Секс-работница защищена, а вот клиент заплатит штраф или сядет в тюрьму. Как работает «Шведская модель»
Соцработник и культуролог Анна Топилина много лет живет в Швеции и интересуется защитой прав женщин. В своем Фейсбуке она подняла важную, но зачастую табуированную тему проституции и рассказала, почему модель, которая существует в ее стране, защищает женщину лучше, чем любая другая.
— Почему проституция — это насилие?
Ну что, шашки наголо. Сейчас я на пальцах объясню, почему согласие, купленное за деньги — это не согласие.
Итак. Сторонники полного легалайза проституции обычно любят защищать свою позицию аргументом «от феминизма»: дескать, женщин мы уже освободили, идею о том, что женщина — асексуальное существо, которому ничто человеческое не нужно, тоже отменили, поэтому женщины должны иметь право пользоваться своим телом по собственному усмотрению и продавать его, если им так захочется. Кто мы такие, чтобы им запрещать? Ханжи, что ли?
Вместе с этим широко распространен миф о «счастливой шлюхе», которая за большие деньги встречается с шикарными мужчинами и проживает с ними свои разнообразные сексуальные фантазии, получая и удовлетворение и денежку. Идеальный же расклад — «ничего не делаешь», только раздвигаешь ноги, а на тебя дождем льется красивая жизнь, заводы-газеты-пароходы и единственное, чего тебе в жизни не хватает — это снятия общественного табу и возможности платить налоги и копить на пенсию.
Однако эти «аргументы» легко разбиваются о реальный мир, поскольку и аргументами-то не являются, а скорее влажными фантазиями о параллельном мире, которого в реальности никогда не существовало. Что же у нас есть в реальности?
В реальности, в большинстве случаев женщину в проституцию толкает не ненасытное желание секса и не желание «легко заработать». Реальность проста и прозаична — человек, который может заработать другим путем, не станет продавать почку, не станет работать суррогатной матерью для незнакомцев (внутрисемейные дела — вроде «отдать почку брату» и «выносить для двоюродной сестры» — это немного другое), не станет продавать свое тело мужчинам, которые обращаются с ним именно как с товаром. Подумайте сами: что выбрали бы вы? И нет, проституированные женщины — это не какие-нибудь там «особые женщины», которым в кайф секс с незнакомцами, которых они не выбирают, и постоянный риск насилия — они такие же, как вы и я.
И да, именно структурное неравенство (и исходящая из него нищета и безвыходность) толкает женщин в проституцию, и к сексу это имеет вообще никакого отношения. «Так почему же она не пойдет стоять на кассе или копать урановые рудники?» — спросите вы и подтвердите мысль, что «она точно хочет легких денег». Но нет. Далеко не всегда и не для всех доступна даже та самая работа на кассе. И далеко не всегда женщины оказываются в этой «индустрии» по доброй воле — существует как минимум несколько очень рабочих механизмов втягивания женшин в проституцию, начиная с lover-boys — бойфрендов, которые мытьем или катаньем затягивают девушек в проституцию, заканчивая шантажом, подсаживанием на наркотики и прямым принуждением.
К тому же, по статистике примерно 80% женщин, продающих секс, имели опыт сексуального насилия в детстве или юношестве. И да, для них проституция — это способ или а) навредить себе и окончательно втоптать себя в грязь, подтвердив этим самым то, что «да, я шлюха, неудивительно, что меня в детстве насиловал отец» или б) вернуть себе право на свое тело — «теперь я выбираю, кто меня будет насиловать», у меня есть (иллюзия) контроля. И это, бесспорно, их право — но это не делает эту практику более безопасной или приемлемой. Мы же не нормализуем резанье рук как оптимальное средство регуляции внутренней тревожности, правда? Самоповреждение с помощью других людей — это все еще самоповреждение.
