На заседании Совета безопасности президент Лукашенко сказал: «Все, кто сидит за этим столом и напротив меня: вы — не политики, вы — люди, четко работающие по своему направлению и защищающие интересы своего государства. Оставьте политику президенту».
Фото: Вадим Замировский, TUT.BY
Юрий Дракохруст, обозреватель белорусской службы «Радио Свобода». Кандидат физико-математических наук. Автор книг «Акценты свободы» (2009) и «Семь тощих лет» (2014). Лауреат премии Белорусской ассоциации журналистов за 1996 год. Журналистское кредо: не плакать, не смеяться, а понимать.
Сказано это было, напомню, высшим чиновникам государства, управленческой элите страны.
Ну и что в этом нового? Лукашенко повторил то, что много лет назад формулировал более афористично: «Политик в стране только один».
Так в том и дело, что ничего нового, а времена изменились.
Во время «Большого разговора» Лукашенко заявил о грядущем изменении Конституции. О смысле изменений он говорил довольно туманно и лишь намекал на перераспределение власти от президента к иным ветвям власти.
По мнению многих наблюдателей, эти раздумья — на самом деле раздумья о том, что будет после Лукашенко. Президент об этом и прямо сказал во время «Большого разговора», завершая рассуждения о новой Конституции: «Для любого думающего президента, если он решил закончить свою политическую карьеру, это наиважнейший вопрос: какой будет наша Беларусь, кому она достанется — нашим детям или тому, кому она не должна достаться».
О том же, судя по его словам, он говорил и с Путиным во время последней встречи в Сочи: «Мы откровенно друг другу говорим, что мы же не вечные, мы когда-то уйдем. А что оставим нашим детям? Как они продолжат нашу политику? Это тоже нас как политиков не может не волновать»
Предыдущие конституционные референдумы — 1996-го и 2004-го годов — были «однонаправленные», их результатом было усиление президентской власти, освобождение главы государства от «обременительных» ограничений и стеснений.
Сейчас же, судя по всему, речь идет о вещах если не противоположных, то, так сказать, «перпендикулярных», не об усилении личной власти, а об институционализации, усложнении системы, о создании страховочной сетки, которая предотвратит «войну всех против всех» после ухода со сцены первого президента Беларуси.
И об обеспечении сохранения твёрдой, авторитетной власти. И это не синоним всеобъемлющей власти. Шапка Мономаха тяжела, как отмечал Годунов в пьесе Пушкина, она не каждому по голове. Слабого лидера она может и раздавить. После ухода Годунова, кстати, на Руси и началась Смута.
А как предотвратить смуту после того, как сильный человек уйдет? Эту головоломку Лукашенко, судя по всему, еще не решил. Он-то сам, как никто, знает, какова цена писанному закону в Беларуси. Пока есть сильная воля на самом верху, так оно может и не катастрофа. Как остроумно отметила пресс-секретарь президента Наталья Эйсмонт, «диктатура — это наш бренд».
А откуда там, на самом верху, будет воля потом, за чертой? И тут мы возвращаемся к началу разговора, к тому, что в стране один политик. Но если все умеют только слушаться, подчиняться, выполнять приказы, то как и где они научатся властовать, править, вести?
И ведь дело даже не в банальном отсутствии практики именно правления, лидерства. Дело и в том, что Александр Лукашенко, фигурально говоря, «ломает хребты» своим подчиненным, не подчиняет их воли, а ломает их.
Постоянное публичное унижение чиновников, в том числе и самых высших — это обычная практика управления по-белорусски, по-лукашенковски. Может, для эффективности диктатуры это и полезно. И народу нравится — не только нас унижают, но и начальство.
Но что будет потом? Откуда у преемника Лукашенко возьмется воля, чтобы усмирять корыстные групповые интересы, да хоть бы и прямые бунты, откуда возьмется достоинство, хребет, чтобы говорить с хозяевами Белого дома и Кремля если не на равных, то хотя бы не как холоп?
Хребет-то уже сломан Лукашенко и какой хирург восстановит его? И какие конституционные трюки могут наделить волей человека, которого ее лишили?
Как ни странно, эта ситуация не предотвращает даже и «войну всех против всех», точнее, чревата затягиванием этой войны. Когда воля есть хоть у кого-то, он и побеждает остальных в скором времени. Когда воли нет ни у кого, война превращается в «возню всех против всех». Если все одинаково слабы, то мир с течением времени наступает только от усталости.
Специально ничего не говорю про оппозицию. Ее шансы оказаться на вершине власти невелики, но по существу и подходы к ней ничем не отличаются от подходов к властвующей элите. И ей ломают хребты, иногда почти и буквально, и ее отваживают всей мощью державы от минимального опыта правления.
Головоломка кажется неразрешимой и любые конституционные изменения тут абсолютно не выглядят какой бы то ни было панацеей. Возможно, свежим решением было бы перестать «ломать хребты» хотя бы своим. Особенно в русле раздумий о том, что все мы не вечны и на кого оставить страну.
Но стиль — это человек. Как в анекдоте про строгого льва, царя зверей, который отрывал у подданного зверья пятую ногу. Так у всех же четыре? А он сначала отрывал — потом считал.
Трудно менять привычки.
А Конституцию — проще. Может и поможет. Надо же что-то делать.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
