The New York Times Magazine: семья, которая разоблачила российскую допинговую систему

Звезда легкой атлетики, накачанная допингом, и сотрудник антидопинговой службы поженились, почти развелись и разоблачили российскую государственную программу спортивного мошенничества. Историю супругов Степановых рассказал в The New York Times Magazine Джон Брант.

Солнечным июньским утром Юлия Степанова, одна из сильнейших российских бегуний на средние дистанции за последнее десятилетие, проводила свою обычную тренировку: шесть раз по 800 метров — каждый раз не медленнее чем за три минуты, — а затем шесть раз по 100 метров в почти спринтерском темпе. Темп ей задавал муж, Виталий Степанов, неплохой бегун, показывавший в марафоне результат меньше трех часов, но не принадлежащий к спортивной элите. Между пятым и шестым забегом, когда они пробежали трусцой двести метров, Виталий пошатнулся, а Юлия продолжала бежать в устойчивом темпе, экономя силы и восстанавливаясь. Ее лицо было бесстрастно, светлые волосы, собранные в хвост, подпрыгивали при каждом шаге.

Эта тренировка была ключевой частью подготовки к забегу на 800 метров на Олимпийских играх этим летом. В прошлом году она уже показала необходимый для квалификации результат. Но из-за той роли, которую она и ее муж сыграли в разоблачении российской государственной допинговой программы, которая привела к историческому запрету на участие российской команды в Олимпиаде в Рио-де-Жанейро, у нее не было страны, за которую она могла бы выступать. Она могла лишь надеяться, что ИААФ — руководящая организация мировой легкой атлетики — позволит ей выступать под олимпийским флагом, как позволили десяти беженцам из разных стран. Предполагалось, что решение будет принято в течение нескольких недель, и она ожидала его в изгнании, тренируясь на школьном стадионе в небольшом американском городе, который она не хочет называть. «Я даже своей маме не говорю точно, где я живу», — сказала она. Виталий с ней полностью согласен. Супруги опасаются, что они и их двухгодовалый сын окажутся в опасности, если откроют свое местонахождение, и даже могут поставить под угрозу спокойствие и безопасность своих родных в России.

Муж и жена пересекли стартовую линию и начали последний забег. Виталий упорно задавал темп до последнего двухсотметрового отрезка, когда Юлия вышла вперед и устремилась к финишу. Задыхаясь, согнувшись, схватившись за ноги, Виталий с надеждой обернулся к ней. Может, вместо стометровок они пройдут круг легкого восстановительного бега?

Для Юлии это было искушение. Ее спина болела после после тренировок по поднятию тяжестей. Шпарило солнце. Ее сына мучил кашель. А после тренировки ее не ожидал ни терапевтический массаж, ни специальное питание в столовой вместе с командой. Но все же она сказала: «Нет, мы бежим стометровки».

Все было намного легче, когда она была на допинге

«Я помню первый сезон, когда я начала применять стероиды и ЭПО», — она имеет в виду эритропоэтин, гормон, стимулирующий образование эритроцитов. Это было в 2007 году. Тогда ей был 21 год. За восемь месяцев ее личный рекорд на 800 м улучшился с 2:13 до 2:04.

Сейчас ей 29. Позади два года дисквалификации за допинг. Где-то между горами с заснеженными вершинами Юлия пытается угнаться за своими прежними результатами — и за своими олимпийскими амбициями — без помощи запрещенных препаратов. «Раньше у моих тренера не хватало терпения для психологической тренировки, — говорит она. — Российские тренеры не верят в спортсменов. Они верят в допинг».

17 июня ИААФ сделала важный шаг, не позволив российской легкоатлетической команде участвовать в Олимпийских играх. Руководство ассоциации посчитало, что нет оснований снимать запрет на участие в международных соревнованиях, введенный прошлой осенью, когда был опубликован доклад Всемирного антидопингового агентства (ВАДА) о российской государственной допинговой программе. На следующий день МОК подтвердил свое согласие с решением ИААФ. Затем в начале этой недели МОК объявил, что российским спортсменам во всех видах спорта придется проходить более тщательную проверку, прежде чем им позволят участвовать в Играх. Объявили также, что российские легкоатлеты, которые тренируются за границей и проходили проверку на допинг, все же имеют шанс выступить за свою страну.