Ну, и конечно же вся аргументация о непреодолимом женском желании секса разбивается о простую истину, что клиенты — до сих пор — в подавляющем большинстве случаев — мужчины. А продают сексуальные услуги — женщины, и редкие мужчины, которые (сюрприз!) продают себя также другим мужчинам. По законам рынка, платит всегда тот, кому нужна услуга — парикмахер не приплачивает клиентам за то, чтобы они согласились на стрижку, а уборщица не платит своим хозяевам за честь прибраться у них дома. Секс, в том виде, в каком он существует в проституции — нужен мужчинам и потребляется мужчинами, и к реализации женского сексуального выбора не имеет ни малейшего отношения.
Он и к сексу-то отношения не имеет. Секс — на дворе уже двадцать первый век — это не пассивный ресурс, которым обладает женщина, это взаимодействие по согласию. Процесс, коммуникация — но не товар. И да, купленное за деньги согласие человека, у которого нет никакой власти над сексуальным актом, права им наслаждаться или выбирать клиентов или практики — это не секс. Это насилие, сознательное использование одним человеком другого. Использование, которое расчеловечивает этого «другого человека» и приравнивает его к вещи, к объекту.
Ну и, конечно же, это не просто расчеловечивание. Существует расхожий миф, что проституция нужна тем, у кого нет возможности получить секс другим путем — инвалидам, «некрасивым» и неудачливым мужикам. Однако, этот миф с треском разбивается о реальность. В реальности типичный клиент — это обычный, социально адаптированный мужчина, у которого есть постоянная девушка или жена и дети, и — достаточно денег, чтобы регулярно покупать секс, не страдая в качестве жизни. Другими словами, человек, который может получить сколько угодно добровольного секса, но он его не устраивает.
Почему он его не устраивает? Потому что сама цель покупки проституированной женщины — это не удовлетворение сексуальной потребности. Это про потребность в насилии. Потребность в том, чтобы доминировать, иметь власть над беспомощным объектом, который не может сопротивляться, про чувства и удовольствие которого не нужно думать, которого можно ударить, унизить, изнасиловать, не спрашивать согласия, не церемониться. Не больше и не меньше.
Ну вот, — вздохнете вы, — а как же гордые «сексуальные работницы» и их права? А как же по-настоящему «счастливые шлюхи», как вот дальняя знакомая подруги моего брата? На целый же Бентли насо**ла и очень довольна! Какое право имеет какая-то там Топилина прийти и запретить ей заниматься любимой работой? Да никакого. Именно поэтому Топилина топит за шведскую модель, которая не запрещает продавать секс, но криминализирует его покупку и организацию деятельности по продаже (сутенерство).
В мире существует три основные модели регуляции проституции. Первая — это полное запрещение продажи сексуальных услуг. Паршивая идея, превращающая жертв насилия в преступниц, которые не могут ни обратиться в полицию, ни получить помощь и защиту. Все это ведет к значительному ухудшению положения проституированых людей и еще более широкому распространению насилия против них.
Вторая — полная легализация проституции. Можно продавать, можно покупать, есть легальные бордели, медосмотры, налоги, все цивильно, все танцуют и поют. Как в Германии, Нидерландах, Дании, например. Вроде бы идея богатая — налоги, пенсии, профсоюзы, все такое. Но правда ли легализация — это благо? Да ни разу. Легализация, во-первых, способствует закреплению и нормализации явления, во-вторых, способствует разрастанию его масштабов. И в ходе этого разрастания в проституцию вовлекаются женщины, которые в других условиях туда бы никогда не попали. В странах с легализацией процветает трафикинг, организованная преступность и другие социальные проблемы, про которые я напишу отдельно.
Для меня единственным возможным решением этой проблемы является так называемая «Шведская модель» — уникальное законодательство, которое было введено в Швеции в 1999 году. Что такое шведская модель? Все просто: кто угодно может продавать секс, это не наказуемо и не осуждаемо. Но! Секс нельзя покупать и нельзя заниматься сутенерством. Под угрозой криминальной ответственности.
