Владимир Полупанов, "АиФ": — 27 марта участники «Технологии» анонсировали пресс-конференцию, где собираются рассказать «всю правду о распаде группы и твоём уходе из неё». Ты там будешь?
Роман Рябцев: — Нет, конечно. 29 марта я дам свою пресс-конференцию. Участники «Технологии» (или, вернее, того, что от неё осталось) решили устроить мне публичную порку. Директор коллектива Алексей Филимонов неоднократно писал мне, что они готовят массированную кампанию по очернению меня в глазах общественности. «Все узнают про твои будни», — заявил он, будто я ежедневно съедаю на завтрак по младенцу. Поскольку я давно ни с кем из них не общаюсь, ничего про «мои будни» они не знают. Да и не знали никогда. Поэтому сначала придумали притянутый за уши повод: презентацию нового гитариста. Если бы они рекрутировали в группу Слэша или Владимира Кузьмина, это был бы повод. А собирать пресс-конференцию, чтобы объявить о том, что они взяли себе гитариста из группы «Комиссар», смешно. Поэтому решили заодно рассказать об «истинных причинах ухода Рябцева из группы».
Истинная причина одна: «Технология» окончательно скатилась в ретро, а мне хочется развиваться и делать музыку в той стилистике, в которой хочу. Доходило до смешного: директор группы, который должен заниматься концертами, стал диктовать, какие песни нам надо писать. «Песни, которые ты пишешь, не подходят группе, — сказал он как-то мне. — Ты предал идеалы синти-попа». Чушь какая-то! «Раз так, — ответил я, — то забираю новые песни в свой сольный альбом».
— Почему вы так плохо расстались? Неужели нельзя было всё решить полюбовно?
— 16 декабря 2017 года на гастролях в Петрозаводске я объявил о том, что это мой последний концерт в составе «Технологии». Записал видеообращение, дал несколько интервью, где подробно рассказал о причинах ухода. И начал публиковать сольные песни. У них на этой почве «пуканчик бомбанул». Заказчики спрашивают: «А где Рябцев?» «Рябцева нету», — отвечают им. «А будет ли песня „Странные танцы“?» «Да, будет, но петь её будет Владимир Нечитайло». Поёт он эти песни, мягко говоря, отвратительно. Поэтому дела у группы всё хуже и хуже. Они хотели вернуть меня и неоднократно прибегали к шантажу. Поняв, что вернуть не удастся, решили утопить меня в дерьме, чтобы я исчез с музыкального горизонта. Думают, наверное, что, если утопят меня, на них будет больше спрос.
Я сдержанно ко всему относился, особо грязью никого не поливал. Считаю, что лучше доказывать делами и новыми песнями, а не скандалами. За год и три месяца, прошедшие с момента расставания, я выпустил 8 новых песен. А группа «Технология» — ни одной. Они записали одну песню, которую написал Лёня Величковский 5-6 лет назад, и до сих пор её не обнародовали. Я её тогда послушал и забраковал, потому что она написана «левой ногой». Причём текст сочинил какой-то поклонник с фанатского форума. Поэтому считаю,что эта пресс-конференция — просто шаг отчаяния.
— Это правда, что ты запретил оставшимся участникам «Технологии» исполнять твои песни?
— Да. Но они их всё равно поют. Даже сделали попурри из песен, которые я пел в группе («Странные танцы», «Песни ни о чём», «В память о тебе» и т. д.). Меня это, конечно, бесит.
— А что имел в виду директор, говоря, что расскажет про «твои будни»?
— Он утверждает, например, что я не плачу алименты жёнам (у меня трое детей от двух жён). Но это же элементарно можно проверить, зайдя на сайт судебных приставов и посмотрев, числюсь ли я в списках должников. Меня там нет, так как алименты плачу исправно. Ещё он утверждает, что я попал под влияние Марии Перовой (моего менеджера), что она меня чуть ли не психотропными наркотиками накачивает, что я сошёл с ума и поэтому ушёл из группы. Это тоже не прокатывает. Все, кто знает Машу, понимают, что она адекватный человек. И всё это бред. Филимонов был директором «Технологии», но я его уволил в 2017 году ещё до своего ухода. Как только я ушёл, он вернулся.
— И решил тебе отомстить?
— Ну да. Ещё он утверждает, что я якобы должен ему денег за то, что продаю песни, права на которые принадлежат ему.