Катализатором российского допингового скандала стал документальный фильм, показанные по телевидению в Германии в 2014 году. Он основан на видео- и аудиозаписях, тайно сделанных Юлией Степановой. В них ведущие российские спортивные чиновники, спортсмены и тренеры обсуждают применение запрещенных средств, улучшающих спортивные результаты. Эти разоблачения привели к тому, что ВАДА открыло расследование, закончившееся в прошлом ноябре публикацией отчета о гигантской системе использования допинга, поддерживаемой российским государством и насквозь пронизанной взяточничеством и запугиванием. Отчет, в котором Юлия как главный источник информации упомянута больше ста раз, проложил дорогу для дальнейших разоблачений бывшего директора российской антидопинговой лаборатории Григория Родченкова, который в этом году рассказал The New York Times, что он лично давал российским спортсменам коктейль из стероидов и виски и подменял образцы мочи во время Зимних Олимпийских игр 2014 года в Сочи.

Но история разоблачений российского мошенничества более давняя — ее можно проследить до 2009 года, когда Виталий и Юлия впервые познакомились.

Ему было 27 лет, он работал в Российском антидопинговом агентстве (РУСАДА) — первой в стране организации такого рода, только что созданной, чтобы поддержать намерение Владимира Путина провести Игры в Сочи. Виталий Степанов работал на информационном стенде агентства на чемпионате России по легкой атлетике в Чебоксарах. Он раздавал информационные листовки и сувениры, беседовал со спортсменами. В чемпионате участвовала 23-летняя бегунья на 800 м Юлия Русанова. Между забегами она в компании еще нескольких спортсменов подошла к стенду. После нескольких минут разговора Юлия дала Виталию адрес своей электронной почты. Примерно через неделю они договорились встретиться в Домодедове — подмосковном городе, где жила тетя Юлии.

Они собирались пойти в кафе или кино, но начали разговаривать и так и не вылезли из его машины. «Думаю, Виталий знает о допинге все, потому что РУСАДА — это как раз те, кто все это покрывал, — позже призналась мне Юлия. — В России все знают, что творится».

Юлия рассказала Виталию о тренерах, тренировочных лагерях, инъекциях и таблетках. Рассказала кое-что о византийской природе российского допингового мира. Юлия говорила, что ее цель — войти в сборную страны, и потому она будет продолжать участвовать в системе, основанной на запрещенных препаратах.

Виталий был ошеломлен. Он подозревал, что многие российские спортсмены принимают допинг и что РУСАДА намеренно этого не замечает, но он не представлял себе масштаб мошенничества, хотя работал в агентстве больше года. Он рассказал Юлии о своих попытках наладить в РУСАДА хорошую ответственную работу, чтобы бороться за чистоту спорта, о том, что хочет, чтобы все спортсмены проходили проверку на равных основаниях, о следовании правилам ВАДА.

Юлия рассказала ему, что ее тренеры говорили ей, будто допинг применяют во всех странах, это делают все и это единственный способ соревноваться на международной арене. И РУСАДА помогало им. Виталий ответил, что он не думает, что антидопинговые агентства в других странах занимаются укрывательством допинга. Юлия только покачала головой, услышав такие наивные речи. «В конце вечера мы оба сказали: „Из этого никогда ничего не получится“», — вспоминает Юлия. А Виталий говорит об этом вечере так: «Мы просто сидели в этой машине, как два идиота».

Тогда он поехал домой, но не мог перестать думать о Юлии. «На следующее утро я отправился в офис и решил поговорить со своим начальником, — вспоминает Виталий, добавляя, что к начальнику он относился как к учителю. — Я пересказал ему все, что услышал от Юлии о допинге и укрывательстве, и спросил, может ли это быть правдой». Начальник долго молчал — полминуты или больше. Когда он наконец заговорил, он полностью сменил тему разговора. Позже начальник сказал Виталию: «Послушайся моего совета и не связывайся с этой девушкой».

