«Яблони растут — даже жучков нет. Частный сектор на задворках МАЗа

Красная Слобода — это небольшой, еще досоветский поселок на отшибе Минска. Одна короткая улица из частных домов, которую можно пройти насквозь за 7-8 минут, а рядом — крохотное кладбище, где хоронят местных. Так люди жили в 19 веке, так продолжают жить и сейчас: село на холме не вписалось в городской уклад, осталось «у черта на куличках», позади города, и только формально ему принадлежит.

Сельчане не хотели в город — город сам их поглотил: частный сектор со всех сторон обступили заводами, а в 1978 году включили в планы на снос. Почти 40 лет здесь запрещено строить и реконструировать дома. Многие жилища за полвека обветшали, некоторые во время летнего урагана и вовсе лишились кровли.

Перед нами один из таких домов. Разбитый забор украшают корни поваленного дерева. «Хребет» просел, изба изрядно потрепалась. Впрочем, судя по начинке, до урагана она тоже новизной не блистала.

Пожилого мужчину, который здесь жил, вроде бы переселили в квартиру. Краснослободцы не слишком тесно друг с другом общаются и не знают подробностей.

А инвестиционные перспективы этой земли по-прежнему не обнадеживают: кому нужен участок на задворках МАЗа, да еще и с обременением в виде людей, каждому из которых предстоит выплатить компенсацию за сносимые избы.

Пока власти ждут чуда, Красная Слобода застыла между жизнью и смертью, прошлым и будущим, отшельническим хутором и заводской окраиной. Поселок встретил нас неприветливо: на каком-то из окрестных заводов жгли пластик, люди прятались за глухими заборами, и только двое молодых людей в рабочей одежде что-то мастерили в открытом гараже.

— Ну какой здесь может быть воздух? МАЗ, МЗКТ, склады с производством, кольцевая, промзона «Шабаны», очистные сооружения, — перечисляет Дмитрий, указывая рукой вокруг себя, как в детской считалке. — На светлых машинах после дождя видны желтые точки. И это не цветочная пыльца, а металлическая, с литейки. Не знаю насчет соседей, но наша семья на земле ничего не выращивает. Что хорошего может вырасти в Минске? Яблони растут — даже жучков нет.

— Этот поселок досоветский. Мои предки здесь живут еще с XIX века. Самый старый дом на моей памяти — 1901 года, но его уже снесли. А дом 1909 года, например, еще стоит. Лично моя семья ждет сноса. Папа мой ждал, я жду... Эта мечта кочует из поколения в поколение.

У Алексея вчера родился ребенок. И на вопрос о происхождении дыма в воздухе он отвечает: «Лично я ничего не чувствую. Пью коньячок, потому как бы так». Его дом на фоне остальных выглядит свежо, отстроили его всего 5 месяцев назад, после пожара. До пожара Алексей здесь не жил, и вообще никто не жил. Бывший собственник обменял участок с пепелищем на баню из сруба, которую Алексей возвел ему за городом. А спустя несколько месяцев наш собеседник построил дом уже себе и вместе с женой отпраздновал новоселье.

— Поставил банный комплекс из сруба за городом на 180 «квадратов», в два этажа. Он мне взамен этот участок отдал. Так и обменялись: ему хватает и мне хорошо.

— Переезжать не хотим. Нас все устраивает. С экологией, конечно, не очень. Гатово здесь рядышком, кожевенный завод... — добавляет Алексей в копилку источников вони. — Но мне нравится частный сектор, чувствую себя хозяином на своей земле. Кроликов завел, курочек, котят, может, 20 штук держим. Я не хочу другого! И завода пока не чувствую. Жил на квартире — там сложнее дышалось. Мы на Пушкина снимали. Цены скачут, каждый кризис новые правила.

— Не жалко, что ваш новый, только что построенный дом могут в любой момент снести?

— Ничего не жалко! Ждать, пока снесут? А когда жить? Разрешение в исполкоме на строительство дали: сказали, что инвестора нет. Появится инвестор — значит, снесут. Не появится — будем жить.

— На участке малину выращиваем, арбузы, дыни. Немного, правда, было: 10 дынь и 12 арбузов. Но земля плодородная: в принципе, растет всё. Сниму крышу, сделаю второй этаж — будем жить как у христа за пазухой. В городе деревню иметь — это очень круто. А экология…

«На машине каждое утро слой пыли. Наверное, и в легких это все оседает»

Следующий в нашем списке — тракторный завод, который работает в три смены. Таковы особенности литейного производства: его нельзя остановить. Поэтому люди, которые здесь живут, дышат металлической пылью 24 часа в сутки. Многоквартирная застройка начинается сразу через дорогу от предприятия.

