"Бери пистолет, давай маму застрелим": как общая жилплощадь делает несчастной целую семью
Наша героиня попала в непростую ситуацию: жить вместе с бывшим супругом в постоянном страхе за жизнь больше не может, а выехать некуда. Остается соседствовать и бояться, что детей заберут в интернат. Разъехаться не получается из-за арендного жилья.
Несколько лет назад Алена (Прим. автора — имя героини изменено) переехала в Минск из небольшого города. Признается, что из регионов ее вытолкнула жизнь. Влюбленность не переросла в крепкую семью: от мужа-гуляки она сбежала с трехмесячным ребенком на руках. А когда пришло время выходить на работу, оказалось не очень просто найти что-то, чтобы прокормить себя и ребенка.
— После переезда помогли пристроить трехлетнего малыша в круглосуточный садик, а я много работала: продавцом два через два, а в остальное время убирала квартиры, что сдавались посуточно. Брала разные подработки. В перерывах покупала вкусняшки и бежала навестить сына. В будни спасал садик — ребенок постоянно был там, а в выходные — воспитательница, которая забирала к себе, — рассказывает Алена. — Я просто не могла привести сына домой. Снимала комнатушку, а точнее — пристройку, которая раньше была сараем. Кроме меня там жили еще и крысы. В комнате стояла кровать, на стене — вешалки. И больше ничего. Комнату приходилось топить дровами, которые у меня постоянно подворовывала хозяйка. На мои возмущения она советовала «не рыпаться, потому женщина с ребенком никому такая не нужна». Но скоро я финансово окрепла, и мы переехали…
«Думала, мне очень повезло»
«Жилищные» скитания по съемным квартирам не закончились, но жить стало легче и комфортнее. Спустя некоторое время Алена познакомилась с будущим мужем, поженились.
— Все было хорошо, ребенка любил, играл, забирал из садика. Он его даже усыновил. Я работала в торговле, мне понадобилась машина — он подарил, пусть и очень недорогую. Думала — вот уж повезло с мужем, — вспоминает собеседница. — Это спустя время у меня пелена с глаз упадет…
Через три месяца машина сломалась, а чинить оказалось дороже, чем взять другую, вспоминает Алена:
— Мой «новый» автомобиль был в аварийном состоянии: цвет у машины один, у дверцы другой, фара разбита. Правда, машина была на ходу, потому и взяли — деваться некуда, без нее не смогла бы работать. Взяли ее в рассрочку, и я семь месяцев исправно передавала деньги со своей зарплаты. Но через полгода хозяин объявился с угрозами, что машину заберет. Оказывается, муж полгода деньги не передавал…
Когда вскрылся обман, в семье начались конфликты. Супруг запил и стал уходить от разговоров.
— Дальше было еще несколько похожих неприятных инцидентов. А потом и сам муж исчез, не заплатив за несколько месяцев за квартиру. Пришлось взять немаленький кредит в банке, чтобы рассчитаться, — вспоминает Алёна. — Поменяла замки, взяла девочку на подселение, чтобы проще было. Родители помогли. И тут он снова объявляется: ходил под окнами, прощения просил с букетами цветов. И я через три месяца простила.
Правда, признается, жить спокойнее не стало. Стало только хуже.
— Муж приходил ночью выпивший, включал свет, будил сына и заставлял его ровно, как в армии, застилать кровать. И так раз 5−6 за ночь. Ребенку тогда было пять. А потом супруг уходил в ванную, громко включал песню на повтор и лежал так целую ночь. И вода постоянно лилась, — вспоминает собеседница. — Я бросаюсь в защиту ребенка — получаю. В милицию не обращалась, потому что понимала, что это все дальше куда-нибудь пойдет. И побои снимать не обращалась. Помню, как он бросил меня на стеклянный столик под телевизором, у меня был сильный ушиб ключицы. Пошла к врачу: думала, что перелом. Медики сразу поняли, что так упасть нельзя было, сказали, что я должна обратиться в милицию. Я не пошла. Свекровь звонила, угрожала, что со света сживет, если я его в милицию сдам. Вот так и жили, ребенок рос.
«Мне не хватило двух недель, чтобы от него уйти»
— Я стажировалась в одной компании, мне предложили хорошую должность, общежитие там было. Думала: вот она, новая жизнь. Но когда начала оформлять документы, узнала, что беременна, — вспоминает Алена. — Сели с ним разговаривать, я плакала, помню. Я против абортов, но понимала, что с этой беременностью вся моя жизнь рушится. Понимала, что не на что будет жить. Он убеждал, мол, не хватает для счастья общего ребенка, надо рожать. Я оставила ребенка. А он снова не заплатил за квартиру, потом второй раз… И большой долг снова повис на мне.
Рождение второго дополнительную порцию счастья в дом не принесло. Выпивки участились, побои тоже.
— Один раз затянул меня в тамбур, зажал руку между дверями и начал давить. Ребенок кинулся кусать, царапать его шею. Он начал драться с ребенком. Тогда я очень испугалась и впервые вызвала милицию, — вспоминает она. — Участковый предупреждал, что нельзя вызывать второй раз, иначе попадем на СОП (прим. — социально опасное положение). Так и случилось.