— А он пишет песни?
— Нет, конечно. Он почему-то решил, что песни, которые я пишу и выпускаю, принадлежат ему. То есть всё, что я написал в составе «Технологии» и сольно, принадлежит ему.
— На каком основании? У вас был подписан контракт?
— На своем лейбле, который был специально создан для выпуска песен «Технологии», в 2006 году он издал один наш альбом: «Носитель идей». Но пиара у альбома не было, на радио ни одна песня с него не попала. Филимонов просто выпустил диск, а потом стал втирать мне, что права на каждую новую песню я обязан отдавать ему. Что якобы по этому поводу существует некий договор. Я посмотрел все договоры, ни одной строчки на этот счёт там нет. Это его больные фантазии. Я с трудом себе представляю такой договор. Он ещё рассуждает о том, что я предатель, что я всех кинул. Выходит забавно: по его же логике получается, что группа существовала исключительно благодаря мне и я её тянул на своих хитах.
— Ты заранее уведомил коллектив о своём уходе или ушёл внезапно?
— Заранее. О том, что доработаю до конца 2017 года и уйду, я сообщил Нечитайло за 4 месяца.
— Сколько у группы было концертов в 2017?
— 18-20 в год. Это очень мало.
— Как Нечитайло отнёсся к твоему уходу?
— Мы какое-то время работали без Филимонова и вели на пару с Вовой все концертные дела. На каких-то площадках от нас требовали всё «техноложество» начала девяностых, а небольшие клубы не готовы были приглашать всю группу. Просили чего-нибудь позитивнее и современнее. И мы с Нечитайло договорились: если просят меня сольно, я выступаю один. Но потом выяснилось, что Нечитайло скрывал от меня информацию, не давал заказчикам номер моего телефона. Когда я его напрямую об этом спросил, он ответил: «Рома, а что ты хочешь? Ты конкурирующая организация». После этих слов я окончательно понял, что с этой группой меня больше ничего не связывает. У нас был так называемый общественный фонд, куда откладывались деньги с каждого концерта. Уходя, я ничего не стал оттуда брать себе, оставил Нечитайло право распоряжаться этими деньгами.
— Это большая сумма?
— Нет, в районе 1,5 млн рублей. Тем не менее.
— А сколько стоила «Технология», когда ты там работал?
— В 2017 году мы скатились до копеек. За концерт в московском клубе, который лично я отменил, потому что посчитал, что за такие деньги выступать позорно, нам предлагали жалкие 170 тысяч рублей. Самое неприятное, что стали звать исключительно на «дискотеки 80-х». Хотя группа выпустила первый альбом в 1991 году. Меня от самого формата этих дискотек тошнит. Совершенно не люблю отечественную музыку того периода. У меня масса новых песен в новом звуке. А нам говорили: «Нужны старые хиты „Технологии“ в прежнем звучании». Надоело.
— Я послушал твои новые песни «Наша тайна», «Вернуться домой», «Весна», «Хватит спать». Мне показалось, что их можно было исполнять в рамках «Технологии».
— Нельзя. Там больше упор на гитарное звучание. И в этих песнях нет места для вокала Нечитайло. Вова в последнее время стал очень плохо петь. Я ругался с ним, заставлял пойти к преподавателю. Но его всё устраивало. Перед записью одной новой песни я все-таки убедил его пойти к преподавателю. Он несколько недель ходил, тренировался, после чего очень хорошо спел. Но всё равно постепенно стал петь хуже и хуже, к тому же забывал слова на сцене. И я за него допевал. Стыдно было находиться рядом на сцене!
— Насколько успешен твой сольный проект?
— Песня «С Новым годом!», которую я выпустил 1 декабря 2018 года, очень хорошо зашла: была в ротации на 140-160 радиостанциях. Попала даже на Like FM, плейлист которой составляется по топам «Вконтакте». Плюс впервые с 1994 года моя песня появилась в хит-параде «Звуковой дорожки». В новогоднюю ночь с 31 декабря на 1 января я играл два концерта в Геленджике. И толпа на городской площади эту песню сразу подхватила. А под «Реальную любовь» народ отплясывал гораздо энергичнее, чем под старые хиты. Я и старые песни тоже пою, но в новом звучании, переработал их полностью. Группе «Технология» заказчики постоянно ставили условия: обязательно должны быть такие-то и такие-то старые песни, а вот новых не надо. Мне таких условий не ставят. Что хочу, то и пою.
