Уходили парни из Афгана, Через перевалы и Саланг…
Уходили парни утром ранним,
А в мечети голосил мулла.
И была молитва, как спасение,
Что парней убережёт аллах…
Не забыть февраль и воскресенье.
Радость и улыбки на устах.
Немало воды утекло с тех пор. Потихоньку зажили раны,
возмужали, стали мудрее, состарились солдаты и офицеры. Но только память о далёкой Афганской войне жива, и стереть события той войны не смогут ни годы, ни расстоянья.
Часто приходилось слышать о воинах-интернационалистах. Но как-то не совсем четко представляли себе, кто такие эти люди. Казалось, это всё чем-то далеким и недосягаемым.
Но, как-то в нашу школу пришел дядя Саша, который служил в Афганистане. Об этом мы узнали из его рассказов. Был он обычный, как все парни, даже озорной немного. Любил рассказывать смешные истории. Умел и любил поспорить. Не раз замышлял ночной налет на соседские сады…
И вот, спустя несколько десятков лет сидит перед нами с необычайно серьезным лицом воин-интернационалист. Но уже совсем не тот, что был раньше. Мартысь Александр Константинович родился в 1965 году в деревне Тевли. В настоящее время работает машинистом на Барановичской дистанции железнодорожного водоснабжения в родной деревне. До армии окончил Стриговскую среднюю школу, курсы ДОСААФ и работал шофером в колхозе имени Гагарина. Призвали служить Александра Константиновича в ряды Советской Армии 26 сентября 1983 года.
… Я помню тот осенний вечер,
Повестку мне вручил военкомат.
Легли погоны мне на плечи
Без звёзд, без лычек.
Значит я – СОЛДАТ.
Прошел курсы боевой подготовки в Усть-Каменогорске и 22 декабря того же года был переброшен в Афганистан.
…Прощай Союз, прощай, любимый край!
Не в силах я забыть твою печаль,
Твоих лугов, твоих лесов, любимый край!
В далёкий едем мы служить Афганистан…
Так мечтали парни, попавшие не по своей воле на Афганскую войну. Им так хотелось вернуться домой живыми и невредимыми. Сколько пришлось пережить, сколько пришлось увидеть… Служил Александр Константинович в 177 пехотном полку 108 дивизии в 3 горно-стрелковом батальоне. Дивизия располагалась в Баграме, полк в городе Джабаль-Сарадж. Конкретно батальон, в котором служил, располагался в ущелье Саланг, занимался охраной перевала и трубопроводов по перекачке дизтоплива из бывшего Советского Союза на авиабазу в Баграм. Начинал службу пулеметчиком, а затем был переведен в водители БТРа. Заканчивал службу старшим водителем роты.
На территории Афганистана прослужил 780 дней. Участвовал в большинстве операций, проводимых нашими войсками на перевале Саланг с декабря 1983 года по февраль 1986 года.
Нет больше рядом тополей
И тех цветов, что ты нам подарила.
Нет больше рядом матерей
И той земли, которая взрастила.
О, русские цветы и тополя!
О, русские рассветы и закаты!
Родимая, далёкая земля,
Мы шлём тебе поклон.
Твои солдаты!
Запомнились очень тяжелые природные условия. Высота над уровнем моря около 3 тысяч метров, а в месте, где проходил пробитый в горах туннель «Саланг», около 4 тысяч метров. Один из наших постов находился на леднике. Летом и зимой для питья плавили лед. А буквально через час спуска по дороге на БТРе можно было попасть в лето, где температура достигала до +40 – 50°С.
Один из друзей по роте описывал службу в Афганистане так:
-Здесь вам не гражданка, здесь климат иной.
Здесь письма редко пишут домой.
И даже с больничной койки пишут – здоров!
И всё почему?
А всё потому,
Что горы в Афгане,
Не горы в Крыму.
И здесь тревога лучшая из докторов.
