Cергей Варивода: Презумпция виновности

Принцип презумпции добросовестности субъектов хозяйствования не решает проблему практического применения ст. 33 Налогового кодекса.

       Дискуссия бизнеса и государства вокруг реинкарнации норм почившего в бозе Указа № 488 в еще более опасном для бизнеса обличии статьи 33 Налогового кодекса в последнее время набирает обороты. Выскажусь и я.

       Во-первых, с моей точки зрения подавляющее большинство бизнесменов, попавших «под каток» 488-го, прекрасно отдавали себе отчет в том, с кем и какие сделки они совершают. Чего уж греха предпринимательского таить, не мало бизнесов, крупных и не очень, в нашей стране взросли из «партнерства» с лжепредпринимательскими структурами.

       Другое дело, когда лес рубят - щепки летят. И пресловутый человеческий фактор с погонами на плечах вылазит боком и добросовестному предпринимателю. То есть тому, кто не имел преступного умысла, направленного на искажение налоговой базы с последующей ее  наличной монетизацией. И если таковых, безвинно наказанных по надуманным причинам, был даже процент, или десятая доля процента, то власти обязаны исключить подобные эксцессы из правоприменительной практики.

       А как? В качестве панацеи предложен принцип презумпции добросовестности, звучавший через слово в речах участников специально созванного 29 августа в Верховном суде совещания в формате «круглого стола».

       Но я вот что думаю, а что, презумпция добросовестного поведения налогоплательщика, пока не доказано иное, является решением проблемы? Или презумпция невиновности спасает от следственного изолятора и суда с обвинительным приговором?

       Презумпция – это своего рода отсрочка на период пока не докажут. Или кто-то сомневается в том, что докажут?

       Коль уж власть и бизнес перешли на принципы, то гораздо уместнее, на мой взгляд, опереться на общедозволительный принцип права: разрешено все, что прямо не запрещено законом.

       Если та или иная норма законодательного акта запрещают определенный вид деятельности, определенные сделки, действия или бездействие субъекта хозяйствования, то только при умышленном нарушении запрета должна наступать ответственность по ст. 33 НК.

       Меня, например, удивляет позиция авторов разъяснения Верховного суда о применении на практике ст.33 в части возможного привлечения к ответственности по 33-й индивидуальных предпринимателей, оказывающих услуги управления, если будет доказано (кем? и насколько убедительно?), что гражданско-правовые отношения подменяют отношения трудовые.

       Так ведь только что с подачи КГК в Налоговый кодекс внесена в составе статьи 171 норма, которая ограничила отнесение на затраты расходов плательщиков на оплату услуг управляющих в размере превышающем предельный уровень оплаты труда руководителей, работающих по договорам трудового найма.

       Если этого не достаточно, может проще просто запретить этот вид предпринимательской деятельности, а не создавать обстановку неопределенности, когда любого и всегда можно привлечь к ответственности. Презумпцию виновности бизнеса в нашей стране никто не отменял.

       Кстати, о ней. Общеизвестно, что основополагающим принципом юридической ответственности является ответственность за вину. Нет вины – нет ответственности. И с этим вроде согласны и участники вышеупомянутого «круглого стола». Во всяком случае, на словах. Во всяком случае, наконец-то, прозвучал тезис о недопустимости привлечения к ответственности за виновные действия третьих лиц.

        В кои –то веки мы громко сказали о неприличной для страны практике привлечения к ответственности за правонарушения, совершенные иными лицами.

       Виновно иное лицо – а отвечаете вы. Нонсенс?  Дабы сгладить ощущение абсурдности, в свое время в законодательство об административных правонарушениях внедряется понятие вины юридического лица.

       И если с виной физического лица все более-менее понятно и тем же Верховным судом неоднократно разъяснено, то вина юридического лица представляется неким размытым понятием. Читаем статью 3.5. Кодекса об административных правонарушениях:

Юридическое лицо признается виновным в совершении административного правонарушения, если будет установлено, что этим юридическим лицом не соблюдены нормы (правила), за нарушение которых предусмотрена административная ответственность, и данным лицом не были приняты все меры по их соблюдению.

Главная проблема юридической конструкции административной ответственности юридического лица связана с субъективной стороной любого противоправного деяния. Ведь и в случае с административной ответственностью обязательным условием является вина, понимаемая как психическое отношение лица к своему деянию. Однако юридическое лицо, будучи юридической фикцией, не может иметь никакой психики и, соответственно, непосредственно к юридическому лицу понятие вины не применимо. Очевидно, что вина юридического лица воплощается в виновном поведении его руководителей или представителей.

Нынешняя конструкция ст.3.5. КоАП не предполагает наличие вины руководителей или законных представителей организации в качестве основания признания виновными действий организации, а оценочное понятие «все меры по их соблюдению» дает широкое поле для толкования на практике.

На мой взгляд, в ст.3.5. КоАП необходимо увязать вину юридического лица с виновными действиями его руководителя, представителей, направленных на умышленное нарушение конкретных нормативных предписаний, запретов:

Юридическое лицо признается виновным в совершении административного правонарушения, если будет установлено, что этим юридическим лицом не соблюдены нормы (правила), за нарушение которых предусмотрена административная ответственность, и руководителем или уполномоченными представителями данного лица совершены виновные действия (бездействие), направленные на нарушение норм действующего законодательства.

В таком случае выстраивается некая логическая цепочка: виновно должностное лицо – виновна организация – есть основания привлечения к административной ответственности.

А пока контролеры будут фантазировать на тему «все или не все меры по соблюдению законодательства» предприняты субъектом хозяйствования, ничего хорошего от применения на практике таких норм, как ст. 33 НК, не будет.

Презумпцию же добросовестности целесообразно направить на защиту других законных интересов бизнеса. Например, при корректировке таможенной стоимости на ввозимые товары, возложив бремя доказывания на таможенные органы.

Дискуссия о принципах в октябре переместится на площадку Совета по развитию предпринимательства. Надеюсь, на своем поле бизнес сыграет лучше, чем на выезде.