1863 год в Брестском уезде. Репрессии и последствия восстания
Практически сразу после начала весеннего этапа восстания в Брестском уезде была сформирована уездная военно-следственная комиссия по розыску участников восстания. По некоторым сведениям её возглавил командир Псковского пехотного полка полковник Дзеконский. К сожалению, до нашего времени подробных сведений о составе и деятельности этой комиссии практически не сохранилось. Известно то, что почти все участники восстания, арестованные на территории Бреста или Брестского уезда, проходили через следственное сито именно этой комиссии.
Повстанцы одного из отрядов
Первые повстанцы, взятые в плен на территории Брестского уезда и отконвоированные в город, появились ещё зимой 1863 года. Это были бойцы из отряда Романа Рогинского, отставшие от основных сил, либо получившие ранения. Они сразу же были помещены в казематы Брестской крепости, где ими занялись офицеры расквартированного гарнизона.
граф. В.А. Бобринский
С началом весеннего этапа восстания и периодическим появлением на территории Брестского уезда повстанцев Казимира Нарбута и Яна Ваньковича из города стали уходить в леса наиболее патриотически настроенные его жители. В мае 1863 года власти сигнализировали «г-ну Начальнику Гродненской губернии» о «неизвестно куда отлучившихся» жителях города. По сведениям властей «пропали» сыновья одного из брестских чиновников Каэтан и Аврелий Добровольские, писари магистрата Зенон Яхимович и Валериан Добржинский, дворянин Афанасий Кванишевский, купеческий сын Ипполит Пашкевич, писарь предводителя дворянства Болеслав Топчевский, писарь земского суда Антон Шапкин, писари дворянской опеки Пётр Рыбницкий и Александр Паевский, писарь уездного суда Юлиан Гродский. В дальнейшем список «пропавших» пополнили чиновники более крупного масштаба: секретарь магистрата Франц Бартновский и заседатель уездного суда Киприан Бучинский. Позднее они были взяты в плен при разгроме отряда Нарбута.
Архивные документы показывают, что в среднем в Бресте содержалось примерно около сотни бывших участников восстания: в ноябре 1863 года их было 93, а в декабре – 101 человек, в своей основной массе представителей дворянского сословия. В тюрьме находились не только жители города и уезда, но также «пришлые» – из Кобринского и Пружанского уездов. Значительное число также составляли жители Царства Польского, к сожалению, их сословная принадлежность не была установлена. Все они были взяты в плен из отряда Флориана Стасюкевича. Примечательно нахождение в каталажке двух иностранных граждан – подданного Пруссии Вильгельма Гейтеля и подданного Австро-Венгрии Иоганна Смотера. Как правило, большинство этих узников после тщательного разбора были отпущены на свободу под поручительство и надзор полиции. Военно-следственная комиссия жёстко карала тех лиц, которые были взяты в плен непосредственно с оружием в руках и совершили тягчайшие преступления, в частности убийство или грабёж. Также под особое внимание попали помещики, по собственной инициативе снабжавшие повстанцев продуктами, финансами и оружием. Так, помощь продуктами и деньгами отряду Казимира Нарбута оказывали помещики Пётр и Леон Залевский, Николай и Юзеф Линкевичи, Теофил и Лаврентий Токаржевские, Александр Маньковский и Михаил Грушевский.
Казимир Нарбут
В общей сложности из Бреста и Брестского уезд через сито следственной комиссии прошло 190 бывших участников восстания: как участвовавших в вооружённой борьбе, так и теми или иными средствами оказывавшими помощь. Из них 116 человек составляли именно представители дворянства. Иногда власти в своём старании доходили до смешного, сами того не осознавая. По требованию гродненского губернатора графа Бобринского была организована проверка на лояльность докторов и чиновников Бреста и Брестского уезда. Бюрократия во все времена не отличалась особой оригинальностью и брестские врачи – Фома Бундескул, Исай Раим, Милослав Буржинский, Лев Анцыпа, Феликс Володкевич, Болеслав Зданский, Леонтий Иванишевский, Карл Кобринец, Михаил Бурминский, Людвиг Пучневский за подписью уездного военного начальника получили следующие письма: «Прошу сообщить мне, какого Вы вероисповедания, где воспитывались, с которого времени занимаетесь практикой, не были ли в коронной (военной) службе, и если были, то когда уволены и в каком чине». Ниже следовала маленькая приписка: «не были ли в мятежных шайках?». Это письма были разосланы по адресам постоянного проживания докторов и были получены ответы, заверяющие власти о полной лояльности этих людей. Интересно, а кто, находясь в полном здравии, напишет иное?
