«Стыдно рассказывать!» Татьяна Мархель: её одевали поросята, она звала папу в дымоход, играла проститутку и лишилась госпремии за хулиганство
Актриса откровенно рассказала о себе в программе «В людях».
«Мама продавала поросят и за эти деньги нас одевала, в школу отправляла»
Татьяна Мархель, народная артистка Беларуси:
Трое детей было, я – младшая. В колхозе работали, был такой юмор – за палочку, трудодень. Мама держала большое хозяйство, у нас была свиноферма. Я помню, 13 было: поросёнок, весенние, осенние, свиноматка и маленькие. Мама возила их в Смолевичи, продавала поросят и за эти деньги она нас одевала, в школу отправляла.
«Затопила печь, и мы звали в дымоход: «Папочка, возвращайся домой! Мы тебя ждём»
Татьяна Мархель:
Помню, когда налетали немцы, у нас партизанский край был очень сильный, то вся деревня убегала в болото, оно было просто рядом, очень недалеко. И папа меня нёс на шее.
Мама осталась после войны, папа погиб под Кёнигсбергом. Сказала: «Зовите, дети, папу с первым дымом». Затопила печь, и мы звали в дымоход: «Папочка, возвращайся домой! Мы тебя ждём». Она говорила: «Он вас слышит, дети». Мне очень не хватало папы.
«И говорю: «Вот, я получила роль проститутки, мне бы хотелось посмотреть, какая это профессия»
Татьяна Мархель:
Я получила роль проститутки. В 60-ые годы, в то время, учили в институте, что нужно изучить профессию человека, а потом играть, знать про его профессию, биографию составить. Ну и я говорю в театре: «Мне же надо выучить эту профессию». И кто-то мне посоветовал сходить в ресторан. Я пришла, подошла к администратору и говорю: «Вот, я получила роль проститутки, окончила институт, мне бы хотелось посмотреть, какая это профессия, познакомиться». Стыдно рассказывать! Он говорит: «Да что знакомиться?! Вон за столиком сидят и воду пьют, идите и садитесь». Пришла и села: «Добрый день!» «Добрый день!» Пьют воду, пьют воду, потом начали танцевать и приглашать.
Я так всё смотрю и мне что-то становится страшновато. Тут художник наш появился: «Таня, что ты тут делаешь?» Я говорю: «Я изучаю роль, проститутку ж мне дали в театре». Говорит: «Пошли! Ты что, смеёшься?! Тут уже делят девушек!»
Я пришла на следующий день в театр, и столько было смеха – все смеялись с меня: «Ну как ты, Таня!» Глупая была.
«Очень не люблю у рыбы вырезать глаза». Татьяна Мархель в 12 честных ответах на неожиданные вопросы
«Я поцеловалась в 20 лет. И это была, конечно, катастрофа»
Вадим Щеглов, СТВ:
А в Вашей жизни много парней было?
Татьяна Мархель:
Извините, я поцеловалась в 20 лет. И это была, конечно, катастрофа.
«Он сказал мне: «Танюнька», – я думаю, папа так бы мне сказал»
Татьяна Мархель:
В театральном институте, когда я поступила, и у меня сразу не получалось, очень такая была неуверенность, всё-таки, деревенский человек, знаете.
Например, я говорила «ськидка», «сьметана», с меня очень смеялись, что я говорила мягкое «с». Так обо мне говорили: «Ну, эта – скидка и сметана». Я была в таком подвешенном состоянии, чтобы меня не отчислили, потому что первый курс был под вопросом – не раскрывалась.
И тогда мне Докутович, наш руководитель курса однажды после: «Это ты так начала брать отрывки, много работать!» Он видел, один ему понравился, он сказал: «Танюнька, ну молодец!» Вот он сказал мне: «Танюнька», – вот я думаю, папа так бы мне сказал, наверное.
«Не думала, что в Нью-Йорке будут слушать мои песни, и у афроамериканца течёт по чёрной коже слеза»
Татьяна Мархель:
Когда я ехала из дома, чемодан купила в Смолевичах, села в автобус и поставила чемодан рядом с собой, на сиденье. Люди стояли, говорят: «Девочка, ты что чемодан свой…» Я думаю: «Как я могу на пол его поставить? Я чемодан купила! Еду с ним в мир». Но, конечно, мне сказали поставить рядом. Я ехала, думала: «Какой этот мир? Какие люди? Какое что?» Это было так интересно. И прошли годы, и так сложилось, особенно из витебского театра всё, что интерес этот во мне был для людей, именно то, что у меня было дома, там. Это был такой фундамент. Я не думала, что там где-то в Нью-Йорке будут слушать мои песни, и у афроамериканца течёт по чёрной коже слеза.
«Когда у меня случилось это с мужем, с меня сняли Государственную премию БССР за хулиганство в отношении любовницы»
Татьяна Мархель:
Когда у меня случилось это с мужем, распалась семья, короче говоря, с меня сняли Государственную премию БССР за хулиганство в отношении любовницы, его исключили из партии. В общем, это было в советское время. Можно было не так серьёзно. Но в обкоме партии были дамы и они решили, ну не знаю, – наказывать по всему. Ну, не знаю, так случилось. И я попросила перевести меня в Минск, потому что я не могла работать там.
