О "Саломее", "Матильде", Сталине, оскорбленных чувствах и любви к доносам

Прочитав множество текстов о переносе премьеры оперы «Саломея» и откликов на это событие, решилась высказать и свое мнение. На самом деле, изначально речь шла не о переносе, а о закрытии спектакля — и не только о нем. К счастью, не получилось. Во всяком случае, на этот раз. Боюсь, будут и другие. Витает что-то такое в воздухе.

Общество вновь разделилось на два лагеря — и каждый кричит: «Ату его!». Режиссера-постановщика «Саломеи», спектакль, актеров, Штрауса и, разумеется, Уайльда. А с другой стороны несется иное «ату» — ату церковь, священников («попов»), православие и верующих. Очерчу свою позицию. Я не отношусь ни к одной из кричащих групп. Я верующая — и при этом возмущена письмом неведомых мне авторов. И, да, я за «Саломею».

О том, как реагировали на это событие режиссер, церковные иерархи и художественные критики, можно прочитать здесь, здесь и здесь.

Обратим внимание: православная церковь не нашла в спектакле ничего предосудительного, а вот «некоторые верующие» нашли. В спектакле, которого не видели и об истории которого знают из «электронных энциклопедий и других источников».

Этот щуплый интеллектуальный багаж не помешал защитникам «высокой духовности» направить цидулу главе Администрации президента, генеральному прокурору, а также членам Священного синода Белорусского экзархата Московского патриархата Русской православной церкви. Спектакль, которого, напомню, они не видели, был назван «очередным кощунством под эгидой Министерства культуры Республики Беларусь» (Предыдущим кощунством авторы считают показ фильма «Матильда».). Добро б — только кощунством, так еще и уголовным преступлением по статье 130 УК. Если кто не знает, это «умышленные действия, направленные на возбуждение национальной и религиозной вражды или розни, на унижение национальной чести и достоинства». А еще можно использовать Священный синод и предать анафеме режиссера и актеров.

В контексте обвинения режиссера по статье 130 УК причудливо выглядит следующий пассаж из письма: «Народ (национальное большинство) содержит немалочисленную труппу театра, а некоторые из руководства театра (нацменьшинство) ставят кощунственные произведения „искусства“ типа „Саломеи“ (сотворенные секс-меньшинством) и оскорбляющие религиозные чувства этого народа (нации)». Уж не будем о злобной сексистской невнятице, но режиссер, которого определили как представителя «нацменьшинства» вполне может подать на авторов в суд … да-да, по той же 130 статье УК.

Каких только грехов не усмотрели подписанты в спектакле, который (не устаю подчеркивать) они не видели: от цветов флага ЛГБТ в нарядах актрис до даты премьеры, которая должна была состояться накануне дня Усекновения главы Иоанна Крестителя. Там целая конспирологическая версия выстроена: дескать, и «Матильду» в этот же день впервые показали — уж конечно, намеренно, и Николаю ІІ, по некоторым сведениям, голову отсекли, как пророку Иоанну. Вообще о царе, который уж точно никакого отношения к опере не имеет, в письме довольно много — в основном в связи с «Матильдой». Цитирую: «Оба проекта содержат кощунство по отношению к Святым, особо почитаемым русским и белорусским православными народами — Царю мученику Николаю II и Иоанну Крестителю». Интересно, а откуда сведения об особом почтении к Николаю II? Неужто его почитают более Богоматери, Св. Николая-Угодника, Св. Петра и Павла и других?