«Я понял, что все, о чем рассказала Юлия, было правдой», — признался Виталий

Детство Юлии Русановой было таким же холодным и жестким, как название города, где она выросла, — Курск. «Мой отец был алкоголиком, — рассказывает она. — Когда он напивался, он бил маму, двух моих сестер и меня. Но когда он был трезв, он был хорошим человеком. Он работал на заводе, у нас был сад, мы держали животных — свиней и кур. Отец мог не пить две недели, но потом напивался и бил нас. Я всегда боялась. Я хотела поскорее вырасти и уехать».

Когда ей было 14, она увидела по телевизору Олимпиаду в Сиднее. «Я думала: каково это — быть одной из них», — рассказывает она. Юлия любила спорт, но не собиралась заниматься им всерьез. Она поступила в профессиональное училище, чтобы стать техником по отоплению. На школьных соревнованиях она участвовала в забеге на 500 м и пришла третьей. Медаль полагалась только победительнице. «Я хотела получить медаль, — вспоминает Юлия. — Поэтому я начала тренироваться. Я хотела эту медаль».

В 17 лет она стала работать с местным тренером, который когда-то был среди лучших бегунов на 3000 м с препятствиями. Юлия попробовала эту и другие длинные дистанции, но ей больше нравились средние, особенно 800 м. Она подвала надежды, но ей не хватало уверенности — она начала тренироваться поздно, и другие девушки бегали быстрее нее.

«Я тренировалась год, и тогда услышала от других девушек странные вещи, — признается Юлия. — За обедом в тренировочном лагере девушки говорили о таблетках и уколах. Они говорили, что это делают все. Без этого нельзя попасть в национальную сборную. Если ты не пользуешься этим, у тебя нет будущего в спорте».

Тренеры, рассказывает она, объяснили ей, что для того чтобы выбежать из двух минут — порог мирового класса, — она должна тренироваться по специальной программе, которая невозможна без фармакологической помощи. Лучшее время, какое можно ожидать от «чистой» спортсменки, утверждали тренеры, — порядка 2:05.

И тогда Юлия попросила своего тренера Владимира Мохнева включить ее в эту программу

«Он ответил, что я пока недостаточно натренирована, — вспоминает она. — „Ты только начинаешь, подожди“». В 2006 году у нее случилась серьезная легочная инфекция. Чтобы помочь ей поправиться, Михнев уговорил врача выписать ей стероиды и тестостерон. Так началась ее допинговая карьера.

Михнев эту историю полностью отрицает.

Она вела подробный дневник своих тренировок, своих соревнований и приема всех лекарств. «Когда я впервые попробовала допинг, мне было страшно, — утверждает Юлия. — Я знала, что это плохо, но со временем поняла, что это нормально. Так делают все бегуны. И это помогает! Это трудно объяснить: ты прилагаешь такие же усилия, как тогда, когда была чистой, но бежишь быстрее».

В письменном заявлении, которое она представила ВАДА в 2013 году, Юлия сообщает, что после инъекций тестостерона ее личный рекорд на 800 м улучшился с 2:13 до 2:08:47. «Летом 2007 года мой тренер впервые дал мне туринаболан в таблетках и инъекции эритропоэтина, — пишет она; тогда ее личный рекорд улучшился до 2:03:47 (туринаболан — это анаболический стероид, который в 1970—1980-х годах давали спортсменам в ГДР). — На чемпионате России в своей возрастной группе я заняла седьмое место. Я принимала туринаболан каждый день в течение пятнадцати дней с 12 мая по 26 мая 2007 года. От тренеров я узнала, что туринаболан можно обнаружить через сорок дней после приема».

