«Я всегда чувствовала себя недолюбленной». Оля Полякова о цене успеха, политике и белорусских мужчинах
На интервью «украинская Леди Гага» Оля Полякова приходит в бейсболке, где четко обозначен ее титул: «Королева». Через несколько часов она появится на сцене «Прайм Холла» под созвучное приветствие бэк-вокалисток: «Королева, аллилуйя! Аллилуйя, королева!». И белорусы получат праздник, которого им так не хватает в повседневной жизни, а певица — огромную дозу любви от новой публики.
Или эта доза нужна не певице Поляковой, а маленькой девочке Оле, которая в ней — мегапопулярной артистке — до сих пор живее всех живых? Об этом она сама рассказала LADY в исключительно искреннем интервью.
— Оля, вы получили звание «Самая красивая женщина Украины» от журнала Viva…
— Точно. К тому же этой премии уже два года как нет, так что я третий год самая красивая.
— Вы тогда сказали со сцены, что в зале нет вашей мамы, потому что она не верит, что вы можете победить в этой номинации. Мама вам не говорила в детстве, что вы очень красивая девочка?
— Нет конечно. Мне кажется, все девочки, которые выросли в Советском Союзе, были обделены комплиментами и похвалой. Это было не принято.
Оля с мамой в детстве
А принято было вот что: быть скромной, а не красивой, воспитанной, а не смелой. Такие вот установки, которые в сегодняшнем мире совершенно не работают. И я со своими детьми (у Ольги две дочери: старшей Марии — 14 лет, младшей Алисе — 8. — Прим. редакции) совсем по-другому себя веду. Я своим девчонкам рассказываю, что они самые прекрасные и красивые, богини просто.
Хотя… Вот моя Маша вроде бы и любит себя, крутится перед зеркалом и даже не фотошопит лицо на фото, но все равно вижу, что есть в ней эта подростковая неуверенность в себе, сомнения из серии «всё ли со мной в порядке».
Дочери Оли
— А какой были вы сами в ее возрасте?
— Во-первых, я казалась себе уродом, если на моем лице не было тонны косметики, во-вторых, я была очень плоской и длинной. Поэтому кем меня только не называли: и шваброй, и жирафой, и шпалой… И всеми этими прекрасными названиями, которые так греют душу высоким девочкам. (Смеется.)
— Знаю, что вы нормально так хулиганили в школьные годы: лазили по крышам, воровали лампочки из гирлянды в магазинной витрине. Помните момент, когда остановились, посмотрели на себя и поняли, что вы не пацан, а молодая женщина, которая хочет и может нравиться мужчинам?
— О, я очень хорошо помню этот момент. Это было в Одессе: я отдыхала с родителями на море, и мне было лет 16. У меня было красное короткое платье, и я помню, как шла в нем по улице, а на меня все оборачивались. И я никак не могла понять почему.
А потом мама сфотографировала меня на камушке в купальнике. Помните, тогда по всему побережью стояли «Кодаки»: и нужно было сдать пленку на проявку, чтобы через пару дней тебе отдали фотографии.
Забираю фото, вижу этот снимок на камушке… И просто не верю, что вот это — я.
Я не видела себя такой, не понимала, что повзрослела. А тут, глянь, сидит такая — с ногами, с грудями, с талией… Такая уже красивая! Господи, я до сих пор эти эмоции помню. (Смеется.)
Тогда на меня и начали обращать внимание мужчины — мой первый был на десять лет старше меня. Кошмар какой-то, да?
С мальчиками-ровесниками у меня что-то никогда не складывалось… Думаю, дело в том, что я фактически выросла без родителей (отец Ольги был советским дипломатом на Кубе, позже — послом России в Уругвае, а мать часто к нему уезжала. — Прим. редакции) и пыталась «добирать» в отношениях внимание и опеку, которых мне не хватало.
— Оля, вы уже затронули эту тему: женщинам, которым сегодня около 30−40, трудно наладить отношения с собой. Советское детство загнало в определенные рамки, родители дали понять, что принцесс тут нет и просто не будет, а взрослая жизнь поставила в условия, где нужно быть и «успешно успешной» женщиной, и семейной кошечкой, и просто красавицей 24/7. В таких условиях мало кому удается держать «крышу» на месте и чувствовать себя счастливой. Но вам это, кажется, удается. Как вы к этому пришли?
— Только с возрастом и с приходом популярности, большой аудитории… И огромного количества подписчиков в Иинстаграме. (Улыбается.)
