Похитительница поросят. Как в 19 веке в Бобруйске судили очень странную преступницу
19 января 1892 года бобруйский городовой Тимофей Ковалевский, сменившись с дежурства, зашел в Крепость поболтать с друзьями. Домой возвращался после 8 вечера. Путь городового лежал через пустынный в этот час полигон. Вдруг с полигона донесся приглушенный крик. Ковалевский ускорил шаги: ну-ка, что там происходит? И тут крик раздался снова. На этот раз он был таким пронзительно-звонким, отчаянно-громким и жалобным, что городовой в испуге присел и схватился за уши.
Чего боялись наши предки, жившие 100−200 лет назад, о чем мечтали, какое поведение считали предосудительным, в чем видели удачу, кому завидовали и кому сочувствовали, на чем экономили, какие новости обсуждали за обеденным столом и что при этом ели? В научных трудах ответов на эти вопросы не дается. Мы решили поступить по-другому: наша главная героиня — повседневность, а главный герой — обычный человек. А помогут нам документы судебных дел, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси.
Истцы и ответчики, правые и виноватые тех давних судебных разбирательств давно обрели вечный покой, но их поступки и слова продолжают жить. Запечатленные густыми чернилами на плотной шероховатой бумаге, они рассказывают нам историю страны и ее граждан сквозь призму бытовых забот и людских страстей.
Имена и фамилии действующих лиц, названия населенных пунктов, состав преступления и приговор суда даются без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией материалов судебного дела.
«Тихо, молчи, умирай!»
Подойти к потенциальному месту преступления Тимофей Ковалевский смог только через минуту-другую, обнажив шашку и скомандовав самому себе: «Вперед, солдат!» Об этом он впоследствии признавался без тени смущения. Преодолев несколько саженей (1 сажень равна 2,13 м), городовой вгляделся в темноту и увидел катающегося по снегу человека, прижимающего к себе кого-то небольшого, издающего визг и хрип. Ковалевский расслышал: «Тихо, молчи, умирай!». Подошел ближе. Фигура отделилась от земли, машинально оправила юбки. На снегу в луже крови остался лежать поросенок. Недалеко от него валялся нож с окровавленным лезвием и веревка.
Женщину в платье с пятнами крови зарезанного ею поросенка и найденные на месте происшествия улики Тимофей Ковалевский доставил в полицейскую часть. Там женщина, не таясь, назвала свое имя и звание («Ульяна Морозова, бобруйская мещанка») и принялась просить: «Голубчики, отпустите меня домой. Ведь если я украла и зарезала этого поросенка, то только потому, что была пьяна, а пьяный человек себя не сознает». Когда полицейские заметили, что на пьяную Ульяна Морозова не похожа и водкою от нее не пахнет, прозвучала новая версия: «Голубчики, поросенка я украла по моей бедности. Кушать мне было нечего. Имейте снисхождение». Но как оказалось в дальнейшем, и эта версия не была правдивой.
«Накинуть на шею несмышленышу веревочную петлю, затянуть ее, заглушая визг, и утащить добычу за собой»
40-летняя Ульяна Калиновна Морозова хотя и не испытывала острой нужды в деньгах, все же ни единой копейки не тратила на водку: считала ее вкус мерзким, а воздействие на эмоции неинтересным. Что до источников дохода, то их у женщины было сразу два. Во-первых, одинокую Ульяну финансово опекала старшая замужняя сестра. Во-вторых, Морозова была и слыла прекрасной стряпухой, поэтому время от времени подрабатывала на чужих кухнях. Однако готовить для незнакомых людей Ульяна не любила. У нее было другое увлечение, призвание, дело жизни, а именно охота.
Охотилась женщина не на лесного зверя, а на зверя городского или домашнего. И не палила в него из ружья, а приманивала ласковыми словами и лакомством, убивая свою добычу на последнем — самом нетворческом — этапе. В карманах у Морозовой всегда были нож, веревка с собственноручно сделанной подвижной петлей и угощение — ведь поросята любят поесть. Утром, днем, вечером Ульяна бродила по тихим бобруйским улочкам, переулкам, пустырям, по городским окраинам и смотрела на пасущихся свиней и их детенышей. Таких в городе было много: едва ли не все хозяева выпускали по утрам свиней из сараев (причем и летом, и зимой), чтобы вечером загнать их обратно. Но домой возвращались не все животные.