Дальше Юлия пишет, что получала подкожные инъекции ЭПО через день с мая по октябрь 2007 года. «Мне сказали, что ЭПО обнаруживается в течение девяти дней после последней инъекции. Как говорил мне тренер, на всех соревнованиях есть допинг-контроль и весь график подготовки рассчитан так, чтобы я была чистой во время соревнований». Зимой 2008 года, пишет Юлия, она принимала допинг, как и год назад. «Я получала инъекции тестостерона, как и год назад. Кроме того, я принимала незапрещенные средства. Мой личный рекорд достиг 2:01:96. Я выиграла чемпионат страны в своей возрастной группе и стала членом национальной команды (в возрасте 20−23 лет)».

Дальше на протяжении нескольких сезонов она принимала допинг все интенсивнее. «Чем больше я тренировалась, тем большая фармакологическая помощь нужна была моему телу для повышения результатов, — пишет она в своем заявлении. — Иногда от запрещенных препаратов мои мускулы перенапрягались, и я не могла бежать. Иногда кровь становилась слишком густой. Мне приходилось тренироваться, несмотря на все эти проблемы, и я думала, что через это проходят все спортсмены».

ЭПО вводят в вену на руке, а тестостерон — внутримышечно в живот или ягодицу. На пике применения допинга, рассказывает Юлия, она получала до трех уколов в день. «Но многие тренеры не знают, что происходит», — говорит она. Юлия утверждает, что Мохнев, например, все время колол ее в одну и ту же точку на ягодице, и в конце концов у нее образовалась болезненная киста. «Со временем я научилась сама делать себе уколы», — признается она.

Казалось, что игра стоит свеч. Она получала неплохие деньги через различные государственные агентства, платившие ей зарплату, хотя у нее не было никаких обязанностей, кроме тренировок и соревнований. Она зарабатывала около 4000 долларов в месяц — в России это довольно значительные деньги. Значительную часть времени она проводила в тренировочных лагерях в России и за границей. Сбылась ее мечта — быстро вырасти и уехать.

«Наше первое свидание, после которого оба мы решили, что из этого ничего не получится и мы больше не увидимся, было в августе, — вспоминает со смехом Виталий. — В октябре мы поженились».

Юлия вспоминает, что во время медового месяца в Египте осенью 2009 года она продолжала говорить Виталию что ее цель — попасть в национальную команду России. И она не скрывала, что в тренировочном лагере, в который она вскоре поедет, она продолжит принимать запрещенные препараты.

«Может быть, такие результаты возможны и без допинга? — спросил ее Виталий. — Неужели нет ничего другого?»

«Что такое это другое? — резко ответила она. — Ты знаешь, что это? Ты тренер?»

К декабрю супруги согласились, что их поспешный брак был ошибкой, и решили развестись. «В России удобный процесс развода, — говорит Виталий. — Если нет детей, все очень просто. Вы идете в офис и подаете заявление. Вам дают месяц на обдумывание решения. Через месяц один из супругов или оба приходят в офис — и все, они ставят печати — и вы разведены, вам даже не задают никаких вопросов. Но если через месяц ни один из супругов не приходит в офис, они разрывают документы, и вы остаетесь в браке».

В конце декабря, когда Юлия вернулась в Москву из тренировочного лагеря, она и Виталий поехали в офис, где их союз должен был быть формально разорван. Но когда они туда приехали, офис оказался закрыт на праздники.

«Мы решили, что это знак, — говорит Виталий. — Мы должны оставаться вместе и постараться все поправить».

С Юлией тогда начал работать доктор Сергей Португалов, у которого была репутация ведущего эксперта по использованию запрещенных препаратов. Согласно опубликованному в прошлом ноябре отчету ВАДА, независимая комиссия, проводившая расследование, нашла, что «Португалов не только снабжал спортсменов и тренеров запрещенными лекарствами, улучшающими спортивные результаты, но и разрабатывал допинговые программы и даже собственноручно делал спортсменам инъекции».

«Я принимаю те же средства, что и раньше, — говорит она, — но теперь я принимаю их лучше, и результаты тоже становятся лучше».