— Ты не обсуждал этот конфликт с Лёней Величковским? Он же тоже автор песен и стоял у истоков создания коллектива.
— Величковскому плевать на это. У него есть Бузова и другие проекты, на которых он зарабатывает деньги как композитор и продюсер.
— Но его песни группа до сих пор поёт.
— По сравнению с Бузовой там такие копейки, что его этот проект и этот скандал вообще не волнует.
— В какой-то момент группа «Технология» распалась, а в 2003 году снова объединилась. Почему?
— Возник спрос. Пошли косяком ретро-дискотеки. И нас просили: «Соберитесь, народ вас хочет». Всем нужна была обязательная программа из проверенных временем хитов, от которых меня уже тошнило. И я себя постоянно ловил на том, что думаю, стоя на сцене, о чём угодно, только не о песнях. Например, о том, зачем я столько съел за обедом. Или какой был вкусный супчик.
— В основном о еде?
— Не только. Всякая бытовуха в голову лезла. Пел на автомате.
— Последний альбом «Технологии» был выпущен в 2009 году?
— Это даже не альбом, а макси-сингл.
Вся эстетика «Технологии» давно устарела. Это было ново и свежо в начале 90-х. Сегодня народ на такую музыку не ходит и не слушает.
— То есть прошло 10 лет. А новые песни почему не записывали?
— Мы записали несколько новых вещей, которые исполняли только на концертах. Но так их и не выпустили. Новый материал от нас никому не был нужен. На мой взгляд, вся эстетика «Технологии» давно устарела. Это было ново и свежо в начале девяностых. Сегодня народ на такую музыку не ходит и не слушает. Это музыкальное направление (синти-поп, техно-поп) скончалось.
— Если идея давно устарела, почему вы её так долго эксплуатировали?
— Был какой-никакой спрос.
— Честно говоря, я всегда считал «Технологию» плохой калькой с группы Depeche Mode. В вашем случае всё было очень вторично.
— В одном из интервью в 1993 году я объявил приз в 5 тысяч рублей (огромные деньги по тем временам) тому, кто найдёт у нас плагиат. Никто эти деньги так и не заработал. Это всё издержки железного занавеса, недостатка информации.
— Прямых заимствований в музыке, может, и нет, но сама стилистика — это же калька.
— Кожаные куртки тогда носили все музыканты, начиная от Джона Бон Джови и заканчивая Сандрой, «Мистером Твистером» и Богданом Титомиром. У Титомира даже прическа была куда более квадратная, чем у нас. Такую техно-поп-музыку в восьмидесятые и девяностые играли тысячи групп. У нас в стране Depeche Mode стали священной коровой, не знаю, почему. Хотя из этого жанра мне всегда больше нравилась группа Camouflage. Depeche Mode я никогда не любил.
— А чьей идеей было нырнуть под крыло продюсера Юрия Айзеншписа?
— Лёни Величковского.
— В музыке он не разбирался, известность у вас какая-никая уже была. Зачем он вам был нужен?
— Да, в музыке он совсем не разбирался. И всегда это признавал. К его чести надо сказать, что он один раз попытался влезть в творческий процесс. Приехал к нам на студию и сказал: «Ребята, может, здесь саксофон нужно добавить?» В техно-поп! Был послан по известному адресу и больше никогда не лез в процесс создания песен.
— Айзеншписа можно было безболезненно послать?! Не верю.
— Но это было.
— И что в ответ?
— По-разному. Однажды даже грозился убить нас и закопать. Когда мы от него ушли, прислал к нам бандитов. Мы им описали всю ситуацию. И они встали на нашу сторону: «Юра, ты не прав». Айзеншпис был ещё тот подонок.
— Почему?
— Очень нечистоплотный. Он всё время нас обманывал, не выполнял обязательства по контракту. Поэтому мы с ним проработали от силы год. С концертов нам доставалось 40%, ему — 60. Я, например, получал 7,3% с концерта. После трёх аншлаговых сольников во Дворце спорта в «Лужниках» мы не получили ничего. Юра нам говорил: всё, что заработано, отдано за аренду зала, рекламу и телесъёмку концерта. Потом мы поехали в тур. И Айзеншпис сказал, что мы ещё не рассчитались за «Лужники» и надо несколько концертов в туре отработать бесплатно. Помню, в Краснодаре у нас был уже восьмой концерт после «Лужников». И Юра опять нам говорит: мы ещё должны. В конце концов мы разозлились и дали девятый концерт без его ведома, чтобы себе хоть что-то заработать. Мягко говоря, он обворовывал нас со страшной силой. По контракту должен был заниматься нашим пиаром и продвижением. В самом начале сотрудничества сидел на телефоне и обзванивал журналистов. «Напишите про „Технологию“». Но запала у него хватило ненадолго.
