Боль души

В преддверии окончания моего жизненного пути (мне 85 лет) я решил рассказать про войну, используя только факты, увиденные и закрепившиеся навечно в моей памяти. Я не вправе унести с собой частицу правдивой истории моей малой родины – города Кричева.

Я, Дудко Владимир Федорович, родился и жил до 18 лет в поселке Кисловка (ул. Буденного, 5), около станции Кричев. Закончил Горецкую сельхозакадемию, был направлен в 1960 году на работу в г. Бобруйск, где и проживаю.
В мае 1941 г. отец зашел в дом и говорит: «Скоро будет война. Посмотрите на кровавое зарево, точно такое же было в 1914 году».
Начало войны. Дома, заселенные семьями железнодорожников, опустели. Мы, малые ребята, ходили по пустым квартирам, собирали цветные карандаши. В клубе бегали босыми ногами по клавишам брошенного пианино. Около МТС сел самолет – кончилось горючее. Мы, детвора, оккупировали его. Немцы потом сожгли самолет. Упала взорванная кирпичная 100-метровая труба цементного завода, вокруг в домах вылетели стекла и рамы. Оборудование завода, видимо, не взорвали, так как немцы вскоре восстановили завод. Отец на пустыре недалеко от дома оборудовал землянку. Мы всей семьей прятались в ней при обстреле города. При очередном обстреле один снаряд взорвался метрах в 10 от землянки, вздрогнула земля и посыпалась из перекрытия окопа на головы. Отец оценил обстановку и решил поискать более надежное убежище. Мы поехали в деревню Залесье, расположенную в 9 км от Кричева, там жила сестра матери. Вскоре в деревне появились немцы, они ехали на машинах. Чтобы немцы не трогали жителей деревни, их встречал дед Харитон с хлебом и молоком. Немцы уехали.
Взрослые ловили лошадей, брошенных нашими отступа­ющими частями. Привели одного огромного жеребца, запрягли в повозку. Все седельцы на возу еле успели выпрыгнуть – конь сходу перепрыгнул через забор, оставив повозку на изгороди, и с кусками оглобель умчался в пойму реки Сож к своим собратьям.
Назавтра мы вернулись в оккупированный немцами Кричев. Началась жизнь в оккупации. Немцы начали формировать свою власть. Недовольные советской властью пошли служить полицаями, старостами и др. Из дома Масея два сына пошли служить в полицию, а зять стал старостой в нашем поселке Кисловка. Начальником железнодорожной станции был сосед Максим. Всем немецким служакам дали потом по 10 лет.
Немцы с полицаями вылавливали молодежь и отправляли в Германию. Брат (16 лет) и сестра (18 лет) убежали из дома, ночевали в стогах соломы и других местах. Сест­ре было трудней, и она часто специально обваривала кипятком ногу, показывала немцам ногу и говорила, что у нее рожа. Чтобы не потерять ногу, мать загрузила корзину продуктами и упросила соседа Максима устроить дочку на железную дорогу работать. Рабочих-железнодорожников не брали в Германию.
Что же мы, малые, делали в дни войны? Я с братом, ему было 8 лет, мне 6 лет, ходили везде вместе. В поселке цементников немцы оборудовали лагерь для военнопленных. Сотни голодных, изможденных людей находились за колючей проволокой. Я с братом копали руками картофель и бросали клубни через проволоку. Сырую картошку люди хватали и тут же съедали, а нас старались отблагодарить, бросали деньги, в которые мы потом игрались. На месте погибших установлен памятник недалеко от клуба.
Какие были бои за Кричев, мы не видели и не слышали. Судя по брошенным боеприпасам, оружию, лошадям, бои были жестокие. Брошенными боеприпасами мы воспользовались, но они нам отомстили: много детей погибло и многие остались калеками. Я, брат и пятилетний сосед получили первое боевое крещение. Нашли взрыватель гранаты (немного длиннее спички и тоньше карандаша) и бросили в костер. Ждем, не взрывается. Сосед выкатил палочкой взрыватель из огня. Взял его в руки, перекатывая из одной руки в другую, и говорит нам: «Хлопцы, а ён ясце галячи». И тут раздался хлопок. «Хлопцы, мяне ланила». Брат побежал к его отцу и рассказал, что случилось. Его отец быстро занес раненого в лазарет, осколки из колена вычистили, рана не сделала его калекой. Нам с братом после этого случая была наглядная наука, что с боеприпасами нужно осторожно обращаться.
У меня начались повседневные будни с горчинкой. Сосед Максим устроил именины в честь рождения дочери Зои. Приглашения получили только немцы, работавшие с ним на железнодорожной станции Кричев. Любопытные мальчишки и я собрались у открытых дверей. Сидящий на краю стола немец налил стакан водки и зовет меня. Я со всех ног бросился домой, немец за мной. Я стремглав забился под кровать, в угол. Немец лег на пол и стал руками доставать меня. Кровать самодельная, низкая и широкая, она меня и спасла. Немец толстый, руки его не достали меня, и он ушел. Что было бы, если б вытянул немец меня из-под кровати?
С братом ходили к вокзалу на промысел. Около вокзала была глубокая канава. Около нее немцы устроили скотобойню, мясо отправляли на фронт. По доскам спускали внутренности животных в канаву, а мы и другие голодные набрасывались на внутренности и хватали их в корзины. Дома мать готовила из них вкусные блюда. Однажды немец пугой обмотал мое тело и свалил в говно, немцам весело, а во мне кипела злость. Для игры в футбол немцы облюбовали ровную площадку на сенбазе. Играли часто. Мы, мальчишки, сидели на краю площадки и следили за игрой. Однажды Клименков, мальчишка лет 12, приводит немца к нам в дом. Дома были отец, мать и я. Клименков указывает немцу на меня, что я украл пистолет из одежды игроков. Немец вынул пистолет из кобуры, хватает меня за руку и тащит на улицу. Я плачу, упираюсь босыми ногами в пол, ноги скользят. И тут опешившие родители поняли, что может произойти страшное. Мать кинулась в ноги немцу, просила, чтобы отпус­тил, не губил невинного малого. Отец по-немецки (он знал язык, когда был в плену в 14-18 годах) объяснил немцу, что я малый и был весь день дома. Начали говорить Клименкову, зачем убиваешь дитя. Что подействовало на немца, но он отпустил мою руку и ушел. Очень было страшно находиться под дулом пистолета, но я остался жить.
Было еще одно боевое крещение. Я и мальчишки сидели недалеко от шоссейного моста, а около моста рыл окоп военнопленный, охраняемый немцем. Я, ненавидя немцев, сказал мальчишкам, что, когда уйдут, я разрою окоп. Военнопленный услыхал и начал объяснять немцу и показывать на меня. Я со скоростью пули мотанул вниз по откосу шоссе и подальше от смертельной опаснос­ти. Мне повезло – пуля пролетела над головой.
Владимир ДУДКО.