Она поднимает с постели нас,
Даёт оружие и приказ:
Скорее, солдат, спеши на большие дела.
Надеемся – только на автомат,
На руку друга и на пару гранат.
И молимся, чтобы тревога
Ложной была.
Почти везде на постах ощущалась нехватка воды. Она если и была, то в летне-осенний период мало пригодная для питья. Надо было кипятить, но этим заниматься было некогда, поэтому почти все солдаты в разные периоды болели желтухой. Местные жители желтуху переносили как мы насморк, никогда к врачам не обращались. Нас же возили в дивизию в медсанбат. Выглядел он в виде ограждения колючей проволокой площади примерно 150 метров на 150, где стояло несколько палаток на 100 мест и несколько модулей. Спальных мест было около пятиста, а больных солдат намного больше.
Над солдатом склонилась в тревоге сестра,
Он молчит, даже стона нет сутки.
В медсанбат поступил он из боя вчера
Весь изранен, оторваны руки.
У неё на ресницах слезинки дрожат,
Вот рванутся горячим каскадом.
Шевельнул вдруг губами молчавший солдат.
Прошептал ей: «Сестрёнка, не надо.
Я всё выдержу, только не надо мне слёз.
Плачь, не плачь, а не вырастут руки.
Я тебе подарю миллион алых роз
За твои сострадания и муки.
Я тебе подарю миллион алых роз,
Но не так, как художник принцессе.
Соберу их в букет, пусть достанет до звёзд,
Пусть рождается новая песня. »
Медсестра свои слёзы смахнула тайком
И к бинтам приложилась губами:
«Поправляйся, родной, ну а розы потом
вечной песней останутся с нами…»
После нескольких недель болезни, проведенных в медсанбате, все очень охотно возвращались к себе в роты. Пополнение в роты приходило один раз в шесть месяцев. Иногда из-за ранений, желтухи, тифа, малярии в строю оставалось меньше половины численного состава роты. А задача оставалась прежней. На горных постах оставалось по три-четыре человека, что грозило быть атакованными душманами. Учащались повреждения трубопроводов. Как правило, места повреждений минировались неприятелем. Мы не раз попадались на эти уловки. Тем более, что большое развитие получили радиоуправляемые мины, которые включались в работу, когда наши солдаты приступали к устранению повреждений. Особенно опасны были выезды в ночное время, когда ты как на ладошке, а врага не видно, хотя ты знаешь, что он здесь. Вообще душманы старались проводить свои боевые вылазки подальше от своих кишлаков, чтобы не подвергать опасности своих близких.
Солдаты в роте получали продукты сразу на целый месяц. За две недели съедали все вкусное, а две недели жили «промыслом», т.е. где кто что достанет. Часто на ночных выездах заставали «мородеров» за разгрузкой машин. Они не очень-то наших боялись. У душманов всегда в засаде было прикрытие, а мы из-за мешка муки или риса под пулю не лезли. Поэтому брали свою маленькую долю и следовали по своим делам.
Стихов написано про горы
Число такое, что не счесть,
Но только эти горы — горе
Хотя и в горе что-то есть.
Вокруг такая тишина,
Что слышен дальний лай шакала,
У нас же снова ночь без сна,
И ждём короткого привала.
Мы в горы делаем бросок,
В желудке пусто, в фляге пусто,
А на зубах скрипит песок,
Как будто ем я что-то с хрустом.
Песок скрипит, тропы не видно,
И каждый шаг — нелёгкий шаг.
И вдруг становится обидно,
Что ускользает снова враг.
Вокруг такая тишина,
Что слышен шёпот за три метра,
Да, эта странная война
Нас опалила знойным ветром.
Не верю этой тишине,
Горам безмолвно я кричу:
«Вы что-то гасите во мне,
Как догоревшую свечу»
Но зубы, сжав и автомат, от пота вытерев лицо.