Немного личного. Я противница смертной казни и, уж конечно, большевистских трибуналов: мне жаль царскую семью, фрейлин, Боткина… Но в отличие от Иоанна Крестителя царь для меня не свят. И не в Матильде дело. А в том, что известно из истории: и о бездарном правлении — как в вопросах военных, так и гражданских; и о политике в «Северо-Западном крае»; и о ксенофобии; и о распутинщине; и о пышном бале по поводу коронации, не прерванном, даже когда стало известно о трагедии на Ходынке; и о расстреле мирной демонстрации 9 января; и о деятельности «охранки» (там, кстати, доносы тоже очень даже привечали); и о процентной норме в гимназиях и университетах. Кстати, о сложностях при канонизации говорят и священнослужители: «Подавая документы на прославление, Синодальная комиссия по канонизации не обходила вниманием спорные эпизоды его правления, в которых проявлялись не лучшие стороны его личности. Но канонизован последний российский император не за свой характер, а за мученическую и смиренную кончину». Об этом же, только еще более детально, пишет прот. Георгий Митрофанов в книге «Русская православная церковь на историческом перепутье ХХ века».

Вспомним, сколько безвестных и не канонизированных людей приняли мученическую и смиренную кончину… Так что канонизацию царя я принимаю только как жест политический — антисоветский, антиленинский, антисталинский. Но зачем его образ понадобился авторам письма?

А затем, что в царской России, «Саломея» была запрещена. Там, в империи все было правильно. Вот он, аргумент! Будто не прошли столетия, будто культура топчется на том же месте, имя Уайльда по-прежнему покрыто позором, а нами правит очередной царь.

В письме отчетливо видно, как авторы постоянно путаются между Россией и Беларусью, между россиянами и белорусами: для них мы — единый народ. Все православные должны любить царя-батюшку. Все должны возмущаться «Матильдой». Все должны подняться на борьбу с «Саломеей». Все должны делить людей на козлищ и агнцев — в том числе по национальному признаку («нацменьшинство» в виде Панджавидзе). Все должны ненавидеть Уайльда и геев. Бедные люди эти авторы, у которых цвета солнечного спектра, использованные в спектакле, ассоциируются исключительно с флагом ЛГБТ…

Прочитав официальный ответ протоиерея Сергия Лепина, не нашедшего в спектакле и тени кощунства, богохульства и порнографии, многие успокоились. Церковь не поддалась на провокацию. Мне тоже полегчало: это и моя Церковь. Тем не менее, тревога ушла не вполне.

На душе скверно от самого прецедента — писать донос на произведение искусства в административные и судебные органы. Отметим: Синод среди адресатов на последнем месте. Требование анафемы — тоже: в том случае, если компетентные органы не озаботятся уголовным преследованием «нацменьшинства», которое сеет рознь среди «нацбольшинства», т.е. народа.

Вы замечали: все отвратительные начинания в новейшей истории творились во имя народа? Все погромные сталинские и послесталинские кампании начинались с «писем трудящихся»: напишет какая-нибудь Лидия Тимашук письмо о врачах-убийцах — и пошло-поехало. Напишет какой-то токарь или пекарь: «Я Пастернака не читал, но осуждаю» — и началась вакханалия. Уж конечно, это не имело отношение к принципам: имело отношение к страху, зависти и ненависти. Люди учуяли тенденцию, увидели, как над головами «проштрафившихся» собирается навозная туча, поняли, что на этом можно снискать расположение властей… Нужен был лишь толчок — донос. Есть? Вот теперь можно и нужно громить — по воле народа. А уж насколько правомерна информация — кто будет всматриваться? Главное — чтобы покарали. Четыре миллиона доносов — это четыре миллиона негодяев.

Казалось бы, сталинское время кончилось. Но усилия не пропали втуне: ни после осуждения сталинизма, ни после крушения СССР, ни после образования независимых стран. Страсть к доносу вневременная. Вопрос лишь в том, прислушаются к нему или нет.

Бросилась в глаза интересная деталь. Многие из противников «Саломеи» (их отзывы в соцсетях я с брезгливостью, но прочитала) защищают не только православие, не только царя, но и Сталина. Казалось бы, парадокс: мы знаем, как пострадала религия при тоталитаризме. На самом деле парадокса нет: эти люди понимают религию и власть как одно и то же. На скольких иконах до сих пор изображается Сталин! Можно посмотреть здесь, здесь и здесь. И вообще, если интересно, Google в помощь.