Район находится неподалеку от центра города, имеет собственную станцию метро и очень уютный, малоэтажный жилой фонд. Минчане его любят, но жить в нем не хотят: то ли дело в том, что старые дома с лепниной врастают в землю и превращаются в пыль, то ли эта пыль — из индукционных печей литейного цеха. Так или иначе, один из самых красивых районов Минска по данным Realt.by входит в тройку самых дешевых.

— Я уже привык к этому запаху, живу здесь с самого рождения, 17 лет, — рассказывает Никита. — Чувствую его только пару раз в неделю, особого дискомфорта он не приносит, но на здоровье, наверное, сказывается. Семья моего друга, например, переехала из-за литейки: у бабушки начались проблемы со здоровьем. Причем, бабушка на тракторном никогда не работала, она экологом была, ей просто когда-то выделили здесь квартиру.

— С людьми, которые просто живут возле литейки, такое редко случается. Но для заводских рабочих все эти болезни — профессиональные. А здесь очень много таковых. Если в час пик выйти из дома, видно, что люди прямо с заводской проходной идут сюда, в свои дома толпами. На тракторном работают целыми династиями: те, кто получал здесь квартиру при советской власти, их дети и внуки.

— Ну как вам сказать. Чем богаты, тем и рады, — пожимает плечами Людмила, спускаясь со школьного крыльца за руку с маленьким сыном. — Я бы с удовольствием жила в Зеленом Луге, если бы мне кто-нибудь там купил квартиру. Сюда мы переехали 10 лет назад, а до этого жили в Серебрянке, там воздух был почище: видимо, парк 50-летия скрадывал все эти выбросы. Думаю, соседство с заводом очень сильно отражается на здоровье: если на машине каждое утро слой пыли, то, наверное, и в легких это все оседает. Слышала, что литейку собираются перенести. Но даты, конечно, не называют.

«Раньше дыма было столько, что с 50 метров машину не разглядеть. Но в последние годы что-то поменялось»

Еще одна улица, которая славится своим нечистым воздухом — Кальварийская. Небо над головами местных жителей с одной стороны коптит Минский завод отопительного оборудования, с другой — «Атлант». Впрочем, на популярности района это почему-то не сказывается: квартиры здесь стоят дорого из-за близости к центру и потому, что в последнее время здесь возвели несколько новостроек повышенной классности: жилой дом «Парус», где, к счастью жильцов, окна не открываются, и комплекс «Каскад», обитатели которого начиная от самого новоселья ведут переписку с чиновниками, умоляя их вынести предприятия за пределы города. В ответ власти констатируют: «денег нет, но с экологией района все в порядке», а людям остается только «держаться» и сохранять «хорошее настроение».

— Честно говоря, впервые слышу, что здесь есть какой-то завод. Живу здесь около года, квартиру снимаю, никакого вредного влияния не чувствую, — удивляется девушка и тут же скрывается в подъезде 5-этажной «хрущевки» по ул. Бирюзова, стараясь не попасть в объектив.

Ее соседка Ксения сейчас гуляет с детьми во дворе. Она тоже снимает здесь квартиру, правда, довольно давно — с 2009 года.

— Запах есть. Бывает, целый день дышишь выбросами. Когда они включают свое производство, мы окна предпочитаем не открывать. Конечно, так не каждый день. Но если с утра чадит, то это до вечера. На моем здоровье выбросы особо не отражаются. Дети болеют, но это вирусы: ходят в сад, приносят оттуда. Вычленить влияние завода довольно сложно.

— Меня больше волнует табачная фабрика, — признается Людмила, которая живет здесь с 1985 года. — Как выходной — такая вонь! Завод уже ничего по сравнению с тем, как раньше было. Раньше от него весь район был в синем дыме. Машину на расстоянии 50 метров нельзя было разглядеть. А в последние год-два стало нормально. То ли жители «Каскада» подсуетились, то ли президент, который рядом с «Атлантом» Дворец Независимости построил. Если ветер в ту сторону, то и там тоже, поди, дышать нечем.

— Думаю, на здоровье это отражается. Мне, например, онкологию ставили. И многие в этом доме болеют. В соседнем подъезде мужчина с болезнью легких. Сейчас я реже выхожу на улицу — не с кем гулять, а когда дети были маленькие, мы общались.

— Конечно, хотела бы, чтобы завод вынесли за пределы города. Если бы кто-то ходил, собирал подписи — непременно бы подписалась. Но заниматься этим не стану. Да и не с кого подписи собирать: 4 квартиры с постоянными жильцами, остальные — квартиранты, они меняются, и им по большому счету без разницы, чем здесь дышится.