Преступление «покупка сексуальных услуг» находится в главе 6 — «Сексуальные преступления» Криминального кодекса Швеции (Brottsbalken) наравне с изнасилованием, сексуальными домогательствами, растлением малолетних и т.п.
Законодательством предусмотрено наказание в виде штрафа (в среднем 150−750 евро в зависимости от личного дохода преступника) или тюремного заключения сроком до года (если преступление имело по каким-либо причинам особо крупные размеры) — или до четырех лет, если проституированной было между 15 и 18 годами (до 15 преступление считается изнасилованием ребенка). Как и любое другое преступление из криминального кодекса, покупка сексуальных услуг на пять лет оставляет запись в «личном деле» и устроиться на работу к детям, в сферу здравоохранения или полицию/суд будет проблематично.
Про то, как работа полиции с клиентами выглядит на самом деле я уже писала вот тут — (спойлер: никто не выбивает из проституток ногами контакты клиентов, их вообще никто и никогда не трогает, большинство мужиков ловят «на горячем» в подпольных борделях, которые полиция держит на карандаше, отлавливают по звонкам из отелей — с жалобой на странную активность и останавливают на улице при попытке финализировать сделку с уличной проституированной).
Чем хороша шведская модель? Во-первых, в ней продающую сексуальные услуги женщину не стыдят, не стигматизируют и не преследуют. К ней относятся как к любой другой жертве насилия — с уважением и пониманием. Для нее существуют специальные консультативные центры с бесплатной психологической или любой другой помощью, бесплатные реабилитационные шелтеры, бесплатная контрацепция и много других полезных плюшек. Женщина может в любой момент обратиться в полицию и не встретит там ничего, кроме понимания, внимания и сочувствия (я лично сидела на нескольких допросах и заседаниях суда — и видела только уважение и профессионализм со стороны правоохранительных органов). И в случае изнасилования ее будут защищать как любую другую женщину, не аппелируя к ее роду деятельности и «дурной славе».
Закон, однако, преследует тех, кто осуществляет насилие и способствует его распространению, то есть клиентов и сутенеров. Зачем это нужно? В первую очередь, чтобы маркировать на законодательном уровне, что проституция — это не нормально, покупать тело другого человека (из каких бы соображений он его не продавал) — это не нормально, торговать телами других людей — еще более не нормально. Преследование клиентов давит на спрос — а нет спроса — нет и предложения. Или же оно значительно уменьшается.
Проще говоря: если в твоей стране есть открытые легальные бордели, вероятность, что среднестатистический мальчик Вася там окажется на каком-нибудь мальчишнике куда выше, чем когда Вася знает, что проститутку еще поди найти, и что за это по головке не погладят. Та самая проститутка в это время находится в полной безопасности — ее никто не трогает, она никому ничего не должна, у нее никто не заберет деньги и она всегда может сдать проблемного клиента в полицию. (Жестоко? Бесспорно. А не жестоко ли в живого человека половым органом за деньги тыкать?)
Является ли шведская модель действенной?
За годы ее существования распространенность проституции в Швеции заметно снизилась. Если до введения закона в Копенгагене, Осло и Стокгольме было примерно одинаковое число уличных проституированных, спустя 10 лет их количество по Стокгольму было втрое меньше соответствующего числа в соседних скандинавских столицах с легалайзом. Количество интернет-проституции также довольно низкое по сравнению с соседними странами. К тому же, шведские показатели по насилию против проституированных женщин тоже говорят об успехе — у нас уже давно не было случаев убийства проституированных своими клиентами или сутенерами, тогда как в странах с легалайзом, например в Германии, этот показатель весьма значителен. Ну и наконец, исследования показали*, что новая модель урегулирования проституции не повлияла негативно на самих проституированных, а дала им больше защиты и улучшила их положение.
*Когда я говорю про исследования, я имею в виду отчеты шведского Socialstyrelsen, государственного института социальных исследований.