Уже после полного подавления восстания власти еще долгое время выявляли не только активных участников восстания, но и лиц, им сочувствующих. Так, из Брестского уезда на конец 1864 года было выслано 99 крестьян (с семьями) во внутренние регионы России. Половина из них была отправлена «под надзор губернатора» в Калужскую и Тульскую губернии. В числе помещиков, лишившихся своей собственности за участие в восстании, лидером по Брестскому уезду оказался крупный землевладелец Павел Ягмин (поставщик отрядов Ромуальда Траугутта и Казимира Нарбута), чьи имения в Брестском и Пружанском уездах были проданы за 165000 рублей серебром. Также в список подлежащих обязательной продаже вошли имения Александра Вильчевского (продано за 40000 руб. серебром), Георгия Гажича (42000 руб. серебром), Тита Пусловского (19780 руб. серебром), Павла Понихвицкого (5849 руб. серебром), Ксаверия Карчевского (8001 руб. серебром), Елены Понихвицкой (2650 руб. серебром). Названные выше Георгий Гажич и Александр Вильчевский занимали в разное время должность уездного предводителя дворянства и за оказание финансовой помощи повстанцам были высланы в Пермскую губернию. Всего по Брестскому уезду было конфисковано в казну 10 помещичьих имений с общим годовым доходом с них в 4280 рублей серебром. Продано (в том числе принудительно) 42 помещичьих имения. По подозрению в «политической неблагонадежности» в Бресте было уволено 33 чиновника «присутственных учреждений». В числе уволенных чиновников по подозрению в помощи повстанцам оказались полицейские приставы Константин Костецкий и отставной капитан Михаил Белозерский. Были лишены дворянского достоинства, собственности и высланы вглубь империи помещики Адольф Велевейский (Сибирь), Эдуард Высоцкий (Томская губерния), Юлиан Выгановский, Владислав Полховский, Антоний Ясклонский (все в Тобольскую губернию), Павел Понихвицкий (Олонецкая губерния), Бенедикт Полховский (арестантская рота), Рейнгольд Шукевич и Юзеф Станкевич. Сын Георгия Гажича Витольд получил 20 лет каторжных работ. В общей сложности участие в восстании (прямое и косвенное) приняли 27 помещиков Брестского уезда, что составило около 13 % от общего количества поместного дворянства региона, а с учётом беспоместного дворянства общее число представителей аристократического сословия составило 99 человек, или 12 % от числа проживавших дворян Брестского уезда.
Офицеры русской армии
Значительное число бывших повстанцев, а также «подозрительных лиц» в течение долгого времени после восстания находились под строгим надзором полиции. По состоянию на 1867 год по Брестскому уезду таковых было 61 человек, в том числе 19 помещиков, самый титулованный из которых граф Стефан Грабовский.
Прокламация из отряда Казимира Нарбута
Любая гражданская война выталкивает на поверхность как героев, про которых раньше никто не знал, так и не совсем порядочных людей. Не исключением стало и это восстание. Неоднократно встречавшийся в прошлых публикациях отставной штабс-ротмистр русской армии Казимир Нарбут создал отряд, который успешно воевал только против мирного населения. Открытые столкновения с регулярной армией он не выдерживал. На Брестчине уезде его отряд оставил о себе дурную славу карателей и убийц. Крестьян безжалостно наказывал плетьми, а их дома сжигал. 28 мая сельский сборщик податей Василий Светюк из дер. Лишницы был насильно забран из дома повстанцами Нарбута, отвезён в сел. Великориту, где был зверски избит нагайками и повешен возле волостного правления. Старшина правления Великориты Евдоким Хомичук получил 400 ударов плетьми, крестьяне Иван Светюк и Иван Хапалюк – по 300 ударов. В этот же день был повешен крестьянин дер. Себятина Алексей Герасимович. При этом хлеставшую из ран кровь каратели присыпали пеплом, чтобы не мешала им издеваться дальше. Крестьянин дер. Бродятина Фома Прокопук был повешен 17 мая за то, что стоял в сельском карауле. По некоторым данным, только в Гродненской губернии от рук подобных «борцов за свободу» было убито около 100 человек, умерщвлённых средневековыми способами. Не брезговали они и откровенным грабежом и разбоем. В той же Великорите «жандармы-вешатели» в поисках священника Кухановича, которого хотели повесить, разграбили его дом и часовню; в мест. Влодава Брестского уезда подобные «повстанцы» разорили дом местного священника Иосифа Снитко, забрали все ценные вещи и 150 рублей.
Роман Рогинский. Фото 1862 г
Но рано или поздно судьба или провидение карает преступников. В нашем случае рукой правосудия выступил военный трибунал законных властей. За совершение уголовных преступлений в период восстания в Брест-Литовске было казнено 5 человек. Список казненных в городе повстанцев с указаниями совершенных ими преступлений приведен полностью.
1. Адамович Станислав, рядовой Муромского пехотного полка. Измена присяге, вступление в ряды повстанцев, участие в разграблении почты на Пинском тракте, сожжении моста на р. Ясельда, убийство двух солдат из команды инвалидов. Казнён 3(15).06.1863 года.
2. Балич Юзеф, крестьянин. Участие в истязаниях над лицами, преданными правительству. Казнён 23.12.1863 (3.01.1864) года.
3. Корсак Ян, мещанин. Участие в истязаниях над лицами, преданными правительству. Казнён 28.12.1863 (8.01.1864) года.