Шепчу себе, что путь назад
Свободен лишь для подлецов.
И я иду в безмолвье ада.
Раз надо Родине,
Мне надо!
Тяжело было служить в горных секретах. В их задачу входила охрана дороги сверху, чтобы можно было отбить нападение боевиков на наши колонны, перевозящие топливо и боеприпасы. Много уничтожалось и мирных афганских машин, которые из Союза везли продукты и прочее. За два года обочина дороги вся была утыкана сгоревшими машинами, БТРами. Тактика боевиков была простая. Подбивали первую и последнюю машину, затем расстреливали середину. Особенно это действовало на колонны с горючим. В то время уже кое-что стало попадать о войне в ДРА в средства массовой информации. Чтобы снять репортаж, корреспонденту приходилось жить в роте иногда несколько недель.
Как-то однажды, рассказывал дядя Саша, пошли они со своими товарищами по взводу (было их пять человек), во главе с лейтенантом, в разведку. Взобрались тихо на гору… Ярко жгло палящее афганское солнце. Небо было голубое-голубое. Казалось небо совсем близко и можно потрогать его рукой. Ребята лежали в засаде, на земле озабоченно, бегали какие-то букашки. Казалось, ничто не предвещало беду. Дано было задание выследить душманов: сколько их, где они поставили засаду. Время шло. Воду, которую взяли с собой, уже давно выпили. От изнуряющего солнца до невозможности хотелось пить. А как посмотришь вниз на спелые гроздья винограда, так едва подавляешь свое желание. Время шло, а вокруг было все спокойно, день подходил уже к концу. И тогда лейтенант решил спуститься вниз и нарвать виноградных гроздьев. С ним хотел идти Александр Константинович, но его оставили за старшего. Мало ли что! Лейтенант взял с собой молодого солдата – первогодника. А время шло, приближая беду. Как только они нарвали винограда и хотели идти уже обратно, из-за зарослей кустарника выскочило человек десять душманов. Лейтенант с молодым солдатом остались навечно лежать у того спелого и манящего винограда. Ребята, которые остались на горе, видели в бинокль всю эту страшную трагедию. Тут же было все передано в штаб, этим самым душманы выдали себя. Но стоило это жизни наших молодых парней…
Лишь миг один,
И был бы я живой.
Лишь миг один,
Но он уже не мой.
Кого-то выстрелом окликнул автомат,
Но этот клич был послан наугад.
Лишь миг один успеть бы оттянуть,
Я оглянулся и откликнулся на зов,
Вставая — был жив,
Ещё вставал – уже был мёртв.
Лишь миг один
Решает, кому быть с кем.
Лишь миг один сомненья,
А затем
Шагнул к бессмертью безжизненному я,
Но кто-то жить остался,
Значит смерть моя не зря…
Лицо у дяди Саши стало необычайно серьезным. Глаза, полные гнева, устремленно смотрели, куда-то вдаль. Продолжая свой рассказ, он говорил, как необычайно жутко и тяжело было смотреть на то, что убивают людей. Сегодня ты разговариваешь с товарищем, а завтра его может уже не быть. Это разнообразие контрастов, гнев и месть за товарищей, помогала найти в себе силы, чтобы идти в бой. Да, об этом трудно говорить. Но молчать еще труднее. И хотя находишься в таких трудных условиях, где каждую минуту ты можешь отдать свою жизнь, не перестаешь думать о Родине, о тех, кто остался там, в Беларуси.
И часто по ночам, за тысячи километров от родной земли, снились им наши стройные белорусские березы.
Снится часто мне мой дом родной –
Лес о чём-то, о своём мечтает,
Серая кукушка за рекой,
Сколько жить осталось мне, считает.
Снится мне опушка из цветов,
Вся в рябине тихая опушка,
Восемьдесят, девяносто, сто!
Что ты так расщедрилась, кукушка?
Я тоскую по родной стране,
По её рассветам и закатам.
