Владимир Войнович: Те, кто яростно требует расправы над инакомыслящими, разрушают режим быстрее, чем его враги
29.07.2018 11:02
—
Разное
28 июля писатель Владимир Войнович скончался от сердечного приступа на 87-м году жизни. The Insider публикует его последнее интервью изданию от 12 января 2018 года.
Ровно полвека назад состоялся один из известнейших политических процессов против диссидентов в СССР 1960-х годов — «процесс четырех». Четверых активистов самиздата — Александра Гинзбурга, Юрия Галанскова, Алексея Добровольского и Веру Лашкову — арестовали в январе 1967 года по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде. Обвиняемых приговорили к разным срокам заключения, процесс стал поводом для акций протеста и фактически дал начало диссидентскому движению в СССР. Писатель, участник тех событий Владимир Войнович поделился с The Insider своими воспоминаниями о процессе и рассказал, чем эпоха Брежнева напоминает ему Россию Путина.
Подсудимых было четверо, дело против них называлось «процессом четырех»: Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой. Добровольский в итоге покаялся и давал показания на других, поэтому его меньше упоминают в связи с этим делом. Я был свидетелем и участником событий — одним из тех, кто протестовал против преследования Андрея Синявского и Юлия Даниэля; кроме того, я был одним из читателей «Белой книги», за которую арестовали и посадили Гинзбурга.
Эта книга, отчет о процессе Синявского и Даниэля, в первозданном виде была пухлой папкой, изданной самиздатским способом в четырех экземплярах. Это были машинописные листы, газетные вырезки и рукописные страницы.
Папку Гинзбург распространил тогда простым способом — разносил экземпляры по домам и показывал. Ко мне он тогда тоже пришел, хотя мы и не были знакомы. Его привел ко мне тоже диссидент — Павел Литвинов. Так я прочел «Белую книгу».
Осмысляя те события, могу сказать, что произошло следующее. После свержения Хрущева в 1964 году в Кремль пришла новая команда во главе с Брежневым, и она решила, что пора покончить с либерализмом прошлого десятилетия, которое называлось «оттепелью», и нужно восстановить сталинские порядки. Начали они с ареста Синявского и Даниэля. Это было очень знаковое событие, тревожное для страны, поэтому очень многие из тех, кто до этого вел себя мирно, решили протестовать.
Поначалу протест был скромный — люди просто писали петиции на имя власти, просили отпустить арестованных на поруки. И я считаю, что это, а уже потом «процесс четырех», стало началом диссидентского движения.
Дело против Синявского и Даниэля было незаконным, отвратительным — кроме того, оно наносило огромный удар по престижу Советского Союза, о котором власти очень заботились. С этого момента в стране развернулась настоящая борьба с инакомыслием. Сначала за «Белую книгу» посадили Гинзбурга, а когда люди, включая меня, выступили в защиту четверки арестованных, власти стали сажа ругих людей, которые за них заступались.
Самиздат тогда уже существовал в зачаточном состоянии, но именно эти события дали ему толчок к развитию. Появилась «Хроника текущих событий», подпольное издание. Началось как таковое диссидентское движение, которое сильно подорвало Советский Союз, его систему. Роль диссидентов при их относительно малой численности недооценена, ведь именно они открыли Западу глаза на тоталитарную суть советской системы. Когда в 1968 году состоялся процесс Гинзбурга и Галанскова, началась так называемая Пражская весна, когда чешские коммунисты объявили, что построят коммунизм с человеческим лицом. Советские власти начали давить инакомыслие внутри страны и вовне, в так называемых братских странах. В конце концов, в августе 68-го года были введены войска в Чехословакию.
Тогда советская власть не поняла, что не стоит действовать так топорно — давить все на своем пути, — а нужно понять требования времени и ослабить гайки, сделать следующий после Хрущева шаг в сторону либерализации. Власть, напротив, стала закручивать гайки и подорвала себя сама; были и другие факторы, но именно этот был ключевым для крушения системы.
Если сравнивать те события с ситуацией в современной России — тогда протестующих людей было меньше, чем сейчас, и наказание за неповиновение было гораздо более жестоким. Но все же люди находили в себе смелость и выходили на акции протеста против ввода войск в августе. Люди, включая Павла Литвинова, которого я упомянул, были готовы к открытому протесту. Надо сказать, что многие испугались первых арестов и перестали протестовать, но им на смену приходили другие несогласные.
Протестующих тогда часто наказывали формально вовсе не за то, что они делали. Например, того же Гинзбурга посадили якобы за то, что он написал вступительное сочинение за кого-то другого. На самом деле истинной причиной его ареста был подпольный машинописный журнал «Синтаксис». Нынешняя власть делает то же самое, она везде ищет врагов, а всякие разумные предложения отвергает. Она совершает не только много преступлений, но и глупостей против себя самой, потому что Крым, война на Донбассе — это все удар по России и ее стабильности, по жизнеспособности существующего режима.
Кроме всего, существует понятие «готтентотская мораль» — выгодно то, что выгодно мне. Российский режим пренебрегает даже этим правилом: он уверен, что совершает нечто выгодное для себя, но на самом деле это убийственные действия.
Например, свежая история с площадью Немцова в Вашингтоне. Власть как бы отрицает свое участие в этом преступлении, в убийстве, но, воспринимая Немцова как своего врага, борясь с народным мемориалом, выражая возмущение тем, что американцы назвали площадь его именем, она тем самым по крайней мере одобряет уничтожение Немцова. Таким образом она подрывает то, что называется престижем, которого у нее уже практически не осталось.
Власть действует грубо и при разгоне протестов. В советское время таких манифестаций, митингов, шествий, демонстраций, конечно, не было. Тогда люди были психологически гораздо меньше подготовлены к борьбе, потому что у многих оставалась вера в коммунизм, в эту химеру. Сейчас веры нет, россияне почувствовали больше свободы, они выросли более свободными, поэтому гораздо большее число людей принимает участие в открытом протестном движении, а некоторая их часть — в не совсем открытом.
И власти по существу пытаются справиться с ними, только ужесточая наказание. Они выдумали иностранных агентов и продолжают закручивать гайки — и на этом надорвутся. Все эти люди, которые яростно требуют расправы над инакомыслящими, над пятой колонной, ужесточения законов — именно они больше, чем другие, способствуют крушению этого режима, больше, чем самые яростные враги этой власти.
Она рухнула, в одночасье оставшись без защитников, оказалась голой, и нынешняя власть идет по тому же пути. Те, кому не нравится происходящее, пусть и молчат, но тоже играют свою роль
Протест протекает подспудно, мы недооцениваем тот факт, что огромное число людей пассивно выступает против власти, ничего не делая, никуда не выходя, сидя где-то на кухне. Однако эти люди тоже работают против режима, как это было при советской власти. Она рухнула, в одночасье оставшись без защитников, оказалась голой, и нынешняя власть идет по тому же пути. Те, кому не нравится происходящее, пусть и молчат, но тоже играют свою роль.
Эти неосознанные протесты вряд ли успеют оформиться в диссидентское движение, подобное тому, что появилось полвека назад. Я не люблю давать прогнозов, но ситуация такова, что существующий режим в нынешнем виде вряд ли просуществует еще шесть лет. Я не могу себе этого представить. Слишком много накопилось разных проблем, а власть, похоже, не собирается действовать и намерена их решать тем же дурацким способом — закручиванием гаек. И она эту резьбу в конце концов сорвет.