От любви до нефти. Куда выведет Минск и Москву нефтяной спор и транзит власти

В декабре все ожидали, что Минск и Москва подпишут амбициозный план "интеграции". Российские оптимисты-имперцы и алармисты в остальном мире предрекали, что Россия начнет поглощение Беларуси, чтобы решить проблему 2024 года или просто поднять рейтинг. Скептики ждали, что стороны подпишут декларативные документы и по традиции заболтают их в процессе. 

Но все пошло по третьему пути – Минск и Москва не договорились даже о символических соглашениях. Вместо этого они по уже проторенной дорожке вошли в новогодний нефтегазовый конфликт, который может поставить крест на всем интеграционном диалоге. 

Диалог об "углублении интеграции" принято отсчитывать от «ультиматума Медведева» – в декабре 2018 года теперь уже бывший российский премьер заявил, что, если Минск хочет сохранить нефтегазовые преференции, то нужно выполнять "союзный" договор двадцатилетней давности.

За следующий год два правительства смогли почти полностью согласовать план хотя бы частичного сближения – гармонизации законов двух стран. Но к декабрю 2019-го в риторике сторон проявились два ключевых разногласия, которые застопорили процесс.

Первая проблема – неспособность договориться о порядке ходов. Это следствие кризиса доверия между Минском и Москвой – стороны слишком давно знают друг друга, чтобы верить на слово.

Поэтому Минск настаивал на выполнении своих условий еще до начала гармонизации правовых систем или параллельно с ней. Речь шла о том, чтобы Россия компенсировала белорусским НПЗ свой налоговый маневр в нефтяной сфере, а также продавала Беларуси газ по внутрироссийским ценам. Москва готова была обсуждать эти пряники только после реализации дорожных карт. 

Вторая, более серьезная проблема обнажилась в последний момент. Сначала Путин, а затем Медведев заявили, что интеграция будет неполной без наднациональных органов и единой валюты. По словам Медведева, эти вопросы описаны в 31-й дорожной карте, которую Минск не хочет подписывать.

С самого начала было понятно, что глубокая интеграция стран не может работать без общих институтов. Но весь год стороны, как будто сговорившись, делали вид, что могут изобрести велосипед по-новому – интегрироваться глубже, чем сегодня, но лишь на уровне законов, не создавая институциональную надстройку. 

После этого компромисс стал невозможен. Наднациональные органы и единая валюта теоретически приемлемы для Минска, только если в этих органах и вопросе эмиссии валюты Беларусь имеет равный голос с Россией. Невозможно представить себе российскую власть, которая на это согласится. 

Без таких гарантий даже разговаривать на эти темы для Лукашенко опасно – это торговля суверенитетом. 

Поэтому в своем интервью «Эху Москвы» он резко ответил президенту и премьеру России, что стороны давно договорились не обсуждать единую валюту и органы управления. А Медведев, который раскрыл содержание токсичной 31-й дорожной карты, мол, вообще не в курсе дел – его не было на последних переговорах, раздраженно заявил Лукашенко. 

К новому году Минск и Москва подошли без контрактов по нефти и согласованных цен на газ. Путин и Лукашенко созвонились дважды 30 и 31 декабря. Газовый вопрос они временно уладили – белорусский посол Владимир Семашко и глава «Газпрома» Алексей Миллер договорились сохранить прошлогоднюю цену еще на два месяца. 

А вот российская нефть 1 января перестала поступать на белорусские НПЗ. Корень разногласий в цене. Российская нефть для Беларуси дорожает из-за налогового маневра, и в 2020 году должна стоить 83% от мировой цены. 

Чтобы сделать поставки привлекательными для российских компаний, Минск последние восемь лет платил им небольшую премию – $10 за тонну нефти – и не хочет больше этого делать, ссылаясь на налоговый маневр и ухудшение качества нефти. Но эта мелочь, которая обходится Беларуси около $200 млн в год, стала лишь поводом для спора.

С белорусской точки зрения Москва сначала вывела нефтяной рынок за рамки Евразийского экономического союза, пообещав поставлять сырье без пошлины на белорусские НПЗ. А потом не только начала обнулять эти выгоды своим налоговым маневром, но и выставила политические условия для его компенсации.

Затем, когда в прошлом году в трубу попала грязная нефть, Беларуси, самой пострадавшей от инцидента, последней не выплачивают компенсацию и лишь на днях согласовали механизм подсчета ущерба. Когда Минск предложил возместить убытки через повышение тарифа на транзит нефти на 17%, «Транснефть» отказалась.

Ко всему прочему Минск теряет почти полмиллиарда долларов на отмене схемы перетаможки. По ней с 2017 года Минск согласился на цену на газ, которую считал завышенной, а Москва в порядке компенсации согласилась поставлять в Беларусь 6 млн тонн беспошлинной нефти, которую можно было просто перепродать по мировой цене. Эта схема истекла вместе с газовым контрактом 31 декабря прошлого года.

Отказавшись покупать нефть на российских условиях, Лукашенко пошел на принцип, не захотел стерпеть унижение. Нефть без премии согласились поставлять только компании Михаила Гуцериева, друга Лукашенко. 