На афганской выжженной земле
Спят тревожно русские солдаты.
Они тратят силы, не скупясь,
Им знакомы голод и усталость.
Дни свои не копят про запас.
Кто им скажет: сколько их осталось?
Так что ты, кукушка, погоди
Мне дарить чужую долю чью-то.
У солдата вечность впереди,
Ты её со старостью не путай.
По воле судьбы служил на разных этапах службы со многими ребятами из Кобринщины. При заброске в Афганистан, держались вместе с Колей Колодеем из Повитья. Когда в Кабуле, при распределении, выкрикнули название «Баграм», вышли вместе. Однако в Баграме разлучили. Александра Константиновича – на Саланг, Колю – в город Чарикар, в саперный полк. Однажды Александр заезжал в их полк с целью увидеться, но Коля был на боевом выходе. Один раз при движении колонны встретил Толика Гомолюка из Повитья. Поговорить удалось недолго, колонне надо было ехать дальше. Больше всего удивила встреча в мае 1985 года. Александр Константинович услышал в речи водителя командира роты Харковича Василия, нотки нашего диалекта (от него не так просто избавиться). Спросил его – откуда. Он ответил, что из Кобринского района. С ним больше года прослужили в одной роте и не знали, что земляки.
Мы два года шагали с тобой
По горячим дорогам войты,
Нам знакомы и зной, и бой,
И тюльпаны афганской весны.
Ах, тюльпаны прожжённой земли,
Вы как память тех огненных дней,
Алым пламенем вы проросли,
Словно кровь наших русских парней.
Не осудят знакомые нас
И угрюмостью не попрекнут.
Мы с тобой выполняли приказ
На земле, где тюльпаны цветут.
Мы два года шагали с тобой,
Боль утрат с нами, радость побед.
Нам знакомы и зной, и бой,
И тюльпанов тех алый цвет.
Ах, тюльпаны прожжённой земли,
Вы как память тех огненных дней.
Если б только могли,
Если б только могли
Воскресить вы моих друзей.
Василий уволился раньше на десять месяцев. По просьбе
Александра Константиновича приезжал в Тевли к его маме, бабе Шуре. Привез платочек от него на память, на всякий случай.
Потом в мамином письме дядя Саша узнал, что от общения с Васей как будто своего сына увидела она.
Белорусская народная мудрость утверждает: «Няма той крамкі, дзе прадаюцца мамкі”. Не купишь ни за какие деньги, не отдолжишь, не возьмёшь напрокат человека, который бы любил тебя, волновался за тебя, оберегал и молился, был готов отдать за тебя жизнь так, как мама. Самый близкий и дорогой для каждого из нас человек – это наша мама. В разговоре с воинами-афганцами нам приходилось слышать часто: «Да, нам довелось служить на афганской земле, нам приходилось трудно. Но наши трудности несравнимы с теми, которые выпали на долю наших матерей». И это действительно так. Матери провожали своих сыновей в армию. Они не знали, где будет проходить служба совсем юных, неокрепших мальчишек, но почему-то по щекам катились слёзы и шептались как молитва слова: «До свиданья, родные. Возвращайтесь живыми назад». А стриженые мальчишки храбрились на перронах вокзалов, хрипло пели под гитару и уходили на войну…
Были и другие земляки в роте. Судьбы всех сложились по- разному. При обстреле на горном секрете погиб Сергей Гуринович, проживавший до армии в городе Минске по улице Янки Мавра. Вертолетом тело забрать не предоставлялось возможным. Несли в простыне через ближайший кишлак, что не совсем безопасно. Затем на БТРе дядя Саша привез тело в полк. Врач полковой зафиксировал смерть и сказал, чтобы везли в дивизию. Это еще сорок километров при жаре больше 40°С. Когда подъезжали к авиабазе Баграм попали под обстрел. Всем пришлось залезть в БТР и полчаса находиться с телом убитого солдата. Удостоверить личность убитого смог только один человек – это был Александр Константинович. Не раз возникала мысль встретиться е родными погибшего Сергея, но не хватало мужества.