— Но это же работало? Про вас писали?
— Какое-то время писали. Но на телевидении эфиров у нас не было. Мерзейший клип «Нажми на кнопку» показали один раз. Я с уважением отношусь к Мише Макаренкову (режиссёру клипа — Ред.), но он снял откровенный трэш. Деньги на второй клип на песню «Странные танцы» мы из Айзеншписа выбивали полгода. В результате и этот клип получился хреновым. 80% пленки оказалось засвечено. И вместо того, чтобы переснять, режиссёр смонтировал из того, что осталось. Запись второго альбома мы выбили из Айзеншписа забастовкой: заявили, что просто перестаём ездить на концерты. Тогда он прямым текстом сказал нам, что мы ему надоели. «Вы будете кататься, пока на вас есть спрос. Я из вас выжму все соки. А когда будете неинтересны, пошлю на...», — сказал он. И мы решили уйти первыми.
— Если вы ему надоели, почему нельзя было расстаться полюбовно?
— Потому что «корова давала хоть сколько-то молока». Спрос на нас был хороший, потому что Айзеншпис нас очень дёшево продавал. Можно было поднять цену раз в 20. Но он брал количеством...
— На чём Айзеншпис строил ваш пиар?
— Пиар строился на том, что Айзеншпис по старой лагерной привычке вставал рано утром и с 8 утра доставал звонками журналистов. Кого-то подкармливал. Наша песня «Холодный след» вдруг оказалась на первом месте в хит-параде. Хотя хитом она никогда не была. И в газете была опечатка: исчезла буква «с». И песня под названием «Холодный лед» фигурировала в хит-параде несколько недель. Хотя в действительности хитом в тот момент была «Нажми на кнопку». Это было явно «продавленное» Айзеншписом место, как говорится, ему было проще дать, чем отказать.
Когда сяду писать мемуары, обязательно напишу об этом. И о том, как нас задолбала группа «Кино».
— Почему?
— Любой музыкой, даже очень хорошей, можно перекормить. Айзеншпис сажал нас перед телевизором и ставил запись очередного концерта «Кино». «Смотрите, как было круто!» — говорил он. И мы сидели и смотрели по двадцать пятому разу. До тошноты. Он нас пытал песнями «Кино». Поэтому со времен альбома «Группа крови» и позже я эту группу не люблю. У них там появился чрезмерный пафос: «Попробуй спеть вместе со мной, вставай рядом со мной».
— В твоей песне «Хватить спать» тоже сплошной пафос: «Слушай мой приказ! Мы начинаем. Стройся на раз и два!»
— Да. Там есть пафос. Она написана как протест против всего на свете: любых режимов, рамок, ограничений, системы. Мне очень не нравится, что всех снова загоняют в комсомол и КПСС.
— В каком смысле?
— В прямом. Я снова вижу признаки давления идеологии и запретов. Недавно перед выступлением организаторы попросили меня прислать тексты песен. На предмет того, нет ли там чего-нибудь крамольного. Последний раз такое было в 1986 году, когда я носил литовать тексты песен в комитет комсомола. Чиновники вдруг озаботились тем, что делают люди в искусстве, и пытаются его регламентировать. Тревожные звоночки.
Я уже не говорю про идиотизм на телевидении, когда в фильмах замазывают сигареты. В районе губ у героя мутное пятно, а потом он берёт пулемёт и крошит врагов: кровь, мясо, кишки. Это можно показывать. А дымящуюся сигарету — нет. Столько маразма опять выползает!
— Я читал твои негативные посты про нашу современную поп-музыку. Чем она тебе не нравится?
— Тем, что там ничего не изменилось со времен «Песни-85»: сплошной Лепс и Лолита. Только саунд стал поплотнее, даже аранжировки остались теми же: цыганско-кабацкими. Кто-то из музыкантов мне похвастался: «Мы пишемся на студии „Салам“ в Твери». Так это же главный рассадник совкового звука. Я послушал, что они записали, и с первых тактов всё ясно: те же самые барабаны, так же звучит голос. Такое ощущение, что там есть несколько шаблонов: быстрая песня, средняя, медленная. И вот они по ним и шарашат. И всё это потом поставляется на «Русское радио». И звучит всё одинаково.