Как видите: сама собой, без оценки со стороны, уверенность во мне так и не проросла, к сожалению.
— Ну, как понимаете, не каждая женщина сможет собрать десятки тысяч слушателей на концерте и 2 млн подписчиков в инстаграме… И ей-то, обычной, что делать?
— Думаю, в 30 лет происходит неизбежное принятие себя. Я вот сегодня поспала два часа — вчера снимала клип с Винником и Потапом до трёх ночи. А в моем возрасте женщине нужно поспать минимум часов 10, чтобы выглядеть хоть как-то.
И вот я сижу сегодня утром — такая ненакрашенная, страшненькая, с пучком жирных волосиков на голове и с газеткой в руках, а Миша Ясинский (украинский продюсер. — Прим. редакции.) меня фотографирует.
Показывает, что получилось, и спрашивает: «Ну как?».
Ну как?! Ну не очень, мягко говоря.
Но я уже настолько к себе привыкла, настолько себя приняла, что в принципе и так сойдет. Да, это тоже я, так что размещай эту фотку, Миша, ради Бога, кому мне уже что доказывать…
Поэтому каждый раз, когда у меня спрашивают, как полюбить себя, как научить этому свою дочь, я говорю: «Ждите, это должно случиться. После 30 начинаешь дружить с собой. Начинаешь себя понимать, хвалить, жалеть…».
— А вы можете себя пожалеть?
— Обязательно! У меня, бывает, гормончики прыгают, как у всех девочек. И я уж тогда закрываю шторки, плачу, говорю: «Боже, лошадушка ты моя бедная, все на тебе ездят, никто тебя не пожалеет». Даже сейчас говорю — и хочется плакать. (Смеется.)
— Оля, знаю, что до того, как к вам пришла популярность, а вместе с ней осознание собственной ценности, у вас были отношения, в которых мужчина позволял себе поднимать на вас руку. И вы — девочка из хорошей семьи, которой было куда уйти — долгое время это терпели. Почему?
— Этот мужчина был конкретным абьюзером — теперь я знаю, что значит это слово. Тогда не знала. Но зато была в курсе, что он бандит и у него есть ОПГ. Я очень боялась.
И не зря, потому что когда я его бросила, мне подожгли дверь в квартире. Мама тогда увезла меня из города на три месяца. Но это не помогло. Меня все равно нашли и жестко избили. Я, кстати, еще никому этого не рассказывала, говорю впервые.
Остановить этот кошмар помогло только то, что после избиения я пошла в милицию. Сказала, кто это сделал, и на него завели уголовное дело. Сначала от меня пытались откупиться деньгами, а потом наконец оставили в покое.
— Трудно было после этого доверять мужчинам?
— Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус! Это ж очень по-женски. Да каждому я открывалась и верила: чему бы грабли не учили, а сердце верит в чудеса.
Видимо, нужно было этими граблями по лбу получить несколько раз, чтобы закрыться, а мне так — разочек прилетело, и я не сильно испугалась. Подумаешь, дверь сожгли и рассекли бровь. (Улыбается.)
Я, видимо, в тех отношениях карму отработала по полной. Потому что мой муж (Вадим Поляков — бизнесмен, в браке с Ольгой 15 лет, — Прим.редакции.) — совсем не похож на того человека, он другой. Вадим так меня окутал заботой, опекой, любовью, так хотел для меня всего лучшего, что есть в этой жизни… Я даже ожидать не могла, что кто-то будет так ко мне относиться и делать для меня такие вещи.
— Оля, вот вы же совершенно точно в каком-то личностном, житейском плане — очень умная женщина. Вам комфортно быть веселой дурой на сцене?
— Ну, почему сразу дура…
— Согласитесь, что героиня «Шлепок» не интеллектуальный чемпион.
— Она просто обманутая, несчастная женщина. Там трагичный текст:
«Я-то думала, что за мужчина
Ему я дочку рожу или сына
А он обыкновенный трепач, губошлеп
Любовь моя печалька, а шлепки — шлеп-шлеп»
У женщины трудная жизненная ситуация, у нее «любви последней погас уголек», а вы сразу — «дура».
— То есть, сермяжная правда и тяжелая женская доля…
— Именно! В этом секрет успеха. Я же не пою про, условно, «попу, как у Ким», у меня в каждой песне — драма, разбитая любовь и одинокая женщина, уходящая в ночь и стремящаяся стать ее королевой. И пусть на ногах у неё шлепки, но на голове — корона… (Смеется.)