Тогда же, рассказывает Виталий, он начал активно сопротивляться коррупции в своем агентстве, тайно рассказывал сотрудникам ВАДА о своих разочарованиях и подозрениях, резко выступал на заседаниях в РУСАДА. «Теперь тренеры на меня даже не смотрели», — вспоминает он. Виталия уволили из РУСАДА в начале 2011 года, сообщив ему, что это сделано в связи с «реструктуризацией» агентства. Юлия начала ощущать перемену в отношении тренеров к ней; Виталий приписывает это своему «нежеланию брать взятки и сотрудничать с ними в годы работы в РУСАДА»: «Даже после того как меня уволили, многие в легкоатлетической федерации меня знали и не любили».

Это приводило к взрывоопасным спорам дома. «Не проходило ни одной недели без того, чтобы мы говорили о разводе, — рассказывает Виталий. — Невозможно логически объяснить, почему мы с Юлей все это время оставались вместе».

В олимпийский сезон 2012 года у Юлии случилась травма бедра, из-за которой она не попала на Игры в Лондоне. Она решила сменить тренера и начать все сначала, теперь ее целью были Игры 2016 года в Рио. Брак дал трещину, и Виталий понял, что и в этом отношении она хочет начать с нуля: «Новый тренер, новый олимпийский цикл — думаю, что я следующий. Пора избавиться от глупого мужа!»

30 декабря они вернулись в государственный офис и подали на развод. У них приняли заявление и назначили решение на 8 февраля. Юлия уехала в тренировочный лагерь, Виталий остался в Москве. «На этот раз действительно было похоже, что всему конец, — говорит он. — Я упаковал ее вещи и отвез их в Курск. Я был обессилен. Продолжать казалось бессмысленно».

В начале февраля 2013 года Юлия узнала, что ИААФ отстраняет ее от соревнований на два года — анализ крови показал наличие запрещенного вещества, это было нарушением кодекса ВАДА. «Иными словами, из меня сделали козла отпущения, — говорит Юлия. — С детства я делала все, что мне говорили тренеры. Я тренировалась так, как они указывали, и принимала лекарства так, как они указывали. И теперь они хотят, чтобы я делала все, как они скажут. Чтобы приняла свое наказание, двухлетнюю дисквалификацию, и ничего не говорила. Чтобы отдыхала, поправляла здоровье, и тогда мне сохранят зарплату. А через два года, в 2015 году я смогу начать подготовку к Играм в Рио».

Это был шок для Юлии, и она разозлилась

«Как только я узнала, что меня дисквалифицируют, весь мой мир, как я его представляла себе, рухнул у меня на глазах, — написала она в своем заявлении для ВАДА. — Было очень горько сознавать, что я дисквалифицирована, а люди, которые организовали в России допинговую программу, никак не будут наказаны и продолжат готовить спортсменов тем же способом».

Она поняла, что ее использовали и что она сама позволяла это с собой делать с первых дней в ее первом тренировочном лагере. «Тогда я поняла три вещи, — вспоминает она. — Первое: спортивные чиновники опять меня обманывают. Второе: если меня снова поймают на допинге, меня дисквалифицируют пожизненно. И третье: у меня есть этот сумасшедший муж, который годами борется с допингом».

Юлия уехала из тренировочного лагеря и вернулась в Москву, где у нее была намечена встреча с чиновником из спортивной федерации. Он должен был рассказать ей о деталях дисквалификации и, возможно, заверить ее, что как только дисквалификация закончится, она сможет вернуться к своему допинговому режиму. Было запланировано и еще одно дело: окончательное оформление развода.

Виталий встретил ее на вокзале, он ожидал, что они сразу поедут и подпишут бумаги о разводе. Но вместо этого они так же, как на первом свидании в 2009 году, сидели в машине и обсуждали шокирующие новости: дисквалификацию, ее ошибки и предательство тренеров. Она признала, что муж всегда был прав в том, что касалось допинга, и рассказала ему о запланированной встрече со спортивным чиновником.

Они задумались: что она может сделать? Один из вариантов был пойти на встречу и тайно записать опасный разговор на смартфон

Виталий мог передать эту запись своему контакту из ВАДА, это было бы бесспорное доказательство нарушений. Короче говоря, Юлия и Виталий могли вступить в битву с очень могущественными силами, но надежд на победу было мало. Или же они могли просто поехать и оформить развод.