Горы зловещие, горы, облака на хребтах.
Погибают солдаты в этих горных местах.
По тревоге подняли, значит дали приказ.
Пожелали удачи в этот памятный час.
Погибают солдаты, как герои тех дней.
Умирали солдаты, защищая друзей.
Вот бесстрашно рванулся паренёк молодой.
Никогда не вернётся он уж больше домой.
Злая пуля сразила на Афганской земле.
Не хотел умирать он на чужой стороне.
Потемнело вдруг небо, на земле будет мрак.
Эхо смерти мгновенно пронеслось по горам.
Будут матери плакать день и ночь напролёт,
Но никто никогда сыновей не вернёт.
Возвращайтесь с победой, не теряя друзей,
Чтоб не плакали матери за своих сыновей.
Из 32 человек, привезенных в роту в декабре 1983 года, в феврале 1986 года уволилось 12 человек из того состава. Некоторые получили повышение по службе, некоторые лечились от желтухи и тифа в Союзе и больше в Афганистан не вернулись. Не обошлось без погибших и раненых.
Уезжал из Афганистана с чувством чего-то недоделанного, незавершенного. Очень уговаривали остаться контрактником, но я знал, как сильно ждут меня дома. Поэтому решение об увольнении было окончательное.
…Поезд мчится, и город родной
Нас встречает своей добротой.
Здесь два года назад
Провожала нас мать
Желторотых ещё солдат.
Открываю домашнюю дверь,
Человек я гражданский теперь…
Улетал с Кабула, когда в третий по счету ТУ-154 не влезло 15 человек. Пилот вышел на трап, посмотрел и пожалел. Махнул рукой заходить, просил стоять в проходе спокойно, не ходить.
Когда взлетели, в голове стучала только одна мысль: обошлось бы без «Стингера». Бывало такое, что и с «дембелями» самолеты сбивали.
С чувством исполненного долга вернулся Александр Константинович на родную землю. С огромной радостью встретили родные, близкие, друзья. И началась спокойная, мирная жизнь…да, он умеет работать, он сумел преодолеть физические и духовные травмы и в гражданской жизни стал настоящим мужчиной – сильным, надёжным, мудрым.
Дальше воин-афганец продолжал свой рассказ: «Думаю, что Афганистан – наше далекое прошлое, а жить надо нынешним и будущим. Еще меня не покидает мысль, что пройти такой путь нельзя без покровительства какой-то доброй силы».
Годы службы научили воспринимать чужую боль, как свою, понимать людей, ценить настоящую мужскую дружбу. Война научила делить невзгоды и радости. Последняя банка тушёнки, последний сухарь были общими. Там все на виду: и весельчак Серёжа, и добродушный Слава, и принципиальный Игорь, верные друзья Коля и Саша… Все понимали, что легче кому-то одному может быть лишь за счёт других, не позволяли перекладывать свою ношу на плечи идущего рядом. Каждый равняется на товарища и сам становится лучше. Служба научила тому, чему не учат ни в каких университетах. Научила выдержанности и решительности, закалила, проверила на прочность. Не только физическую, но и нравственную. Служба научила дружбе, мужской, серьезной, скупой на слова.
Прошли годы, стали ребята учителями и токарями, врачами и механизаторами, офицерами, учёными, но навсегда отложилась в памяти ночная тревога и бой за безвестный кишлак, о котором никогда и не слышали.
Александр Константинович награжден знаком «Воину- интернационалисту», медалью «От благодарного Афганского народа», «Семьдесят лет Вооруженным Силам», памятной медалью «Десять лет вывода войск из ДРА».