Подобные истории для Беларуси не редкость. Женщина из-за попыток уберечь себя оказывается наказанной: семья попадает под особенный «присмотр» и постоянный контроль, и детей могут забрать в любой момент, когда комиссия посчитает, что их жизни угрожает опасность.
— Когда нас ставили на СОП, все в школе были на его стороне. Говорят: он такой спокойный, уравновешенный мужчина. Они ко мне тогда обратились: если еще один звонок в милицию будет, то у меня заберут детей. В школе сказали это при нем! Он понимал, что теперь у него руки вообще развязаны и что он сможет делать все что захочет, — вспоминает Алена.
Специалисты, работающие с женщинами, пострадавшими от домашнего насилия, отмечают: парадокс как раз в том, что ситуации, подобные этой, в нашей стране часто не рассматриваются индивидуально. И из-за поведения одного из супругов фактически детей отнимут у другого, который их растит и за них переживает. И это, как правило, матери. Обычно во время разбирательств с органами опеки женщина выглядит более нервной, раздраженной, измученной, потому что долгое время жила под прессингом, в унижениях и страхе. Мужчина же, наоборот, спокоен и уверен в себе, что нередко становится причиной благосклонного к нему отношения.
— После постановки на СОП ничего не изменилось, а мне стало еще страшнее делать «лишние» движения, ведь они могли привести к потере детей. Он оскорблял, унижал и кричал, даже когда был трезвый. Издевался в гостях и магазине. Дети постоянно в стрессе: младший всегда прятался под стол, когда начинался скандал, а у старшего на нервной почве пошла жуткая крапивница, вплоть до гематом, — рассказывает собеседница. — Он настраивал мальчиков друг против друга, а потом и против меня. Как-то говорит сыну: «Бери пистолет и давай маму застрелим. Если из пневматики — вообще хорошо». Слышу это, и хочется закрыться в комнате и выть…
Алена вспоминает: однажды из-за сильной истерики наглоталась таблеток и потеряла сознание, старший ребенок вызвал скорую. Однако супруг не позволил скорой приехать, перезвонил медикам и сказал, что ребенок пошутил. В другой раз нужны были деньги на хорошее лекарство, а супруг предложил купить «как-нибудь потом» и выволок ее из аптеки.
«Если бы мы жили выше, я бы просто вышла в окно»
Со временем семья получила просторную арендную квартиру.
— Правда, он постоянно говорил, что это его квартира. Мол, пришла к нему без вилки, без ложки, хотя было совсем не так. Это он переехал ко мне с пакетиком вещей, — вспоминает Алена. — Когда с ним познакомилась, я неплохо зарабатывала, даже дарила ему дорогие подарки. И за все это время у нас никогда не было общего бюджета. Он тратил на себя и свои деньги, и мои, питался за мой счет.
Чтобы прокормить и одеть детей, во время декретного Алена вынуждена была пойти на подработку.
— Вернулась на уборку «суточных» квартир. Уходила на 2−3 часа, когда убирала две квартиры — меня не было часов пять. Оставляла младшего со старшим. Утром кормила их завтраком, а в обед — старший кормил младшего. И муж взял и сдал меня комиссии, — вспоминает собеседница. — Он хотел, чтобы мы полностью финансово от него зависели, но при этом нас не содержал.
Более того, вспоминает Алена, периодически подворовывал деньги: однажды украл кошелек, потом новый телефон, купленный для ее мамы. Затем начал выносить из дома мясо, которое для внуков передала бабушка.
— Благодаря подработке мы с детьми начали нормально жить. Я понимала, что могу зайти в магазин и купить им все, что они попросят — мороженое, печенье. К тому же я учусь дистанционно — тоже деньги нужны…
Когда пришла проверка, наказывать «нерадивую» мать было не за что: дома убрано, дети сыты, одеты и обуты, игрушки есть. И все обошлось.
— У меня тогда было несколько попыток суицида. Постоянный депрессняк. Если бы мы жили выше, я бы просто вышла в окно. Это сейчас я понимаю, что мои дети, кроме меня, никому не нужны. На тот момент я просто не видела выхода. В какой-то момент поняла, что теряю и сына: всегда улыбчивый ребенок сказал, что хочет спрыгнуть с крыши. А потом признался, что мечтает, чтобы папа умер, как какой-то там известный герой в фильме.
Алена с супругом развелись, хотя он долго сопротивлялся. Однако развод не решил ключевую проблему. Вынужденно сожительствуя, она продолжает оставаться в ситуации «многослойного» домашнего насилия: физического, эмоционального и экономического.