Юлия взяла Виталия за руку. Они поехали к офису спортивного чиновника, и Юлия Степанова начала карьеру разоблачительницы.

После тренировки на школьном стадионе мы с Юлией и Виталием отправились в их тесную, но аккуратную двухкомнатную квартиру в рабочем районе, недалеко от стадиона, которую они снимают за 500 долларов в месяц. Примерно за неделю до показа немецкого документального фильма в декабре 2014 года они, предчувствуя, какой бомбой он станет, взяли своего маленького сына и уехали в Германию. Год они жили в Берлине. В начале 2015 года Виталию предложили работу в США, и семья переехала. С работой ничего не получилось, но Степановы решили остаться в Америке. В поисках места, которое можно дешево арендовать для тренировок в горах, они в конце концов оказались в этой солнечной долине между горными вершинами. Теперь, пока Виталий дожидается получения разрешения на работу, семья живет на свои сбережения и на деньги, которые присылают им те, кто их поддерживает.

Быстро приняв душ, Юлия начала нарезать картошку и свиную корейку, чтобы приготовить жаркое в сметанном соусе. Она рассказала, что ходит на курсы, чтобы улучшить свой английский, и, похоже, почувствовала облегчение, когда муж взял на себя бремя ответов на мои вопросы. «Наши времена бурь позади, — говорит Виталий. — Допинг чуть не отнял у нас семью, но борьба против допинга вернула ее нам».

Похоже, то, что в этой борьбе они оказались одиноки, очень тесно связало их между собой. «Даже сейчас никто на самом деле не хочет о нас слышать, — отмечает Виталий с отстраненной улыбкой. — Думаю, мы угрожаем множеству брендов». Но ни одному бренду Степановы не угрожают так, как путинской России с ее огромными инвестициями в спорт.

«Не стоит недооценивать клевету и оскорбления, которые они вынесли, и опасность, в которой они живут, — говорит немецкий журналист Хайо Зеппельт, автор документального фильма, благодаря которому Степановы оказались в центре внимания; самому Зеппельту тоже угрожали и нападали на него из-за его расследования. — Юлия и Виталий вместе стали в России врагом государства номер один».

В Курске маму Юлии преследуют в больнице, где она работает медсестрой: «как ты могла воспитать Иуду?» Когда отец Виталия в Челябинске включил телевизор, он увидел, как его сына и невестку обвиняют в предательстве.

Но если поступки Степановых и их последствия станут лучше известны, остальной мир может отнестись к ним куда лучше.

Олимпийский чемпион 1972 года в марафоне и первый председатель Антидопингового агентства США Фрэнк Шортер признает «гигантский вклад» Степановых и говорит, что они «дали надежду честным спортсменам всего мира».

«Выступить за то, что считаешь правильным, и обличить поддерживаемую государством допингов систему в своей собственной стране — это невероятно, — написал мне по электронной почте председатель Антидопингового агентства США Трэвис Тайгарт. — Те, кто ценит чистый спорт, всегда будут обязаны им. Оба они — в своем роде олимпийские герои».

В прошлую пятницу с этим согласилась ИААФ, постановив, что «МОК следует отнестись к случаю Юлии Степановой благосклонно», учитывая ее «экстраординарный вклад в борьбу с допингом». Но в начале этой недели МОК, похоже, перебросил решение этого вопроса обратно к ИААФ, оставив надежды Юлии в подвешенном состоянии. Но она и Виталий говорят, что довольны тем, что сделали, независимо от того, сможет ли Юлия бежать на Олимпиаде в Рио.

«Я не жалею о том, что сделала, — сказала мне Юлия. — И я не сержусь на российских тренеров и чиновников. Я сержусь только на себя, на то, что я хотела быть частью системы и так долго позволяла собой пользоваться».

Оригинал статьи: Джон Брант, «Брак, который привел к изгнанию российских легкоатлетов с Олимпиады», The New York Times Magazine, 22 июня