В ноге у него остался маленький осколок от гранатомета. Их всего было шестнадцать. Врач в госпитале помазал ранки зеленкой и сказал, что через несколько дней мышцы сами их вытолкнут. Пятнадцать осколков вышли, а один на память остался. Но не жалеет дядя Саша об этом, не жалеет и о годах, проведенных в армии.
Возвращаясь на Родину, солдат вспоминал строки:
Как не достаёт в Афганистане
Этих сосен и берёзок нам.
Как истосковались мы по дому.
А разлука длинная,
Как нить.
Разве может
Сердцe по-другому
Вдалеке от Родины
Любить?
Очень важными словами завершил свой рассказ воин- интернационалист: «Мы должны детям больше рассказывать о нашей истории, той далёкой и уже новой, о том, какая прекрасная у нас земля, каких людей она подарила миру. Надо не просто жить, учиться и работать на этой земле, а созидать и преображать её, всегда уметь её защитить. Надо забрасывать в сердца молодых людей зёрна добра, нравственности и высокой морали, чтобы они проросли хорошими всходами. Вот тогда и будет наша Беларусь сильной и процветающей».
Воины-интернационалисты… Наши земляки! Они по праву вошли в историю рядом с ударниками, стахановцами, первоцелинниками, фронтовиками и другими героями.
Спасибо вам, воины-интернационалисты, за стойкость и мужество, за верность и боевую доблесть. Вся наша страна гордится вами, наследники отцовской славы!
Чтобы ни говорили, чтобы ни думали, а вы сумели с достоинством и честью пройти огонь боёв и дым пожарищ… Чтобы ни говорили, чтобы ни думали, а вы знаете цену мужской дружбе, закалённой в огне, знаете, как оплакивать потери, вы честны перед совестью и своей памятью.
Чтобы ни говорили, а вы пройти сумели. Всё, что вам отмерила война.
И не зря сегодня вы надели ваши боевые ордена…
15 февраля 1989 года последний бронетранспортёр с нашими воинами пересёк мост Дружбы через Амударью, по фарватеру, через который проходит граница с Афганистаном. Замыкал эту
огромную колонну командующий 40-й армией Герой Советского Союза генерал-лейтенант Борис Всеволодович Громов. Всю свою боль вложил этот мужественный человек в такие строки:
Наша боль и опасений тень
С вашими тревогами слились,
Наконец настал последний день,
Наконец его мы дождались.
Кто вставал, кто падал под огнём -,
У судьбы не спросишь, что — кому,
Девять лет вы жили этим днём,
Девять лет с боями шли к нему.
Как измерить боль горячих ран?
Облегчить как горе матерей?
Будет сердце жечь Афганистан
И в объятьях Родины своей.
Верные присяге, убеждённые в том, что защищают интересы Родины и оказывают дружественную помощь соседнему народу, они лишь выполняли воинский долг. И наша святая обязанность – хранить память о них, как о верных сынах Отчизны.
Сражения кончаются, а история вечна. Ушла в историю и Афганская война. Но в памяти людской ей ещё жить долго, потому что её история написана кровью солдат и слезами матерей. Она будет жить в памяти. Будет жить в душах тех, кто в ней участвовал. Поколение, опалённое огнём, как никто усвоили военные и нравственные уроки той никому необъявленной, героической и трагической афганской войны.
Ещё долго будут тревожить всех нас голоса погибших и живых участников афганской войны. Эта война всегда будет жить в стихах и воинских песнях, напоминая о ненужности войны, о её трагизме и мужестве советского солдата.
Живи и помни. Какой бы ни была война — правой или не очень, она неизбежно заставляет нас страдать…
Из опалённого Афганистана Александр Константинович привёз записную книжку и расписанную салфетку, в которых оставили адреса однополчане и свои пожелания. Их бывший воин хранит как зеницу ока.
Учащиеся 4 класса Тевельского детского сада-начальной школы и Людмила ШЕЛЕСТ, классный руководитель.