У нас сейчас был невероятный концерт во Львове: 35 тысяч людей пришли смотреть на меня — блестящую такую и роскошную. И все так к этому подготовились! Девочки — в коронах, в платьях, на шпильках. Чувствуют себя королевами и знают, что надо вытереть слезы, стать красивой и обязательно попробовать быть счастливой.
Я вижу, что вызываю у людей улыбку, приношу им радость — и это такое чудо, такая сказка для меня. На два часа моего шоу они убегают от своих проблем, от идиотских новостей, которые запихивают нам в голову — и выходят из концертного зала абсолютно счастливыми. Ну, разве не круто? И чем это не миссия, скажите мне?
— Вполне себе миссия. Но вам не жалко, что вы столько лет отдали музыкальному образованию, закончили консерваторию, а теперь шлепают шлепки? Как вам в этом репертуаре себя вокально хотя бы проявить?
— Вы что, у меня в песнях невероятно задраны тональности, там такие модуляции! Я люблю и поорать на верхах, и повыть, как заправская черная певица. Девки в караоке, бывает, по пьяни дерут горло и пытаются хорошо спеть что-то из моего репертуара. Но мало что получается, потому что для этого нужен широкий диапазон голоса (у Ольги это 4 октавы — Прим. редакции). Так что как вокалист я реализована на все сто процентов.
— Тем не менее, иногда вы делаете заявки на серьезную лирику. Суперблондинка и Королева ночи — это просто трамплин к чему-то большему?
— Я искренне люблю то, что делаю сейчас — эту безбашенную дурастику — и абсолютно органична в этом. Я очень драйвовый человек, у меня много энергии, и просто стоять на сцене и размахивать волосами — мне было бы скучно.
Но поскольку мне уже не… Ну, скажем, не 25, а чуть больше, и в жизни было всякое, мне, конечно, хочется делать что-то еще, говорить со слушателями на серьезные темы.
— Оля, почему вам так нужно, чтобы вас обожали? Что стоит за этой потребностью в любви кучи незнакомых людей?
— Если бы прошла курс работы с психологом, чего не делала никогда в жизни, знала бы наверняка. А так для меня только интервью имеют психотерапевтическую силу: во время них я проговариваю важные для меня вещи.
Вероятно, дело в том, что я всегда чувствовала себя недолюбленной. Мамочка была очень красивой, накрашенной и вкусно пахнущей, но появлялась редко и казалась недосягаемой. Сейчас я стала такой же матерью для своих детей. Я для них тоже появляюсь, как ясное солнышко… Ужасно, с одной стороны.
А с другой: никто наверняка не знает, что хорошо в воспитании ребенка, и какие качества понадобятся ему во взрослой жизни. Может быть, ребенку пригодятся как раз не постоянная опека мамочки и зализывание ею ран, а возможность быть свободным, принимать решения и нести за них ответственность… Увидим.
Но это факт: мне до сих пор нужна любовь всех. И как можно больше любви! Мне мало любви мужа, детей и даже свекрови, которая меня просто обожает.
Вот после недавнего концерта мама мне позвонила с вопросом: «Что ты опять губы свои дуешь?». А свекровь, Фирочка Семеновна, сказала: «Ты гениальная актриса и певица! Как же у тебя на все хватает сил?! Оля, тебе нет равных!» (Смеется.)
— Знаю, что во время второй беременности перед вами стоял выбор — уехать со съемочной площадки шоу «Зірка+Зірка» на скорой — и лечь в больницу или остаться и, возможно, потерять ребенка. И вы сомневались.
— Да, это правда. Муж тогда просто взял меня за шкирку и спросил: «Ты больная, женщина? Что ты с собой делаешь?». А добавила продюсер шоу, которая сказала: «Давай, решай: или ты прямо сейчас возвращаешься на съемку, или твое участие в проекте закончено». Я просто охренела в этот момент, выключила телефон и на площадку больше не вернулась.
И меня, беременную, дисквалифицировали. Это как-то так «фу», правда?
Но тогда в нашей стране это было нормально. В этом же сезоне проекта участвовала беременная Настя Стоцкая — и с ней носились страшно, пылинки сдували! Если Настя не приезжала на съемку — ее снимали отдельно, в другой день. Ей было позволено всё.