Объем поставок – в несколько раз меньше того, что белорусские НПЗ планировали переработать за январь. По сути, они теперь работают в режиме минимальной загрузки, чтобы обеспечить страну бензином.

Первый сценарий дальнейшего развития конфликта – Минск принимает условия Москвы и соглашается продолжить платить $10 премию нефтяным компаниям. Это потеря лица, на которую Лукашенко сегодня идти не готов. Слишком много грозной риторики про альтернативную нефть звучало из Минска в последние недели, чтобы сейчас просто сдать назад.

Второй сценарий – уступает Москва. Либо правительство России придумает какую-то новую компенсационную схему типа перетаможки, либо нефтяные компании снизят свои переговорные запросы по просьбе Кремля.

Но пока не видно не то что желания Москвы уступать хоть в чем-то, но даже серьезного внимания к этой теме на фоне перестановок в правительстве и переписывания Конституции. 

По нефтяному спору российские чиновники отделываются общими фразами, очевидно заняв выжидательную позицию. Бывший вице-премьер Дмитрий Козак (24 января "Коммерсант" сообщил, что Путин назначил Козака замглавы своей Администрации - прим. БП) заявил, что нефтяные компании работают по законам рынка, значит, с ними Минску и надо договариваться.

Поэтому пока все идет по третьему сценарию, который анонсировал сам Лукашенко на экстренном совещании с белорусскими нефтяниками 31 декабря: если Россия не хочет уступать, мы будем искать другую нефть. 

20 января пришли первые новости с этого фронта. Минск закупил пробную партию норвежской нефти – 80 тысяч тонн придут через литовский порт Клайпеда. Затем белорусские нефтяники без уточнения деталей заявили, что скоро придут новые партии сырья от других поставщиков.

Специалисты говорят, что российская нефть хоть и дорожает, но до 2024 года остается дешевле, чем сырье на мировых рынках. Плюс труба – самый дешевый способ доставки. По оценкам Reuters, Минск переплачивает $20 только за транспортировку каждой тонны норвежской нефти.

К тому же транзитные возможности балтийских государств не безграничны. Даже если Литва и Латвия начнут по максимуму возить нефть поездами, они не смогут закрыть ежегодные потребности белорусских НПЗ. В этом году Беларусь собиралась импортировать 24 млн тонн нефти, а пропускная способность литовского порта в Клайпеде – 3 млн тонн в год. 

Задействовать другие нефтепроводы сложно. Поставлять нефть по «Дружбе» реверсом из Гданьска отказывается польский оператор PERN – у него обязательства перед сегодняшними покупателями российской нефти.

Есть черноморский путь поставок по нефтепроводу Одесса – Броды, но его запуск из сегодняшнего нерабочего состояния – небыстрый и дорогой процесс, возможный только при больших поставках и долгосрочных контрактах.

Поэтому 21 января Лукашенко признал, что без российской нефти обойтись не получится. И дал новую установку – снизить ее долю в белорусском импорте до 30–40%, даже если придется покупать нефть в других местах дороже.

Компромиссная развязка сегодняшнего нефтяного спора есть – немного уменьшить размер премии, которую запрашивают российские нефтяные компании – с $10 до, скажем, $5. Но и в этом сценарии налоговый маневр остается без компенсации, Минск недоволен и продолжает искать альтернативную нефть, а впереди сложные газовые переговоры. 

В такой ситуации диалог по интеграции зависает с обеих сторон. В России Путин сделал ставку на транзит власти через изменение Конституции. То есть идея остаться у власти после 2024 года, создав "союзное" государство с Беларусью, если когда-то и рассматривалась всерьез, то теперь явно потеряла актуальность.

Это не означает, что Москва вообще теряет интерес к интеграции. Просто теперь не останется влиятельных групп интересов, которые стали бы лоббировать неактуальный сценарий решения проблемы-2024. А значит, медийного шума и общего энтузиазма вокруг темы интеграции будет меньше. 

Кроме того, включается человеческий фактор. Когда российская система власти занята собственной перезагрузкой и сконцентрирована на внутренней политике, она не станет уделять много внимания мелочам вроде невнятных дорожных карт с Минском. 

А для белорусской власти единственный стимул играть в глубокую интеграцию был и остается связанным с конкретными нефтегазовыми выгодами от отношений. Если эта часть дружбы переходит на рыночные рельсы, то зачем Лукашенко вообще углублять какую-то интеграцию? 

Лукашенко хочет показать, что кнут против него не работает. Москва – что пряники кончились, вернее, что их политическая цена выросла. Диалог по интеграции в тупике и, скорее всего, останется там, пока что-то фундаментальное не изменит интересы сторон.

Это может произойти, если из-за конфликтов с Россией белорусская экономика придет в настолько плохую форму, что это поставит под угрозу политическую стабильность в стране. 

В таком случае Лукашенко начнет менять линию поведения, но не обязательно в сторону большей готовности интегрироваться. Вероятен и вариант осажденной крепости, когда внутренняя мобилизация режима пройдет под знаком внешней угрозы с Востока: затянем пояса и закрутим гайки, чтобы спасти суверенитет.

Курс Москвы на белорусском направлении начнет меняться, если в ее глазах отдаление двух стран станет выглядеть настолько рискованным, что будет решено сменить гнев на милость. Или на еще больший гнев...