— Мы постоянно на ножах, чаще всего из-за денег. Он полноценно не участвует в воспитании детей. На содержание детей я получаю только «положенные по закону» 100−120 рублей. За школьное питание нужно заплатить 50, в детском саду — 55 рублей, то есть, иногда не хватает даже на это. А на все просьбы помочь он реагирует очень резко, — рассказывает собеседница. — Сейчас ищу работу, хожу на собеседования. Претендую на позиции гораздо ниже тех, что занимала до декретного, чтобы хоть как-то устроиться. Если бы я получала хотя бы 600 рублей, мы бы смогли прожить…
В семейном конфликте после развода получилось бы поставить точку, если бы паре удалось разъехаться, считает Алена. Но разменять арендное жилье, согласно белорусскому законодательству, невозможно.
— Прошу в исполкоме в индивидуальном порядке рассмотреть мою ситуацию, выделить взамен этого другое жилье. В принципе любое, только бы не с бывшим мужем. Пока мне предложили одну комнату на общей кухне. Но, во-первых, я боюсь рисковать: если соседи окажутся нерадивыми, то при любой проверке у меня могут отнять детей. Поводом для этого может быть даже невымытая посуда на общей кухне. Во-вторых, почему я и мои дети, по сути, добровольно должны отказываться от жилья, на которое мы имеем право, из-за поведения моего бывшего мужа? Муж уйдет к своей матери жить, а мне куда с двумя детьми? На улице жить? Когда в исполкоме задала такой вопрос, мне бросили безразличное «да хоть под деревом», — разводит руками Алена. И с надеждой записывается на следующий прием…
Комментарий юриста:
В соответствии с Жилищным кодексом, государственное жилье коммерческого пользования (арендное жилье) не подлежит приватизации, обмену, разделу, предоставлению по договору поднайма, продаже. Поэтому часто женщины, находящиеся в ситуации домашнего насилия и принявшие решение расторгнуть брак (прекратить отношения), оказываются в замкнутом круге: они вынуждены отказываться от жилья, которое им принадлежит на праве собственности, пользования, владения, и самостоятельно оплачивать новое жилье либо продолжать проживать с бывшим партнером в данном жилье и подвергаться домашнему насилию, как в ситуации Алены.
Юрист центра по продвижению прав женщин «Ее права» Лилия Волина отмечает: в жилищном законодательстве сложился общий подход регулирования прав и гарантий в жилищной сфере. Поскольку понятие «насилие в семье» появилось относительно недавно, в 2014 году, в нормативных правовых актах отсутствуют какие-либо исключения из правил в пользовании жилищными правами и гарантиями в ситуациях домашнего насилия.
— Меж тем, ситуации, когда партнер создает для женщины невыносимые условия для проживания в жилом помещении, на которое она имеет право, когда женщина вынуждена выехать, являются ничем иным, как экономическим насилием, — комментрует ситуацию специалист. — Во-первых, женщина не может пользоваться имуществом, которое по праву ей принадлежит. Во-вторых, она вынуждена терпеть дополнительные финансовые затраты. По сути, если даже женщина покинет жилье, она по-прежнему продолжает находиться в ситуации насилия, на этот раз — экономического. Исходя из практики поступающих к нам обращений я могу точно сказать, что для женщин жилищные условия являются одним из самых весомых препятствий на пути выхода из ситуаций домашнего насилия. Я думаю, что в законодательстве домашнее насилие должно стать исключительным обстоятельством, когда женщина может получить альтернативное жилье, возможность обмена или раздела жилья.
Вторым серьезным препятствием для женщин в ситуациях, схожих с этой, является риск потерять детей. По общему правилу в ситуациях домашнего насилия информация о привлечении партнера к ответственности направляется милицией в отделы (управления) образования, на основании чего ребенок может быть признан находящимся в социально опасном положении.
— И снова получается замкнутый круг: с одной стороны, женщина опасается за здоровье и жизнь своих детей и себя, с другой стороны, она боится обращаться за защитой куда-то в связи с угрозами об изъятии детей. По сути, женщина, пострадавшая от домашнего насилия, испытывает дополнительную травматизацию в связи с невозможностью защититься и рисками потерять детей, — поясняет Лилия Волина.
Юрист добавляет: несмотря на то, что специалисты системы образования занимаются профилактикой домашнего насилия, на практике они рассматривают атмосферу в семье только с точки зрения влияния на ребенка, без оценки воздействия на женщину, что в корне неверно. Это подтверждает опыт и других стран: там семьи, в которых есть домашнее насилие, исключены из потенциальных кандидатов постановки на СОП либо каждая из ситуаций рассматривается в частном порядке.
— С одной стороны — «нужно говорить о домашнем насилии, не замалчивать», а с другой стороны — «домашнее насилие — это внутрисемейный конфликт», «разберитесь в своей семье — тогда снимем с учета СОП», «если сообщения о конфликтах от вас продолжатся, отберем детей». Как результат, первопричина домашнего насилия не устраняется, и проблема продолжается либо уходит в латентную форму, — подытожила представительница центра по защите прав женщин «Ее права».
Информационно-правовая линия центра по продвижению прав женщин оказывает бесплатные консультации тем, кто столкнулся с нарушением прав. Звонить можно по телефонам: 8 017 327 77 27, 8 029 635 56 62, 8 033 675 56 62 (понедельник-четверг, с 9.00 до 17.00 часов).