«Развод был 30–го. 31-го – Новый год. Я думаю: «Господи, сейчас заплачу». И знаете что? Я встала и запела!»
Татьяна Мархель:
Развод был 30–го. 31-го – Новый год. Девчонки мои легли спать. Стояла ёлочка в доме в Витебске. Я думаю: «Ну вот, Новый год. Я одна сижу около ёлки». Думаю: «Ну, Таня, поздравляю тебя с Новым годом».
Я встаю и думаю: «Господи, сейчас заплачу». И знаете что? Вот когда реакции на сцене бывают неожиданные, и в жизни бывают. Я встала и запела! Я запела: «Выпьем за тех, кто командовал ротами, кто замерзал на снегу, кто в Ленинград пробирался болотами, горло ломая врагу»,
Вы же в интервью вспоминали, что обида была долгая на мужа за то, что он так поступил.
Татьяна Мархель:
Вот потому что глупая была. А теперь я стала мудрее и остыла.
Вадим Щеглов:
И простили:
Татьяна Мархель:
Конечно!
«Предлагали выйти замуж в Австралию, под Мельбурн»
Татьяна Мархель:Были случаи… Я осталась одна с детьми и мне предлагали белорусы, которые живут в странах, выйти замуж. Мне предлагали в Австралию, под Мельбурн.
Вадим Щеглов:
И что бы Вы там делали в той Австралии!
Татьяна Мархель:
Конечно! Смешно! И в Бельгии был тоже жених, сватали нас. Я была, я видела, я ничего, так сказать… Каждый решает свою судьбу, как считает нужным. Но одно дело – я здесь, дома.
«Наверное, Мархель ездит на какие-нибудь Канары. Где же она тут будет сидеть, автобуса ждать»
Вадим Щеглов:
А люди узнают Вас?
Татьяна Мархель:
Сижу, еду в театр. И женщина смотрит. Ну, думаю, сейчас начнётся. Она говорит: «Вы так похожи на артистку Мархель». Я говорю: «Да, мне все говорят, что похожа». Она говорит: «Ну вот только… Вы отличаетесь от неё». Я говорю: «А чем я отличаюсь от артистки Мархель?» «А Вы не обидитесь, если я скажу?» Я говорю: «Ну, говорите». Она говорит: «Ну, она такая, знаете… У них же, у артистов, жизнь совсем другая. А я смотрю, Вы…»
Я говорю: «Да, я в Ратомке живу, у меня там огород. Я – учительница белорусского языка, преподаватель. Теперь на пенсии». «Да, наверное, Мархель ездит – куда они там ездят – на какие-нибудь Канары или что. Где же она тут будет сидеть, автобуса ждать».
Вадим Щеглов:
У Вас тут так скромненько – огородик такой, не фазенда.
Татьяна Мархель:
Какая фазенда, люди мои? Одинокая женщина с тремя детьми, какая фазенда?
Вадим Щеглов:
А кухню каких стран Вы больше любите? Итальянскую или, например азиатскую? Или Вы – не гурманка?Татьяна Мархель:
Нет. Много внимания я этому не уделяю. Сало. Нормально если засолить или подморозить.
«Я научилась медитации. Смотрела как колышутся деревья, веточки, листья. Это так завораживает»
Вадим Щеглов:
Какую роль в своей личной жизни Вы считаете главной?
Татьяна Мархель:
Знаете, я так и сказать не могу. Роли все, как дети.
Вадим Щеглов:
Что такое «играть молчание»?
Татьяна Мархель:
Когда пришёл к нам Анисенко, первый спектакль поставил «Женщины Бергмана». И дал мне эту роль – это шведская певица знаменитая. А я всегда больше простолюдинок играла. Рядом со мной играла Сидоркевич медсестру. Хорошо нам было работать с ней. Мы вдвоём. И я думаю: «Ну вот, актриса, столько текста, молодая, красивая. А я хожу – кто на меня будет смотреть?»
Во-первых, я всё продумала: каждую минуту – про что я думаю.
Во-вторых, я научилась неожиданно медитации. Потому что для того, чтобы сконцентрироваться на своих внутренних… про что я думаю, я смотрела на деревья, как колышутся деревья, веточки, листья, и музыка могла позвучать. Это так завораживает-завораживает. Ты в этот канал въезжаешь-въезжаешь-въезжаешь. И тогда ты можешь быть абсолютно на сцене.
Ну вот так, приблизительно, я сижу. И всегда облака плывут почему-то в такт музыке. Так медленно.
Везде, где были фестивали, я уже обязана это сказать – я получала призы за лучшую женскую роль. И когда мне давали приз, я говорила: «Ну, это дают мужчины, потому что они впервые видят женщину, которая молчит».