Обычно Ульяна охотилась так. Оглядывалась по сторонам (нет ли поблизости малолетнего пастуха?), садилась на землю около гуляющих поросят и клала рядом с собой отварную картофелину или кусочек тыквы — любимую еду «пятачков». Обоняние у свиней острое, лакомство они чуяли на расстоянии. С пришедшим за угощением детенышем Ульяна ласково разговаривала: ах, какой хорошенький; и ножки у тебя прелестные, и пятачок — запечь тебя целиком, выложить на блюдо, так будет не только вкусно, но и красиво. Дальше предстояло увести малыша за собой, приманивая все той же картофелиной или тыквой, чтобы в безлюдном месте накинуть на шею несмышленышу веревочную петлю, затянуть ее, заглушая визг, и утащить добычу за собой.
Дальнейшие действия зависели от возраста и, как следствие, от веса пойманного поросенка. Нетяжелых поросят возраста одного-два месяца Ульяна прятала в мешок, отвозила в ближайший город или местечко и продавала на рынке живыми. Украденных животных возраста три-четыре месяца она убивала в лесу и по частям приносила домой, чтобы потом также продать на рынке. Ловить поросят старше шести месяцев Морозова не любила: они были крупными. Но иногда у нее не было выбора: если пасущиеся малыши все не встречались, а за угощением следовал детеныш постарше, то приходилось затягивать петлю на его широкой шее.
Поросенок, с которым женщина боролась на полигоне у Бобруйской крепости, был восьми-девятимесячным — правда, по зимней поре, «совсем худосочным». И все же убить такого крупного поросенка с первого раза Морозовой не удалось. Охотница смертельно ранила свою добычу, и чтобы заглушить крики умирающего животного, легла на него и прижала своим телом к земле. Именно в этот момент к женщине приблизился городовой Тимофей Ковалевский.
«У Морозовой были шансы избежать суда и тюремного заключения»
Отметим, что Ульяна не впервые попалась на краже поросят. В 1890 году, то есть за два года до описываемых событий, ее поймали с чужим поросенком в веревочной петле, судили и приговорили к двухмесячному тюремному сроку. За год до этих событий Морозову остановили, когда она вела за собой молочного поросенка, вновь судили и приговорили к полутора месяцам тюремного заключения. И теперь для женщины было важно, чтобы полиция не узнала о том, что перед ними воровка со стажем. Именно поэтому Морозова готова была притворяться пьяной, бедной — какой угодно, но главное неопытной, впервые оступившейся. Она и притворялась, а сама с нетерпением ждала старшую сестру, чтобы та пришла и «выкупила» ее из полицейской части.
Старшая сестра Ульяны появилась в части уже утром. В то же самое время в часть неожиданно пришел потерпевший — житель Бобруйска Александр Дорошкевич, загонявший накануне вечером свиней в сарай и недосчитавшийся одного поросенка. О том, что полиция поймала воровку с чужим поросенком, он узнал так быстро потому, что сам служил в полиции городовым.
Осмотрев мертвого поросенка, Дорошкевич признал его своим. Ульяна Морозова стала просить у потерпевшего прощения и умоляла его «решить дело миром». Она предлагала Дорошкевичу 6 рублей за моральный ущерб (деньги Ульяне принесла сестра) и не уставала повторять, что материальный вред потерпевший не несет: ведь ему остается туша его поросенка. Дорошкевич деньги взял.
Таким образом, у Морозовой были шансы избежать суда и тюремного заключения. Но случилось следующее: пролежав в полицейской части всю ночь «неочищенным», поросенок испортился, и его мясо есть было нельзя. Дорошкевич обнаружил это дома, тут же вернул в полицию тушу животного и 6 рублей, и написал заявление с просьбой «дать делу воровки законный ход». Началось следствие.
Судил Ульяну Калиновну Морозову Минский окружной суд. Сразу же была озвучена информация о первых двух судимостях Ульяны. За третью по счету (раскрытую) кражу женщину ждало наказание в виде тюремного заключения на срок от 1 до 1,5 лет. Прокурор склонялся к тому, чтобы применить к серийной воровке максимально строгое наказание, но присяжные заседатели — а суд проходил с их участием — неожиданно решили, что Морозова заслуживает снисхождения (по каким причинам — в документах не указано), следовательно, наказание для нее должно быть уменьшено на 1 степень. В результате Ульяна Морозова была приговорена к 1 году тюремного заключения и к 4 годам полицейского надзора после отбытия наказания.
Туша поросенка к началу суда уже была уничтожена, 6 рублей, выданных некогда Морозовой потерпевшему и принесенных им обратно, было решено вернуть лишившемуся поросенка Александру Дорошкевичу.