Подопытное сердце. Как пса Флюка спасали из вивария и почему ему не могут найти дом

Флюк встречает нас у ограды, где висит табличка: «Осторожно, злая собака». К Флюку эта надпись не имеет никакого отношения: пес до сих пор любит людей. Хотя с его опытом он мог бы развешивать таблички с надписью: «Осторожно, люди». По биографии Флюка можно снимать фильм (тем, кто плакал на «Хатико», лучше не смотреть): сначала попал к людям, которые изувечили его морду, после — в пункт усыпления на Гурского, оттуда — в виварий, куда его забрали как смертника.

Флюк выжил, но ему опять не повезло: его товарищи по несчастью давно нашли дом, а за ним уже год как никто не приходит. Сегодня делимся историей, которую он не может рассказать сам.

— Ничего не понимаю… Чем объяснить, что такой чудесный пес никому не нужен? — задается вопросом Наталья, в чью жизнь Флюк вошел около года назад. — Никаких проблем ни с психикой, ни со здоровьем, ни с характером… И это с его-то судьбой.

Никто не знает, что происходило с Флюком до прошлой весны. Вероятно, он был очень симпатичным, толстолапым щенком: Флюк — метис лабрадора. Совершенно точно жил в доме, с человеком, поскольку был ручным и доверял людям. А потом Флюк попал в отлов и пса привезли на Гурского, откуда и началась публичная часть его жизненной истории.

— В сообществе, где состоят люди, которые помогают животным, попавшим в пункт усыпления, опубликовали пост о том, что в виварий БелМАПО («Белорусская медицинская академия последипломного образования». — Прим. редакции) забрали четырех собак для проведения опытов.

Отбирали тех, с которыми проще всего иметь дело: добрых, контактных, доверчивых - тех, кто сами шли к человеку. Волонтеры называют таких животных «перспективными», потому что у них больше шансов найти дом, — объясняет Наталья.

В случае с этой четверкой шанса не было ни одного: волонтерам, которые принялись звонить в БелМАПО, пояснили, что собак забрали для вивисекции, после которой они не выживут.

— Сказали, что это отработанный материал, который после утилизируется, — вспоминает Наталья.

(Вивисекция — проведение прижизненных хирургических операций над животным с целью исследования функций организма (либо извлеченных отдельных органов) — Прим. редакции).

Животных тогда забрали по заказу РНПЦ «Кардиология»: операции должны были проводить на живом сердце собаки, а после — изъять его «для дальнейшего изучения».

Наталья признается, что до сих пор вспоминает с ужасом тот период жизни: в распоряжении был всего 21 день — именно столько собаки должны были формально отстоять на карантине. В каких условиях они будут существовать все это время, что с ними будут делать, а главное — как спасти их сердца в прямом смысле слова — не было ясно.

Разговоры об этическом моменте не помогли:

— Мы вытягивали собак всем миром: писали и звонили в БелМАПО не переставая, — говорит Наталья. — В ответ услышали: «У нас есть заказ, и нам нужен материал. Хотите забрать этих четырех собак — привезите взамен других».

Никто из волонтеров не взял на себя смелость решать, кому жить, а кому стать смертником, поэтому вариант с заменой собак отмели сразу. Попробовали дать ситуации огласку с помощью петиции — не помогло.

Наталья вспоминает, что градус напряжения с каждым днем становился выше: было ясно, что остается все меньше времени до того момента, как собак разрежут — и спасать будет некого. По мнению девушки, отчаяние людей, неравнодушных к судьбе животных, и, как следствие, огромный общественный резонанс помогли не спустить дело на тормозах.

— Я помню, как в обсуждениях появилась девушка по имени Ангелина и написала: «А сейчас давайте без эмоций: что еще мы можем сделать, чтобы спасти их?». И она стояла до конца в переговорах по вызволению собак, хотя обстоятельства этого не позволяли: двухлетний ребенок, сессия и отсутствие машины, которая была просто необходима, чтобы мотаться по этим инстанциям.

Ситуация сдвинулась с мертвой точки, когда к борьбе волонтеров присоединился квалифицированный юрист.

— Не думайте, никто не сжалился над собаками. Ни у одного человека в этой системе мы не увидели даже сочувствия к ним, — делится Наталья. — Просто оказалось, что эти очень нужные и важные для людей опыты (это я цитирую) проводят на необследованных и больных животных. А потом собираются учитывать эти данные в работе с людьми?

Мы связались с юристом Анастасией Жаврид, которая занималась этим делом:

— Выяснили, что договор был заключен между «Фауной города» и БелМАПО, по которому «Фауна» обязывалась поставлять здоровых животных для исследований.

Животных забирали десятилетиями. По крайней мере еще в 2009-м году за собаками приезжали регулярно, насколько мне известно — раз в 2 недели. Тогда на них проводились исследования, после которых они выживали: правда, возвращали их на Гурского в ужасающем состоянии. В этот же раз сказали прямо, что собаки не выживут и забрать будет нечего.

Использовать ли «человекоориентированных» животных-компаньонов в подобных экспериментах, в каждом конкретном случае должна решать этическая комиссия. И, как выяснилось, она у нас есть: формально они заседают и принимают эти решения. Но наладить с ними диалог в тот раз не вышло.

Равно как и с этической комиссией: в таких исследованиях должны выполняться обязательные международные этические нормы по содержанию животных и обращению с ними.