Если даже в лице Сталина некоторые верующие видят помазанника Божиего, то неудивительно, что от церкви они ожидают сталинских мер наведения порядка. И таких людей много. Больше, чем хотелось бы.

Удивляет и уверенность, что спектакль в светском и разноконфессиональном государстве должен цензурироваться православной церковью, будто бы церковь — профессиональный идеолог. «Христианство — не система идей и уж во всяком случае не идеология. Оно есть опыт и свидетельство об этом опыте, непрестанно передаваемом Церковью», — писал один из самых глубоких православных богословов, о. Александр Шмеман.

Не сомневаюсь, что церковные верхи состоят из людей образованных в своей сфере. Именно — в своей. Но разве там режиссеры сидят? Искусствоведы, быть может? Священнослужители не могут и не должны быть арбитрами по всем вопросам. Это мы, паства, требуем от них, чтобы они владели некоей конечной истиной и в морали, и в искусстве, и в науке, и в образовании, и в вопросах ЭКО, и, уж конечно, в идеологии.

Огорчительно наблюдать, как порой священник выступает с телетрибун, обличая и разоблачая, настаивая на возвращении к Домострою или пытаясь исключить из школьной програмы «нечестивые» рассказы Чехова и Бунина. Пример не наш, слава Богу, российский. Но, как показала практика, веяния из России приходят к нам довольно быстро.

Безусловно, священник должен быть духовным авторитетом: кто-то с этой миссией справляется лучше, кто-то хуже. Но авторитетом именно в своей области — посредником между человеком и Богом. Для этого существуют служба, проповедь, исповедь, Евхаристия и иные формы взаимодействия мира и клира… Но в функциях священства «не прописано», что оно должно быть арбитром во всем. Именно об этом говорил один из самых светлых людей в православии — Митрополит Антоний Сурожский: «Любой священник, если он благоговейный, чистый в своей жизни» если он устремлен к совершению своего христианского подвига и священнического служения, приемлем и может быть принят Церковью и людьми. Но это не значит, что ему дано право или возможность руководить другими людьми. Рукоположение не дает человеку ни ума, ни учености, ни опытности, ни духовного возраста. Оно дает ему страшное право стоять перед престолом Божиим там, где только Христос имеет право стоять. Он в каком-то смысле икона, но он не должен воображать, будто он святыня». И уж, тем более, паства не должна требовать от него цензорских полномочий.

Возможно, у истоков скандала с «Саломеей» и есть люди в облачении, но вряд ли именно они правят бал. «Подписанты» просто отвечают на запрос части общества. Запрос на силу. На агрессию. На тоталитаризм. На слияние власти и церкви. Вспомним недавние скандалы в России — запрет «Тангейзера», свиное рыло на ступеньках театра, разгром выставки Вадима Сидура, полив экскрементами фотографий Джока Стерджеса, в которых — как потом сами «ревители духовности» убедились — не было ничего порнографического. Это они так, на всякий случай, выступали. Не видя выставки. Как и эти — по поводу «Саломеи». Не видя спектакля. Упреждая возможность нечестивости.

Как говорил средневековый теолог Жан Жерсон, не существует ничего страшнее смеси невежества и благочестия. Тем и страшны яростные проповедники «добра» (разумеется, в их понимании). У них нет тонкости -- только крайности, накладывающиеся на отсутствие представлений о символике, о метафоре, о культуре и искусстве. На полное отсутствие понимания и милосердия. На ненавистничество. Они готовы бороться за «правое дело», не вдумываясь в то, насколько оно правое и сметая все на своем пути. А какое уж прикрытие они себе выберут — сталинизм или религию, или и то, и другое — зависит только от места и времени. Вот от этого и должна удерживать свою паству Церковь. От агрессии. От невежества. От противопоставления «нацбольшинства» и «нацменьшинства», ибо «ни эллина, ни иудея» (добавлю: и ни грузина). И, уж конечно, от практики доносительства.

Мне неважно, кто эти люди, настрочившие дурно пахнущее послание. Главное, что именно они претендуют на выражение мнения от лица всех верующих и — шире — всего народа. Нас с вами.