Осень мифологии. Власть как символ и привычка

Всякий политический режим стремится к максимальной легитимности. Пропаганда помогает ему в этом. При этом необходимо различать пропаганду и миф. Первая – обоснование второго. Хрестома­тийные примеры общественно-политических мифов, подкреплённых мощной пропагандой, известны каждому: нацистский – об арийской расе, большевистский – о всемирной пролетарской революции. 

Однако нельзя считать мифотворчество уделом одних лишь тоталитарных режимов. Демократиям оно также присуще, хоть их мифы не столь явственны. Глобализация – типичный пример такого рода.

В Беларуси один политический режим существует уже более четверти века. Он также создал свои устойчивые мифы. Один из ключевых утверждает, что сильная президентская власть – это наиболее приемлемый вариант для хаотичной постсоветской действительности. Якобы в этом случае практически исключено превращение государства в заложника олигархии, как в России 1990-х или в Украине. 

Этот посыл был поддержан государственной пропагандой. Каких-либо проблем у неё не возникало: Россия ельцинского периода, проводившая децентрализацию всех областей общественной жизни, «поставляла» внушительное число негативных примеров. Они свидетельствовали о «нашей» правоте. 

Как следствие, будучи персонификацией указанного мифа, Александр Лукашенко стал для многих граждан нашей страны и России эталонным борцом с постсоветской смутой и несправедливо­стью.

Спустя 25 лет после избрания первого президента Беларуси многие бывшие почитатели разочаро­ваны в нём. Тем не менее среди беларусов всё ещё сильна вера в то, что у главы нашего государства есть как минимум одно неоспоримое достижение: он-де не допустил превращения Беларуси в олигархическое государство сродни Украине и России. Хотя подобный ракурс давно устарел. 

Олигархия – это, прежде всего, положение, при котором небольшая группа людей, далеко не всегда включённых в формальные государственные институты, оказывает существенное влияние на политическую жизнь страны. 

В этом смысле Россия была под определяющим влиянием олигархии в 1990-х гг. Так, если бы не поддержка со стороны крупных фигур российского бизнеса, Б. Ельцин мог и не переизбраться на пост президента в 1996 г. 

В наши дни российская бизнес-элита не воздействует на ключевые политические процессы, но использует государство для обогащения – например, участвуя в крупных инфраструктурных проектах.

Таким образом, из крайне активного субъекта олигархия превратилась в сервильное сообщество, готовое доказывать государству свою лояльность, располагающее взамен долей участия в экономиче­ской повестке властей правом на обогащение путём эксплуатации своих разветвлённых связей.

В этом смысле Беларусь и Россия стали значительно ближе, чем в 1990-х гг. Наша страна меньше, и не имеет тех активов, которыми располагает Российская Федерация. Следовательно, площадь соприкосно­вения власти и бизнеса значительно меньше. Но суть этого взаимодействия очень похожа на то, что мы наблюдаем у соседей. 

Как и их российские коллеги, они участвуют в различных проектах, инициированных государством, а в случае необходимости прикрывают неблаговидные, но полезные для страны начина­ния, такие как «схема с растворителями» и поставками санкционных товаров в Россию. 

При этом, как и у соседей, в Беларуси нет речи о каких-либо политических амбициях бизнес-сообщества.

Таким образом, налицо частичная эрозия той картины, которая в совокупности с прочими составила миф о «сильной власти» в нашей стране. Однако нет признаков того, что это беспокоит главу Беларуси и его окружение. Вероятно, они сознают, что размывание мифоло­гии – первый шаг к демонтажу Системы, но действий по её обновлению не предпринимают. 

Скорее всего, это связано с тем, что Лукашенко утратил интерес к политике. Он уже давно оставил для себя лишь три роли. Первая – государственный деятель, управленец высшего звена. Вторая – символ постсоветской Беларуси, историческая фигура. Третья – дипломат-миротворец регионального масштаба. 

Политику он отбросил за ненадобностью. В условиях прочно устоявшегося персоналист­ского режима она видится как преодолённая необходимость.

В данной связи уместно сделать ремарку о том, что в 2018–19 гг. у части аналитического сообщества появилась надежда на возрождение беларуской политики в связи с наметившимся транзитом власти. 

Однако на нынешнем этапе обсуждать это всерьёз едва ли возможно, учитывая практически полное отсутствие информации о намерениях первого лица и его склонность к политическому лавированию. 

На фоне всевозможных умозрительных конструкций, создаваемых экспертами, ещё более монолитным кажется намерение первого лица заполнить собой очередную президентскую каденцию. Тем самым Лукашенко лишь продлит существование привычной политической модели и осень «своей» мифологии.