«Чтобы попасть в миротворческую миссию, недостаточно быть просто врачом»

О подготовке к миссии, нелегких буднях в ливанском госпитале и достопримечательностях этой страны корреспондент МЛЫН.BY поговорила с уроженцем Узды, военным врачом-хирургом, подполковником медицинской службы медицинского отряда специального назначения 432-го Главного военного клинического медицинского центра Вооруженных Сил Сергеем Рубаником.

В интернациональном госпитале Ливана Сергей был два раза: с 2011–2012 запасным анестезиологом-реаниматологом, а в 2017–2018 — хирургом.

— Когда-то в школе заполнял анкету для учебно-производственного комбината (там ребят обучали первоначальным навыкам будущей профессии). Написал, что хочу быть врачом-хирургом. Почему так, не знаю.

После медучилища собирался поступать на военно-медицинский факультет, который тогда только открылся. Не получилось, и меня призвали на срочную службу в Вооруженные Силы. После демобилизации я снова поступал, но уже на педиатрический факультет, на платную форму. А через полтора года мне предложили перевестись на бесплатное обучение на военно-медицинский. Конечно, я согласился. После выбрал специализацию хирурга. Так и стал военным врачом-хирургом.

— После университета я служил в Слониме, в медицинской роте по специализации «анестезиолог-реаниматолог». Начальник медицинской службы спросил, согласен ли я поехать в Ливан в составе миссии ООН. Попросил время подумать, пришел домой, посоветовался с женой. Она у меня долгое время проработала операционной сестрой в медицинской роте, поэтому вместе решили: почему бы и нет. Мама очень волновалась, а папа переживал по-мужски, сдержанно.

Чтобы попасть в миротворческую миссию, недостаточно быть просто врачом. Без знания иностранного там нечего делать. Поэтому меня отправили на специализированные курсы в Военной академии. Там мы изучали английский язык, основы миротворческой деятельности, международное гуманитарное право, прошли морально-психологическую подготовку, специальную подготовку и многое другое.

— В первый раз в составе бригады были хирург, медсестра-анестезиолог, операционная сестра и я — анестезиолог-реаниматолог. Во второй — все то же самое, только я ехал в качестве хирурга. Мы вели прием, оставались на круглосуточные дежурства, оказывали неотложную помощь и проводили операции.

— На всех въездах находились блокпосты. Наша база находилась в полутора километрах от границы с Израилем. По всему ее периметру стояли двухметровые железобетонные плиты с колючей проволокой. Вход на территорию только по пропускам и ID-картам. Проживали врачи в отдельных комнатах, расположенных в сборных щитовых домиках. Средний медицинский персонал — в одной комнате. В каждой был стандартный набор: кровать, тумбочка, шкафы для одежды, стол, кресла, телевизор, музыкальный центр, видеоплеер и кондиционер.

— Все в новинку и, конечно, немного страшновато. Периодически там обострялись локальные конфликты. Но со временем ко всему привыкаешь.

— Все были: военнослужащие, гражданский персонал и их семьи, местное население, беженцы. Профиль заболеваний очень широкий, как и в любой другой стране, — болеют везде одинаково. Часто обращались с травмами после ДТП с участием мотоциклистов (там Правила дорожного движения вроде бы и есть, но люди ездят по каким-то своим законам), с порезами после плавания или подводной рыбалки, укусами рыб, с сезонными заболеваниями, ОРВИ. Были заболевания, о которых мы только слышали и лишь теоретически знали, как лечить. Например, впервые лечили у вернувшихся из отпуска людей малярию и лихорадку Денге.

Было такое, что одновременно зашивал лбы брату и сестре — одному справа, другой — слева. Они так столкнулись лбами, что рассекли надбровные дуги.

Еще был случай. Представьте: конец рабочего дня, все уже расходятся, и тут заходит мужчина, а из его ноги торчит гарпун. Он собирался заняться подводной охотой, вышел на берег с рыболовным арбалетом, поскользнулся на камне и выстрелил себе в ногу трезубцем. Помню, русскоговорящей женщине из миссии плохо стало, она сказала: «Все, я пошла домой», а я ответил: «А я пошел работать» (смеется). Для меня случай интересен был тем, что мы не знали из какого материала сделана эта стрела. Стоял вопрос, что делать: продлить разрез (что нежелательно, так как очень долго заживает) либо пилить трезубец. Мы решили позвонить в 911, чтобы нам привезли инструмент. Но пока они ехали, я попросил у медицинского инженера ножовку по металлу. Когда пациент увидел ножовку, я увидел в его глазах ужас. Я его успокоил: «Don’t worry. We won’t cut off your leg» (Не беспокойся. Мы не отрежем тебе ногу). Мы обезболили место ранения и за секунд пять отпилили острые концы — металл оказался очень мягким. Все закончилось благополучно. Он потом нам еще виноград носил, чтобы отблагодарить.

— Все, кто работал на базе, разговаривали по-английски. Но проблемой было то, что не все местные жители его знали. Понимать их было непросто. Тогда мы звали местных сотрудников госпиталя, они помогали перевести.

— Ярко выраженного обострения военного конфликта не было. Но мы слышали, когда шел обстрел Сектора Газа, были взрывы, даже ракеты запускали. В такие моменты вспоминаешь про бронежилет, каску и бомбоубежище. У нас, кстати, проходили тренировки на случаи тревоги. Мы надевали бронежилет, каску, брали «тревожный чемоданчик», в котором есть самое необходимое: вода, пища, средства гигиены, сменная одежда, аптечка.

— Физически — терпимо, морально — сложно. Первые три месяца держишься нормально, а потом, когда переваливает за полгода, невыносимо скучаешь по семье, родине и даже снегу. Не хватало смены времен года. Там этого нет. Даже дожди редко бывали. Первое время невозможно было находиться под солнцем — раза четыре душ принимал за день. В такую погоду ты спасаешься либо под кондиционером, либо где-то у воды. Тяжело было переносить жару, особенно с мая по сентябрь — тогда там температура доходила до +45°С. Семья помогала справиться морально: постоянно поддерживал с ними связь. И сам тоже настраиваешь себя позитивно — понимаешь, что никуда не денешься.

— В свободное время в основном занимались спортом — играли в баскетбол, футбол, волейбол, большой теннис. Ходили в бассейн и загорали. У нас были поездки на гору Хариса, в пещеру Джейта Гротто и ливанские кедровые рощи в Шуфском заповеднике. Но больше всего понравилось на горе Харисе: оттуда открывается шикарный вид на залив и Бейрут, высоченная и очень красивая статуя Девы Марии Ливанской и необычный по архитектуре католический собор Богоматери Ливанской.

— Еда была разнообразная: от морепродуктов до свинины, салаты, фрукты, овощи, мороженое и различные сладости. Единственное, чего не хватало, — это супов. А иногда устраивали дни национальной кухни определенной страны. Мне лично очень понравилась итальянская кухня.

— Индусам, индонезийцам, китайцам, бангладешцам, итальянцам, австрийцам и французам пришлись по вкусу уха, картофельное пюре, салат оливье и драники.

— Нет, в третий раз в то же место я бы уже не поехал: там уже не так интересно, все знаешь. Да и семья говорит: «Хватит уже, наездился. Побудь с нами» (смеется). Наверное, я перерос синдром путешествий, хочется уже побыть на родине. Но если прикажут — поеду, я же человек военный и подчиняюсь приказам.

— То что ты помогаешь людям.