4. Павлович Богуслав, прапорщик 13-й артиллерийской бригады. Самовольное оставление службы, измена присяге, добровольное пребывание в повстанческом отряде Романа Рогинского. Казнён 19(31).07.1863 года.
5. Черко Александр, крестьянин. Пребывание в повстанческом отряде в качестве жандарма-вешателя. Казнён 23.12.1863 (3.01.1864) года.
Как видно из приведённых ниже данных, все смертные приговоры были вынесены за конкретные преступления, на основании уголовных законов того времени. А измена военной присяге во всех странах является тяжким военным преступлением, особенно в период нахождения той или иной территории государства на военном положении.
Что же толкало вполне обеспеченных и влиятельных людей того времени, далеко не последних лиц в регионе, браться за оружие и идти против правительства? Патриотические чувства полонизированного дворянства не стоит сбрасывать со счетов, гонор польской шляхты широко известен. Такие люди были, и они действительно мечтали о возрождении Речи Посполитой. Однако, есть и другие причины – экономические. Дело в том, что по состоянию на 1 января 1857 года в Гродненской губернии (куда, как известно, относился и Брестский уезд) из 1564 помещичьих имений в различных финансовых учреждениях Российской империи за долги было заложено 539 поместий, или 34,5 %. То есть, каждое третье поместье проходило процедуру банкротства, а их владельцы всеми правдами и неправдами стремились уменьшить сумму долга. Общая задолженность этих поместий составляла 6 137 226 рублей серебром, или в среднем на каждом имении «висело» по 11 386 рублей долга. Цифры для тех времен просто неподъемные для ряда владельцев., в числе заложенных имений были поместья и Брестского уезда, владельцы которых не могли расплатиться с кредиторами и в силу этого приняли участие в восстании в надежде, что новая власть «спишет потом всё». Как известно, любая революция обнуляет прежние долги. Во всяком случае, позднее на допросах ряд арестованных помещиков из других регионов современной Беларуси в числе причин, побудивших их оказаться в числе повстанцев, указывали и на такие обстоятельства.
Еще одной не менее важной причиной являются действия руководства повстанцев. 21 мая 1863 года повстанческая организация Гродненской губернии издала приказ о начале денежного сбора на нужды восстания. Согласно постановлению, все помещики или владельцы недвижимой собственности были обязаны перечислить «добровольные пожертвования» в размере 10 % от суммы годового дохода. Отказ от «пожертвования» считался серьезным преступлением и сурово наказывался. Таким образом, дворянство, имевшее недвижимое имущество оказалось между двух огней: повстанцами и властями. Откажешься от «помощи» – есть шанс нарваться на пулю, поможешь – получишь от властей. И хотя случаи, когда повстанцы карали представителей имущего класса, практически были единичными (они более «специализировались» по холопам), многие помещики в эту неспокойную пору стремились уехать из своих отдаленных имений в города, под защиту регулярных войск.
Теперь о главном. Как правило, во всех повстанческих отрядах, особенно это касалось западных регионов современной Беларуси, находились католические священники, которые принимали присягу у бойцов. Каждый вступавший в отряд приносил присягу следующего содержания: «Присягаем во имя Пресвятой Троицы и клянемся на ранах Христа, что нашей родине Польше будем служить верно и исполнять, во имя того же отечества Польши все приказания, предписанные нам начальниками, распоряжений же грабительского Московского правительства слушать не будем, и насколько возможности и сил хватит, мы обязуемся помогать польскому войску и повстанцам, так нам да поможет Бог в Пресвятой Троице единый, Матерь Божия и все святые, Аминь». В разных отрядах слова иногда менялись, но общий смысл оставался одним.
Ни один источник, в том числе архивные материалы, официальные документы повстанческого руководства и протоколы допросов руководителей восстания (включая самого Константина-Викентия Калиновского) не говорят о полной независимости Беларуси как одной из целей восстания. Более того, все участники восстания видели независимую Польшу, но в тесном союзе с Литвой – современной Беларусью, что-то вроде федерации по образу Речи Посполитой в границах до 1772 года. Следовательно, все измышления современных авторов о Калиновском, как борце за независимую Беларусь, не имеют под собой никаких оснований.
Да и следует ли возводить в ранг «национального героя» Беларуси такую противоречивую фигуру как обычный дворянин Константин Калиновский, в своём фанатизме призывавшего не щадить ни младенцев, ни женщин. Кто знает, как повёл бы себя тот же Калиновский в случае победы восстания. Не вышло бы из него палача а-ля Троцкий в более раннем исполнении, способного залить кровью весь мир ради торжества своих идей? Не случайно, современный исследователь Виктор Хурсик, которого невозможно обвинить в симпатиях к Муравьеву, отмечает, что выбранный Калиновским «шлях крывавага змагання з сваім народам (паўстанцы сваіх суайчыннікаў вешалі, білі і палілі шмат) ў імя нейкай вышэйшай мэты быў з самага пачатку тупіковым і згубіў …жыцці тысяч …суайчыннікаў як на палях баеў, так і ў царскіх засценках, жыцці ні ў чым не павінных рускіх, палякаў, яўрэяў, людзей іншых нацыянальнасцяў».