Потому что она была певица из Москвы, а мы страшно любили москвичей, и всячески целовали их во всевозможные дырочки. В основном в ту, в которую принято целовать.
Это было ужасное время…
И, с одной стороны, я понимаю: все, что происходит между Украиной и Россией — это чудовищный ужас, которого быть не должно. Но с другой, эта ситуация помогла развить собственный музыкальный рынок. Наконец-то медиа и зрители повернулись к нам, украинским артистам, лицом. И мы из кожи вон лезем, чтобы сделать для них настоящее шоу, а не фанерим с клипом 20-летней давности за спиной. Сейчас, когда в Украину понемножечку начинают возвращаться гастролеры, слушателю есть с чем сравнить, чтобы сделать правильный выбор.
— Оля, раз вы затронули тему политики: весной вы заявили, что хотите создать политическую партию, которая будет защищать права женщин. Вы сами верите, что вас пропустят в этот мир?
— Да куда они денутся, а? За мной огромная армия, вот в чем круть.
Когда один министр культуры на концерте пытался залезть мне под юбку, а я его отшила, он сказал мне: «Ты что, не понимаешь, с кем имеешь дело?». А я ему ответила: «Вы прихОдите и ухОдите. А мы, артисты, со зрительской любовью, остаемся. И вы с этого поста уйдете — желательно, в тюрьму. А я здесь останусь. Так что не злите меня».
Так и случилось: ничего мне не сделали, и я уверена, что главное — не бояться.
— В вашей семье гендерные роли уже сместились: муж взял на себя значительную часть забот о быте и детях. Как он, человек бизнеса, на это подписался?
— У него шо, был выбор? (Смеется.)
Муж знал, на что он шел. Знал, что я всегда буду заниматься карьерой, что это для меня главное, что он должен помочь мне во всём. И он сделал это.
Он отдал мне все свои деньги, все свое время, и всю свою жизнь положил к моим ногам. Я не могу быть неблагодарной за это.
Но проблемы все равно неизбежны, когда, как вы сказали, в семье смещаются гендерные роли. Когда женщина перестает быть той девочкой, которая с широко открытыми глазами смотрела мужчине в рот, и становится с***ой, которая качает права и показывает, кто в доме хозяин.
Конечно, моему мужчине, который по сути своей альфа-самец — это очень тяжело, и я вижу, что он как будто прячется в ракушку. Пытаюсь стать мягче, но это очень трудно.
Потому что когда ты уже села на коня и научилась махать шашкой, трудно с этого коня слезть и пойти пешком. С конем и шашкой ведь гораздо быстрее все получается.
Но я стараюсь это в себе поменять. Потому что мне очень не хочется потерять этого мужчину. Мы очень близкие люди, и кайф наших отношений в том, что нам даже не нужно разговаривать, чтобы абсолютно друг друга понимать. Мне хочется сохранить всё это.
— Про украинских мужчин немного поговорили, теперь давайте про белорусских. Как вам наш белорус, Георгий Колдун, с которым вы познакомились в этом году на кастинге «X-Фактора»?
— Он прекрасный, он совершенно удивительный!.. Юморист, потрясающий вокалист, красавиц-мужик. Всё при нём! Георгий — абсолютная мечта всех женщин.
Но, к сожалению, он такой… Немного мягкий и нерешительный, очень скромный. А я знаю, что судьба человека — в его характере. И, наблюдая за ним, я понимаю, почему так долго и непросто складывается его карьера. А еще вижу, что на него давят прошлые неудачи.
Меня часто спрашивают: «Как это — быть такой смелой?». Я не всегда была смелой! Я была невероятно ссыкливой и зажатой. Но успех дал мне крылья.
И если к Георгию придет вот этот успех — они у него тоже вырастут, и он станет суперзвездой. Главное, чтобы люди в него влюбились — у него для этого есть все данные. И я очень хочу, чтобы это с ним случилось.
— Оля, сейчас у вас, плюс-минус, есть всё, к чему вы шли последние 15 лет. А еще через 15 — какой вы себя видите? Страшненько думать про эту цифру?
— Вчера на съемках клипа я была в образе драг-квин, такая… королева трансвеститов. Прическа, ресницы, платье — всё максимально гипертрофировано и безумно. И вот я смотрю на себя в зеркало, вижу Шер и понимаю, что мне смело можно дать все 70.
Посмотрела-посмотрела и решила: моё! Возьму на заметку, лет через 25 пригодится. Заменю себе шейку бедра — и буду жечь дальше!