— А Лепс чем тебе не угодил?
— Это кабак. Я не слышал ничего, кроме «Рюмки водки». Но как-то мы с ним работали в одном концерте. Слушаю на саундчеке, как играют музыканты, и думаю: «Блин! Рок! Всё звучит круто! Чума!» Но выходит Лепс и начинает петь — кабак! «Рюмки водки» в разных вариантах другими словами. Он столько лет пел в ресторане. Это не вытравляется. Помнишь Шуфутинского, когда он только вернулся из Америки и вдруг решил стать модным? Сделал песню «Чёрный пистолет». Ну это же стыдоба! У него там какие-то чувачки рэп читают, барабаны хип-хоповые, он сам весь из себя такой рэпер. Но это всё равно кабак. Только с Брайтона. Это как из кошки пытаться сделать сторожевую собаку. Не получится, хоть ты тресни.
— И рэп для тебя тоже...?
— Скажу словами Паука (Сергей Троицкий — Ред.): «Рэп — это кал». А русский рэп — кал вдвойне.
— Хуже, чем кабак?
— Когда наши рэперы, у которых прыщи не сошли, начинают петь свое «я вырос на районе, у меня тяжелая жизнь», я думаю: «Посмотри на себя, мажор. Какая у тебя тяжелая жизнь?!» Единственный рэп, который был хорош, — это дурацкий, смешной, веселый рэп «Мальчишника». Это было веселоё стебалово! Но, когда люди всерьёз изображают что-то из себя, — «Йо, мазафака» — это маразм!
Изначально рэп — это музыка торговцев наркотой и бандитов из неблагополучных американских районов на окраинах. Если раньше мальчик влюблялся в девочку, брал гитару, бутылку портвейна и шел на лавочку во двор петь ей песни, то сейчас мальчик садится за ноутбук, берет пиратскую программу, нарезает бит, вставляет гарнитуру за 2 тысячи рублей, зачитывает рэп. И кидает его девочке на «стенку» во «Вконтакте». Это способ самовыражения людей, которые не умеют играть и петь.
— И батл между Оксимироном и Гнойным ты тоже смотрел?
— Если мне захочется вызвать рвоту, я пойду в туалет и засуну два пальца в рот. Я слышал несколько песен Оксимирона в интернете (они их называют «треками»). По музыке это даже не вторично, а третично.
Может быть, когда-нибудь и русский рэп перерастёт из количества в качество, но мне кажется, что будущего у него нет. Разве что на зоне вместо шансона когда-нибудь будут петь рэп, стуча вилками по алюминиевым кружкам.
— В этом году ты празднуешь тридцатилетие творческой деятельности. Как будешь отмечать?
— Я веду отсчёт с 1989 года, когда впервые поехал на гастроли за деньги в составе дуэта «Прощай, молодость». 15 ноября будет сольный концерт в зале «Вегас Сити Холл», где будут принимать участие всякие звездные гости. В 2020 году мне исполняется 50 лет, и в планах — «Крокус Сити Холл», будет юбилейный концерт и исключительно новые песни. Я понял одну печальную для группы «Технология» вещь: в 2003 году, когда мы воссоединились, еще можно было хайпануть на этом. Но сегодня время безвозвратно упущено. Все, кто хотел, купили и послушали на концертах песни «Технологии». Если бы я продолжил исполнять «Странные танцы», «Нажми на кнопку» и т. д., то просто сошёл бы с ума.
Неожиданно для меня один журналист решил написать про меня книжку. Я слегка обалдел. А потом прочитал новость о том, что группа Louna к своему десятилетию выпускает про себя книгу. И подумал: «Если они себе могут это позволить, почему человек не может написать про меня к моему пятидесятилетию?» Журналист берёт интервью у разных людей (у меня в том числе). Что получится, не знаю. Условие такое, что книжку до выхода я не увижу. Так писалась биография Стива Джобса. Он сам выбрал автора — своего самого непримиримого критика — и сказал: «Хочу, чтобы ты написал книгу обо мне. Не хочу знать до её выхода, что там будет». В результате появилась объективная и жёсткая биография.