе Стасе Горелике, которого связывают с делом вашего клиента и который находится в СИЗО КГБ?
— Пока ничего не могу сказать по этому поводу. Могу лишь сказать, что Виталий находится не в СИЗО КГБ, а в СИЗО МВД.
— Что за эпизод с бритьем бороды?
— Если вы знаете Виталия, то представляете, что он никогда не брился подчистую ни лезвиями, ни бритвами. У него всегда была либо борода, которую он подстригал, либо щетина. Как только он заехал в СИЗО, его заставили побриться «на мокрую» с использованием бритвы без каких-либо гелей или приспособлений, чтобы снять раздражение с кожи.
В результате у Виталия страшно распухло лицо, он неоднократно вызывал доктора. Доктор приходил и говорил: «Ну да, ну краснота — но ничего поделать не могу», — и уходил, хотя в принципе мог выписать освобождение от бритья. Раздражение по коже пошло очень сильное, а Виталия при этом заставляют бриться каждый день. Не побрился — взыскание. Наличие двух-трех взысканий — карцер.
— Это как-то объясняется гигиенической необходимостью или просто блажь тюремщиков?
— Администрация говорит, что таковы правила содержания лиц в местах изоляции.
— Что представляет собой карцер в СИЗО МВД? Чем это хуже, чем тот же «стакан»?
— Фактически это тот же «стакан», только там есть место для сидения. Места для лежания нет, лишь голый бетонный пол, отсутствует окно, и это комната полтора на полтора метра.
В таких условиях надо быть до десяти суток.
— Кто-то в Беларуси хоть когда-нибудь поднимал вопрос о том, что это вообще-то антигуманно?
— Уверен, что да — но это Беларусь. Тут все осталось с Советского Союза, а какие условия были для содержания арестованных в СССР, вы, думаю, знаете. Далеко ходить не надо, посетите музей КГБ в Вильнюсе, пыточные и расстрельные комнаты. У нас все то же самое.
— Виталий в своей камере находится один?
— Нет, их несколько человек там.
— Что-нибудь он рассказывал о своих соседях? Об этом можно вообще говорить?
— Об этом говорить нельзя. Единственное, о чем рассказывал Виталий, это телевизор, который появился у соседа. По телевизору крутят лишь несколько государственных белорусских телеканалов, и смотреть телевизор можно лишь в определенное время — или с утра, или в обед.
Вечером телевизор отключается, и сразу же на улице громко включают музыку советских времен, которая звучит всю ночь под вой собак.
В результате от этого напряжения Шкляров фактически не спит, у него постоянно болит голова. В таком круговороте он находится круглосуточно. Это может сломать, поверьте, любого.
— Каким-нибудь образом следователи или люди по типу тех, что приходят к Шклярову в камеру, пытаются давить на вас?
— Со мной недавно общались люди из администрации СИЗО по поводу той информации, которую я разглашаю в том числе СМИ. Давления как такового нет, да и за 15 лет практики я много через что проходил. Дай Бог, переживем и эту ситуацию.
— За эти пятнадцать лет вы сталкивались с подобным отношением к вашему клиенту?
— Это единственный случай в моей практике, когда сотрудники администрации СИЗО так давят на моего клиента.
— Вам самому не страшно?