Но то, что увидела я, та информация, которую получила о состоянии собак в нашем виварии, — это действительно ужасно. Даже для меня, работающей по теме жестокого обращения с животными не первый год.

То, что нам удалось победить, я связываю, во-первых, с общественным давлением — это тот случай, когда наши люди проявили себя молодцом. А во-вторых, с тем, что нам удалось доказать: бездомные животные, не прошедшие надлежащих обследований и имеющие в анамнезе массу заболеваний, не могут быть материалом исследований. Это не релевантные опыты, а пустая трата рабочих часов и денег.

То, что все собаки на Гурского находятся в рассаднике инфекций и не могут быть здоровы, очевидно для каждого волонтера. Но у нас были и конкретные доказательства: одна из собак, которую забрали на опыты, только-только перенесла тяжелейшее заболевание — пироплазмоз (переносчики этой болезни — иксодовые клещи. — Прим. редакции). Мы взяли выписки из ветклиники — и прилагали их к обращениям.

Мы доказали, что забирать животных с Гурского для проведения каких-либо опытов — неправомерно. И если это случится еще раз, будем подавать в суд. Но надо признать, что за прошедшее время сообщений о том, что собак с Гурского снова забирали в виварий БелМАПО, не было. Правда, и доказательств того, что такие исследования прекращены в принципе, нет.

Я как юрист убеждена: нам просто необходимо наладить диалог между зоозащитниками и представителями медицинского сектора. На сегодня этого диалога нет — и от этого все проблемы.

День, когда можно было забрать собак из вивария, Наталья вспоминает, как один из самых счастливых:

— «Товар» вернули по накладным с жутким поносом и мочой странного цвета. В частной клинике предположили, что собак уже начали готовить к операции и, возможно, это побочное действие иммунодепрессантов — препаратов, которые подавляют иммунные реакции организма.

Но, по нашему мнению, это может быть просто следствием условий содержания в виварии, а до этого — на Гурского. Что касается вивария, то, судя по фотографиям, это какие-то холодные зарешеченные камеры. Ну, а Гурского — место, где собаки сидят в собственных фекалиях, а щенки вечно умирают от энтерита (хроническое воспалительное заболевание тонкой кишки. — Прим. редакции).

Возвращаясь к нашей теме: какие в таком месте могут быть «образцы для опытов»? Одно дело — исследования на лабораторных животных. Если опустить этический момент, это хоть как-то можно объяснить: их вырастили в специальных условиях, они не контактировали с внешней средой, не переносили заболеваний либо история их болезни известна врачам.

А когда собака носится по улице, а после попадает туда, где подхватывает всевозможные инфекции — о какой чистоте эксперимента мы можем говорить? Какие результаты в таких условиях можно получить?

В случае с Флюком и его товарищами результат был один: собаки выбегали из вивария так, что, по воспоминаниям волонтера, их невозможно было удержать. Запомнили, где выход, — и неслись туда по прямой со всех ног.

А дальше был почти хеппи-энд. Ириска, которая перенесла пироплазмоз и благодаря этому спасла и себя, и других собак, нашла дом на просторах Скандинавии, Сэм — он испугался сильнее всех — оттаял в новой семье, которая оплатила его перелет в Варшаву, Акела (девочку долго лечили и оперировали) забрали для счастливой жизни в частном доме, где нет цепи и вольеров, зато есть мягкие качели, на которых она любит отдыхать.

А вот Флюк — самый беспроблемный и абсолютно здоровый, «хороший мальчик» в полном смысле этого слова — начал скитаться по передержкам. И длится это долгое путешествие к собственному дому уже больше года.

— Главное для Флюка — быть с человеком, — рассказывает Татьяна, женщина, что взяла пса на передержку. — Даже если все собаки будут играть на улице, этот обязательно засунет свой нос в комнату, чтобы найти тебя и остаться с тобой.

Он и компаньон, и охранник, и «старший по группе»: когда наши Белка и Рыжик начинают дурачиться, мутузить друг друга, он обязательно подойдет — и заставит их разойтись. (Смеется.)
Очень спокойный, добрый, порядочный пес. Такой, знаете, «положительный мужик». Другие собаки могут не слушаться, он — никогда.

Когда мы уезжаем от Флюка, он смотрит на нас через ограду, не реагируя на других собак, которые играют друг с другом и «зовут» его к себе:

— У меня сердце рвется, когда я вот так уезжаю от него, и вижу, как он смотрит вслед, — делится Наталья. — Несправедливо с ним судьба обходится. Хотя у нас в принципе мало животных, к которым она справедлива.

Я никогда не могла себе представить, что вот так увязну в теме зоозащиты. Но когда в прошлом году столкнулась с этой ситуацией и начала копать вглубь — была поражена масштабами беды и равнодушия людей. Если для меня собака или кот — член семьи, то для многих это имущество, которое должно отработать свое: например, всю жизнь сидеть на цепи и гавкать, а потом отправиться на свалку.

Я часто задаюсь вопросом: почему у нас так? Ведь те же соседи-поляки могут по-другому. Возможно, потому что у наших людей много проблем, а значит, и много злости: посмотрите, что творится на дороге, на рынке, в очередях поликлиники. Но дело вот в чем: пока мы не изменимся сами, не спасем в себе человека — ничего и не поменяется. Ни для животных, ни для нас — людей.

Если вы хотите помочь Флюку или подарить ему дом, у вас есть возможность напрямую связаться с куратором собаки, позвонив или написав в Viber: +37529−657−81−48 (Наталья)